"Фантастика 2024-6". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Проскурин Вадим Геннадьевич
Заорало оно поздновато, но Иван справедливо рассудил, что вряд ли он смог умно распорядиться несколько большим временем, чем у него было. Вообще, горе-богатырь извлек массу уроков из ночной встречи с Эльфенсоном Патлатым и его не менее вихрастыми подручными. Сейчас же ему следовало довести начатое до конца.
Он дошел до деревеньки, где наколол одинокой старушке дровишек, за что получил не изысканный, зато сытный обед и подсказку, как быстрее добраться до Двери.
К вечеру армейский ботинок усталого, голодного и злого старшего сержанта Емельянова ступил на пыльную мостовую Двери.
Город со столь странным названием вообще не был обнесен крепостной стеной. На ум Ивану пришло словосочетание «двухэтажная деревня». Оно точно и исчерпывающе описывало Дверь.
В начинающихся сумерках кричали унылые зазывалы. Вся их реклама была кое-как зарифмована и качеством напоминала провинциальные ролики, расхваливающие товары и заведения любого современного города.
– Обходит разбойник, сторонится вор. Лишь честным открыт постоялый наш двор! – гордо взывала к правде дородная женщина, стоящая на крыльце гостевого дома.
– У нас вкусней, приди проверь! Не лезь в окно, пройдем-ка в «Дверь»! – скандировал парнишка возле харчевни, носящей название города.
– Заем, заклад, если не подфартило! Возьми деньжат у Мухаила! – эти гениальные стихи голосил изнуренный мальчонка с бутафорскими денежными мешками в руках.
Старшой глянул на радиоприемник, потом остановил зазывалу, спросил:
– И где найти твоего Мухаила?
– Рядом с княжьим теремом евонная хоромина, чудак-человек. Кто не знает Мухаила, будь он неладен!
Значит, в центре, смекнул Иван. Ломиться к местному ростовщику было поздно. Дембель пошел на постоялый двор, где потратил последние два гроша.
Перед сном он попробовал включить радио на расстоянии, но злополучная конструкция из пластмассы и металла осталась мертвой. «Ну и продам!» – укрепился в мысли парень.
Утром новоиспеченный бомж Емельянов проснулся в хлеву, где ему отвели уголок на сеновале. Гордость, естественно, была уязвлена, только супротив обстоятельств не попрешь – по оплате и апартаменты.
Намедни утомленный воронежец не рассмотрел город, поэтому, покинув гостиный двор, глазел на утреннюю Дверь, как баран на новые ворота.
Двухэтажный город утопал в вязком и влажном тумане. Влага оседала на желтых листьях деревьев и капала, словно дождь. Под каждым деревом темнели мокрые пятна. Несмотря на сонный туман, люди спешили по своим делам, торговцы открывали лавки, лоточники приставали к барышням, крестьяне пытались сбыть свежее молоко лодырям-горожанам. В считанные минуты пространства, залитые полупрозрачной пеленой, населил народ. Смутные фигуры, приближаясь к Ивану, обретали вполне конкретные очертания. Хмурый мясник, продавец булок, вымазанный в муке, девка-чернавка, двое башмачников, перекидывающих друг другу новый сапог, будто мяч, хитроглазый пострел-посыльный проходили мимо дембеля и вновь растворялись в водянистом мареве.
Прохлады не было, в мире все так же царил жар, просочившийся из Пекла.
Старшому наскучило рассматривать однотипные домишки и скудные подворья, он выспросил дорогу к княжьему терему и двинулся в центр Двери. Иван рассудил, что следует попытать счастья с Мухаилом, а уж затем идти к местному князю. Парень знал о своей славе победителя Злебога, но совершенно не представлял, как можно конвертировать ее в деньги.
По дороге выяснилось неожиданное: ростовщик Мухаил оказался в некотором роде градообразующим мужиком. На улице Иван услышал много нелестного в его адрес. Достаточно было того, что полное имя ростовщика звучало как Мухаил Гадцев сын.
– Да от тебя работы дождаться, как от Мухаила милостыни! – в сердцах воскликнул заказчик, выходящий из лавки скорняка.
– Гадцев меньше дерет! – неистовствовал покупатель, торгуясь с кузнецом.
Воронежскому дембелю оставалось лишь удивляться, насколько ненавидимым может быть человек, если его имя стало нарицательным.
На одной из площадей Емельянов-старший увидел помост, с которого давали представление уличные актеры. Сегодня там кривлялся единственный скоморох в колпаке да маске, вооруженный гудком. Следует заметить, что гудок представлял собой трехструнное подобие скрипки, по струнам которой играющий наяривал смычком. Дембель озадачился, ведь он с детства думал, что гудок – это дудка, но в небольшой толпе несколько раз восхищенно повторили:
– Гляди-тка, как гудит [9] благолепно, озорник!
Скоморох, уперший инструмент в колено, ловко наигрывал простенькую задорную мелодию, привлекая к себе праздный люд. Когда же собралась изрядная толпа, шут отбросил смычок и стал щипать струны, имитируя вдохновенную игру на гуслях. Лицу он придал выражение одухотворенной торжественности, голосу – глубину былинного вдохновенного сказителя.
Пародия на былину пришлась людям по вкусу. Народ хохотал, бросал на помост медные денежки. Крепко сбитый скоморох проворно кланялся, попутно собирая улов.
Насладившись представлением, Иван побрел к дому ростовщика.
