Цена ошибки - Грибанов Роман Борисович
Снаряды четырех двадцатитрехмиллиметровых пушек МиГ-17 просто снесли выпуклую часть командирской башенки вместе люком, зенитным браунингом и головой командира танка, попутно превратив внутреннее пространство боевого отделения из закрытого в открытое. Поэтому скачок давления был для американцев не столь губителен, они всего-навсего потеряли сознание на несколько секунд. Но эти секунды оказались фатальными. Т-54А Анджея Тучапски наконец-то развернул свою башню. Правда, наводчик «паттона», когда в его танк попала граната, инстинктивно нажал на рычаг спуска, но одновременно он непроизвольно качнул штурвал вертикальной наводки. Бронебойный снаряд, вылетевший из пушки «паттона», попал в верхний край башни и рикошетом ушел в облака. Наводчик Т-54А, крайне удивленный тем фактом, что еще жив, стал ловить в прицел своего врага. Он, не дожидаясь команды поручика, который в это время еще тряс головой, приходя в себя после легкой контузии (американский рикошет бронебойного снаряда не прошел для него безболезненно), нажал рычаг спуска, как только услышал доклад заряжающего: «Бронебойный готов!».
Выстрел 53-УБР-412Б с бронебойно-трассирующим тупоголовым снарядом 53-БР-412Б с баллистическим наконечником начал свою мгновенную жизнь, составляющую всего пару секунд. Бронебойный снаряд 53-БР-412Б отличался от 53-БР-412 тем, что длина снаряда была увеличена, головная часть снаряда была сделана тупой, с фигурным притуплением. Это было предназначено для того, чтобы уменьшить вероятность рикошета при попадании в броню под углом менее девяноста градусов. Что привело к тому, что при попадании слева от маски пушки М48А2 снаряд слегка повернулся к нормали и пробил лобовую броню башни американца. Наводчик, находившийся за броней в этом месте, погиб мгновенно. Заряжающий был к тому времени уже мертв, а мехвод прожил всего на пару мгновений дольше – когда взрыватель МД-8 сработал, один из осколков попал ему в позвоночник.
Поручик Тучапски облегченно выдохнул, когда на высоком силуэте вражеского танка сверкнул огонь попадания. Пару секунд М48А2 не подавал признаков жизни, а потом из изуродованной башни (интересно, кто и когда его так, мимолетно удивился Анджей) пополз легкий дымок, через полминуты уже превратившийся в полноценный пожар. И только тут поручик услышал, что, оказывается, всё это время его вызывают по рации. Он повернулся к экипажу:
– Башню влево на девяносто, вести наблюдение. Янек, – он персонально обратился к мехводу, – ты все равно уже здесь не нужен, вылези наружи, узнай, что там с пехотой.
После этого он нажал тангенту радиостанции и устало произнес:
– Докладывает поручик Тучапски. Вступил в бой с двумя средними танками противника типа «паттон-III». Противник уничтожен. Получил повреждения двигателя, ремонт невозможен. Потери в людях – до отделения пехоты, уточняются.
На той стороне линии связи озадаченно замолчали, потом опомнились:
– Молодец, сынок. А теперь слушай команду: «Атом»! Постарайся уцелеть. После ядерной атаки, как только восстановится связь, ты будешь корректировать артиллерийский огонь по противнику. Всё, конец связи!
Анджей обессиленно привалился к стенке башни, наводчик и заряжающий, радостно обсуждавшие было: «А видел, как я ему вломил!», притихли и настороженно смотрели на него. Наконец наводчик не вытерпел:
– Пан Анджей, что случилось-то? Вроде всё страшное позади?
Анджей просто произнес в пространство, выключая питание радиостанции:
– Команда «Атом».
Вместе с вернувшимся мехводом они загнали оставшихся двенадцать человек под танк судьбу отделения, отправленного во главе с плютоновым к дороге, выяснять было некогда. И через минуту местность вокруг залило ослепительно ярким светом. Как только вновь появилась радиосвязь, сквозь треск и шум помех от ядерных взрывов поручик Анджей Тучапски начал корректировку. Поначалу было трудно – польский офицер-артиллерист несколько раз переспрашивал, слышимость была отвратительной, да и пристрелочные шестидюймовые «чемоданы» ложились совсем в стороне, – но после пятого снаряда дело пошло. Шестой лег уже совсем рядом с высокими силуэтами М48. Анджей даже мысленно поблагодарил американских конструкторов, спроектировавших такой танк, высотой почти что в ширину, больше трех метров. И скомандовал накрытие. После третьего восьмиорудийного совместного залпа двух батарей, встававшего высоченными столбами огня и земли каждую минуту, американцы начали сниматься с позиций. До полного их отхода две батареи сделали семь залпов, Анджей насчитал на оставленных позициях шесть подбитых и три полностью уничтоженных танка и одиннадцать подбитых БТР. Сообщив по радио, что американцы отходят и пора прекратить огонь, поручик вылез из пахнущей гарью машины. Надо было дождаться подхода своих, идти за американцами пешком, без радиосвязи, всего с десятком пехотинцев было бы глупо. Да и не мешало бы выяснить, что случилось с плютоновым, который как-то смог выиграть для экипажа поручика такие драгоценные несколько секунд.
Плютоновый нашелся через минуту, он ковылял с автоматом на шее, опираясь на РПГ-2. Подошел к Анджею и на его вопросительный взгляд устало, совсем не по форме доложил:
– Подвернул ногу, пся крев, когда от вспышки падал. А ребят моих эта американская курва из пулемета распластала на куски. Не успели мы до позиции добежать, простите, пан поручик. Это уже потом я смог по нему из РПГ гранату выстрелить, когда его какие-то самолеты обстреливать стали. Надо бы оружие у ребят собрать, да и их самих прибрать не мешало бы.
– Сиди, я сам распоряжусь, – тоже по неуставному ответил ему поручик. – И спасибо тебе, если бы не твой выстрел, убил бы нас этот «паттон». И потом, не знаю, сколько бы еще поляков погибло бы, видишь, американцы ушли, потому что мы огонь наших самоходок корректировали, вон смотри, сколько этих курв наколотили. Так что не зря твои ребята погибли.
Они сидели молча еще несколько минут, пока передовые танки их механизированного полка медленно проползали мимо них. А потом неумолимый молох войны разлучил их. Плютонового увезли в медсанроту, а поручика вызвал к себе начштаба полка. Он был предельно лаконичен. Благодарность. Сообщение о представлении к «Виртути Милитари». И назначение на должность командира второй танковой роты, взамен убитого в самом начале американского обстрела капитана. Поручик Анджей Тучапски не знал, что в это время его фамилия упоминается еще в одном разговоре. С подполковником Кузьминым вышел на связь командир шестой гвардейской мотострелковой дивизии Писарев. Он заслушал рапорт подполковника об обстановке, которая начинала внушать осторожный оптимизм. После польской прицельной артподготовки правое крыло противника начало отход, не дожидаясь атаки. Вслед за ними начали отход и остальные силы противника, опасаясь, что поляки обойдут их с фланга и прижмут к пойме реки Аллер. По позиции обнаруженной атомной артиллерии противника произведен ракетный удар, это генерал-майор видел сам, со своего НП. Конечно, надо дождаться результатов авиаразведки, которая скоро придет из штаба тридцать седьмой воздушной армии, но как человек военный, генерал-майор понимал, что вряд ли что-то может уцелеть после ядерных ударов по десять килотонн каждый. Наконец к району боевых действий начали подходить колонны восемьдесят первого мотострелкового полка и четырехсотого артиллерийского полка. Может быть, американцев получится выбить из Целле, не дожидаясь обходного маневра шестьдесят восьмого танкового полка?
Генерал вдруг прервал доклад Кузьмина, вспомнив знакомую фамилию.
– Михаил Яковлевич, как, ты говорил, зовут того поручика, что подбил два танка, а потом корректировал огонь самоходок? Анджей Тучапски? Интересно… Кто-то мне говорил, что сын нашего начальника штаба фронта служит в польской второй Варшавской механизированной дивизии танкистом. Интересно, это тот самый или однофамилец? Так вот, поляки сами собой, но ты ему напиши представление на «Красное Знамя» по нашей дивизии, парень заслужил.
Подполковник Генри Болл внутренне был готов к отступлению уже давно, сразу после воздушного налета «мигов» на позиции его артиллерии. Легкость, с которой самолеты комми уничтожили семь его самоходок, потеряв при этом всего один самолет, неприятно поразила его. И это всего лишь первый налет, а его артиллерийский дивизион уже съежился до размеров батареи. Но ведь будут же и другие? А когда за его спиной встали четыре гриба атомных взрывов, его внутренняя уверенность превратилась в приказ о подготовке к отходу. Четыре ракетных удара в его ближайшем тылу могли означать только одно: авиаразведка красных засекла подготовку позиций М65, парни не успели собрать орудия, как их отправили на тот свет. Но ведь теперь ему нет смысла оставаться на одном месте, неся бессмысленные потери, если батарея М65 уничтожена? Бензина у его танков теперь хватит миль на двадцать, спасибо заправщикам из мотопехоты. Масла в огонь добавил уцелевший командир артиллерийского дивизиона самоходных гаубиц, он сообщил, что радиоактивный фон на улицах Целле, где находится его дивизион, вернее, его остатки, быстро растет. А его самоходки не имеют фильтровентиляционных установок, и если он сейчас же не отъедет на три-четыре километра к северо-западу, поперек направления ветра, подполковнику придется проводить дезактивацию самоходок. И искать где-то новые артиллерийские расчеты. И когда, через несколько минут после возобновления радиосвязи, прерванной помехами в эфире от ядерных взрывов, на основных позициях его батальона начали рваться шестидюймовые снаряды вражеской артиллерии весом более ста фунтов каждый, подполковник Генри Болл более не мешкал. Артиллеристы с мотопехотой прикрытия получили приказ передислоцироваться севернее Гросс-Хелена, в лес вдоль дороги L240. Своему правому крылу, чтобы не попасть под фланговый охват противника, подполковник приказал, надев средства защиты, отходить сквозь городские кварталы Целле вдоль реки Аллер, в сторону Хамбюрена. И укрепиться на позициях в том месте, где позволит уровень радиации. Основные силы во главе с самим Боллом начали отход к шоссе 191 в районе местечка Гарссен. На дороге 191 его и застала радиограмма, от которой ему захотелось снова выругаться. Командир еще одной атомной батареи, восьмидюймовых дивизионных буксируемых гаубиц М2, сообщал ему о своей готовности и запрашивал координаты для стрельбы. Решение пришло мгновенно. Во-первых, позиции этих чертовых шестидюймовых самоходных орудий – это сейчас главная сила противника, и ему почти нечего ей противопоставить, особенно когда от его собственного самоходного артдивизиона осталось одна треть. Взвод АИР, находившийся с ними на позициях у гольф-клуба, уже засек координаты, огонь по его позициям вели две батареи. О'кей, значит, первые два снаряда с зарядами W-33 по пять килотонн для каждой из них. Еще две цели – позиция поляков, с которых они атаковали сегодня, и редколесье перед второй боевой группой на правом фланге, там тоже отмечены вражеские орудия в шесть дюймов. Потом… Наверное, надо будет положить по снаряду в поселки Хонё, Мюден, Хонхорст и Эльдиген – это практически все дорожные узлы, находившиеся у противника в полосе перед его тактической группой, находящиеся в дальности «лонгтомов» его дивизии. А дальше цели еще появятся, теперь подполковник Генри Болл не собирался отступать далеко.
