Сергей Лисицын - Перекресток
Пора валить с Перекрестка. Здесь может стать очень неуютно.
Отчего-то вспомнился старый рейнджер, что маячил последние месяцы на плоскости, его спокойный оценивающий взгляд — и решение оформилось окончательно. Да. Это — его последняя операция на Перекрестке.
С этой мыслью Илов лег, закрыл глаза и уснул.
* * *Мартин. Укрытие.
Я лежал, закрыв глаза, и пытался снова погрузиться в сон. Когда-то меня учили этому. И учили хорошо, я мог отключиться в течение нескольких минут. Я мог урвать минуту сна во время краткой передышки в бою, и ее мне хватало, чтобы восстановить силы.
Я спокойно заснул спустя несколько часов после того, как смотрел, как из женщины, с которой я жил, аккуратно достают кишки и выкладывают узором на кровати.
И кошмарные сновидения меня не мучили.
А сейчас я проснулся от видения, которое меня не посещало очень и очень давно. По забралу тактического шлема стекает густая белесая жижа, а в шлемофоне истошно орет рядовой первого класса Робертсон, которого медленно затягивает сизая пузырящаяся масса — ксеносы обстреляли мою группу из своих ненормальных не то орудий, не то извивающихся личинок каких-то местных насекомых. Выпускали эту массу они с убийственной точностью. Мы разнесли их расчет, но Робертсона успели уделать с ног до головы.
Мы сходили с ума третью неделю. От беспредельной чуждости этого мира, от невозможности понять или хотя бы предсказать действия ксеносов, упавших на эту полупустую сельскохозяйственную планетку и вгрызающихся в ее нутро — тупо и неостановимо. Нутро планеты уже было изъедено их ходами, камерами, залами, в которых плескались озера серой вязкой слизи. Слизь постепенно застывала, образовывала дикие паутинчатые кружева, сводящие людей с ума одним своим видом. И эти чужаки говорили — говорили постоянно, неумолчно, они трещали, щелкали и выли, а потом вдруг, разом, замолчали и начали уничтожать все, что было не ими. Они заливали потоками пены леса и поля, местную армию они просто стерли с лица планеты, и все это заняло считанные часы. Когда корабли нашей десантной группы выпали в трехмерность, планета уже напоминала яблоко со снятой шкуркой. Выделялись лишь черные пятна городов и нескольких крупных фермерских поселений. От космопортов судорожно рвались вверх на устаревших антигравах эвакуационные корабли, за которыми тянулись ленивые языки «дымного джинна» — мерзкого ксеносовского изобретения, обволакивавшего корабли и проникавшего в мельчайшие поры и щели. Корабли, до которых дотянулись джинны, продолжали подниматься. Но в космосе их ждали только наши заградительные отряды с командами зачистки на борту.
Мне пришлось быть в такой команде только раз, и этого хватило.
Наземная операция пошла не так с самого начала. Кто-то напутал с координатами, и капсулы с нашей группой упали чуть ли не на головы целой толпе ксеносов, которые сразу же образовали пирамиду из своих текучих белесых тел и обдали нас первым залпом слизи.
Поверхность планеты уже плыла и дрожала, ксеносы виделись как сквозь жаркое марево — наши яйцеголовые говорили, что это потому, что твари существовали в нашей физической реальности лишь частично…
А потом нам приказали зачистить огромную ферму, состоящую из синих пластиковых куполов, соединенных зелеными трубчатыми переходами, отчего казалось, что все это — гигантская детская игрушка, внутри которой переливается, пузырится какая-то жидкость. Чуть в стороне стояли фермерские дома — вроде бы совершенно целые.
К тому времени Робертсон уже перестал кричать. А два синих купола взорвались немыслимо красивыми фонтанами мелких переливающихся под солнцем осколков и ослепительными фонтанами сверкающих брызг. И из всего этого кошмарного великолепия на нас поперли гигантские, разворачивающие кольцо за кольцом суставчатые тела — боевые многоноги ксеносов.
На каждом прилепилось не менее десятка ксеносов-наездников. Они вцепились в сырые бока этих тварей своими безобразными конечностями и висели, словно детеныши обезьян, дергаясь и подскакивая в воздухе.
Один из них сунул голову в складку на боку многонога, и тот, отрывая сегмент за сегментом от поверхности, полез вверх, превращаясь в устремленное вверх орудие. Я увидел, как заходило, сокращаясь, туловище, готовое извергнуть струю все на свете разъедающей слизи, и тут в шлемофоне взвизгнул голос штабного майора:
— Залп! Уничтожить орудия противника.
И мы дали залп. Огненные шары превратили многоногов, ферму, дома, саму землю в кратер со спекшимися стеклянными стенами.
Это уже потом выяснилось, что в фермерских домах засели семьи, до последнего надеявшиеся на то, что мы пришли их оттуда вывести.
Это уже потом выяснилось, что запись той команды загадочным образом исчезла из архива штабных регистраторов.
А тогда я чувствовал только глубочайшее удовлетворение, потому что хотя бы нескольких наших парней избавил от участи навсегда замолчавшего Робертсона.
Суд, обвинение, изгнание и какая-то сытая штабная тварь, ломающая у меня над головой ритуальный клинок, — все это уже ничего для меня не значило. Я занимался тем, что меня отлично научили делать, — выживал.
Быстрее всего отмирали эмоции и привычные шаблонные представления о человеческих взаимоотношениях. Гасить их меня тоже научили и теперь получили то, что создали сами: автомат для выживания. Но отныне я выполнял программу только своего выживания.
А теперь я не хотел выживать один, и в этом была моя сила и моя слабость. Например, сейчас я нерационально использую ресурсы, которые мне могут понадобиться, как только утихнет буря.
Поняв это, я снова закрыл глаза и уснул. На этот раз крепко и спокойно.
* * *Спуск на нижние ярусы прошел спокойно, даже скучно-буднично. Лишь Олег время от времени останавливался и как-то птичьи дергал головой.
Разумеется, он молчал, местным совершенно не нужно было знать, что его охватывает тревога — он вспоминал о двух исчезнувших экспедициях компании.
Не было никаких фактов, что исчезли они именно здесь, но подсознательно он ожидал, что вот сейчас увидит тела в скафандрах.
Головная группа осторожно прощупывала пространство перед собой «свистками» — универсальными комплексами обнаружения активности, следом шла основная группа, в центре которой плыли по воздуху платформы с саркофагами капсул для транспортировки биоматериала, замыкающая двойка контролировала для порядка боковые проходы.
Чем ниже спускалась экспедиция, тем глубже становилось окружающее безмолвие. Тишина давила на виски, заставляла чаще дышать, и звук собственного дыхания отдавался в ушах, отчего хотелось замереть, прислушаться. Хотелось задержать дыхание, и даже самые опытные удерживались от этого только волевым усилием — знали, что после этого захочется сделать глубокий вдох, от которого будет еще больше шума в ушах.
Олег со своим телохранителем шел впереди, молчаливые, шагающие спокойно и слаженно, словно автоматы. Коридоры и переходы комплекса освещались тускло мерцавшими овалами неописуемого красновато-зеленого цвета. Свет этот моментально выводил людей из уравновешенного состояния, и, когда группа дошла до огромного, полного все того же тусклого мерцания зала, нервы у всех были уже на взводе. Пришлось скомандовать всем ввести успокоительное.
Неровный волнистый пол зала затруднял движение. Илов почему-то представил огромные, поблескивающие в тусклом свете, змеевидные тела, скользящие по зеркально-скользким, навсегда застывшим волнам, обвивающие изогнутые каменные выступы, доходящие до середины стен колонн с плоскими вершинами.
Олег остановился в центре зала, сверился с показаниями своего навигатора и скомандовал поворачивать налево. Дальний конец зала утопал в клубах тяжелого тумана, и Илов почему-то снова подумал о змеях, скользящих в тумане и о чем-то шепчущих шипящими голосами.
Хотя не было тут никаких змей, если верить видеозаписям, которые нашли и расшифровали едва ли не в первый же год прибытия на Перекресток. Если верить многочисленным вырезанным в камне изображениям, голограммам и файлам в компьютерных системах — были эти существа прямоходящими, имели верхние и нижние конечности и вроде бы были даже гуманоидами.
Зачем им понадобилось такое архитектурное извращение, Герман не понимал.
— Здесь, — Олег показал рукой на участок стены, внешне ничем не отличавшийся от остальных, — устанавливайте резак и вскрывайте стену.
Двое плечистых парней, выбранных за физическую силу и туповатую методичность, сноровисто собрали установку и отрегулировали силу режущего луча. Олег лично проверил настройки, еще раз сверился с показаниями своего комма.
— Режем аккуратно, фрагмент вынимаем наружу, — в тысячный раз повторил он инструкцию.
