Сергей Попов - Я иду
– Как вариант, можно сделать что-то наподобие газовой бомбы с часовым механизмом… – принялся рассуждать он, – проблема лишь в том, как безопасно доставить ее до пункта назначения, не подвергая тряски.
– К счастью, у нас есть вертолеты, – прозрачно намекнул профессор Гельдман.
– Хм… – промычал на это Марк, – в Сумеречную Зону?.. На вертолете?
– Не просто в Сумеречную Зону, – поправил тот, – а в Эпицентр. В ее, так сказать, самое сердце…
– Что?.. – опешил вначале Марк и переспросил: – В Эпицентр?.. Вы шутите, что ли, док?!..
– А что вас, голубчик, так, собственно, испугало? – деликатно поправив очки, удивленно спросил Гельдман и посмотрел через окно на пошатывающегося исполина. – Я ведь вам и вашему отряду выделил новейшее снаряжение. Причем, если вы уже успели заметить, оно учитывает целый ряд минусов, что, к сожалению, имеют стандартное вооружение и броня. Неужели вы думаете, что я буду просто так дарить такую уникальнейшую экипировку?
Марк поморщился – проклятый профессор и здесь успел перехитрить и его, и весь отряд.
– Вот как… – даже не столько обиженно, сколько ошеломленно протянул он, – ясно тогда…
– Вот и чудно! – повеселел Гельдман. – О времени же, когда будет снаряжаться полет к Эпицентру, мы с вами еще поговорим. А сейчас позвольте, наконец, продемонстрировать вам, как происходит забор крови у стража!
Не дожидаясь ответа, профессор подбежал к компьютеру, кликнул пару раз мышкой, и в следующее мгновение из-под пола возле морфа показались два небольших извивающихся жгутика с острыми, в палец толщиной, иглами. Те секунду-другую покрутились вокруг огромных лап морфа, словно думая, куда бы впиться, а потом почти одновременно вонзились и принялись высасывать всю живительную силу. Морф тут же заревел от боли, игнорируя маску, тщетно заерзал на месте, яростно задергал конечностями, заставляя удерживающие канаты натужно заскрипеть, но потом те огрызнулись жестоким разрядом тока, и тот вмиг остепенился. Оглушительно завыв от своего собственного бессилия, страж в последний раз раскатисто прохрипел и смолк, словно смирившись со своей плачевной участью, позволяя ненасытным иглам спокойно выпивать из него всю кровь, окрашиваясь в чернильно-черный цвет.
Понаблюдав за этим нелицеприятным процессом еще немного, Марку вдруг стало нехорошо, он потребовал прекратить это издевательство:
– Хватит… – и окончательно отвернулся от окна.
Гельдман в одно нажатие клавиши закрыл жалюзи.
– Согласен, зрелище специфическое… – безразлично протянул профессор и тут вопросительно посмотрел на Марка: – Я так полагаю, вы собрались уходить?
– Пора уже…
– В таком случае я не смею вас больше задерживать, – с охотой обходительно проговорил тот, – но перед тем как вы покинете это место, позвольте мне… напомнить вам о конфиденциальности: о том, что вы здесь увидели и услышали говорить никому не нужно. Это ясно? В противном случае вы повторите судьбу вашего предшественника, – привстал и как-то страшно посмотрел на Марка: – Прошу вас, сержант, не испортите наших доверительных отношений. Я ведь недаром выбрал именно вас и ваш отряд – вы себя хорошо зарекомендовали, в отличие от этих трутней, что отсиживаются на территории Горизонта-26, проедают наши запасы, тратят драгоценную энергию и наивно полагают, что они под моим прямым покровительством. Спешу вас заверить – это не так. Я желаю работать только с теми людьми, кто готов делать все не только на благо нашего общества и науки, но и на благо всего человечества.
Марк промолчал – профессор начинал его раздражать.
«Ну да, – мысленно возразил он, – нами можно затыкать любые дыры, жестом руки отправлять на убой, свободно распоряжаться нашими жизнями, а вы, жалкие твари, будете пользоваться чужими заслугами и жиреть, сидя в теплых лабораториях и в чистеньких халатиках…»
– И еще одно, – задержал его Гельдман. Марк отвлекся от мыслей, поднял на него глаза. – Если вам несложно, зайдите завтра к той самой испытуемой, о которой я говорил, и предупредите о том, что ей, так или иначе, придется поработать на науку и сдать кровь на общий биохимический анализ. Пока, конечно же, на добровольной основе. И мириться с ее дрянным характером вечно я не собираюсь! Это не детский лагерь, а серьезное научно-исследовательское учреждение! Так ей и передайте! Слово в слово!
Марк кивнул и поспешно покинул кабинет.
* * *Чем дольше бежал вслед за таинственным спасителем, тем отчетливее понимал: самостоятельно из этих зловонных болот я бы не выбрался. На каждом шагу, затаившись во мраке и жидкой грязи, поджидала то глубокая яма с острыми ржавыми арматурами, то коварные коряги, то опасные отколки домов и автомобилей, заметить какие и так-то трудно, а уж на бегу – и вовсе невозможно. Каждую секунду в попытке нагнать спутника, мчащегося через топь, кровавые заросли с насекомыми и остатки старых построек, словно опытный следопыт, ходящий здесь ни один раз, мне приходилось срезать путь, рискуя угодить в колючую проволоку или, что, наверно, еще хуже, – в ловушку, каких теперь уже не на шутку побаивался. Но всякий раз, когда оказывался совсем близко и практически равнялся с плечом, тот ускользал, как дикий зверь от ловца, менял направление и нырял в кусты, зачастую оставляя одного посреди чащобы. Однако вскоре приноровился к такой его особенности и полагался уже не на зрение, как раньше, а на слух, безошибочно следуя по шорохам и хрусту камней. Мой же новоиспеченный спутник двигался с поразительной ловкостью и прыткостью, с легкостью акробата перепрыгивал засыпанные листьями и увязшие в грязи остовы машин, завалы мусора и с поразительной быстротой отыскивал ходы там, где их, казалось, попросту нет. За все время он так и не обмолвился со мной ни единым словом, ни разу не обернулся, чтобы посмотреть рядом ли я, и не замедлил хода, позволяя хотя бы немного отдышаться, – напротив, он лишь бежал быстрее, будто хотел посмотреть: на что я готов пойти ради возможности встретить новый рассвет…
Тени, что яростно верещали, хрипели и рвались за нами по пятам, в скором времени слипались в крупную стаю и единой дымящейся волной хлынули через болота, желая любой ценой настигнуть убегающих. Но даже такое скопище мерзких ночных тварей оказалось не в силах безотрывно преследовать нас по болотам, и постепенно они начали сбиваться с пути, звонко влетая то в хрупкие стены некогда целых домов, то увязая в грязи и в гуще вездесущих кустарников. Такие непростительные ошибки вынуждали их истошно, как-то разочарованно хрипеть вслед, верещать на разный лад и в ярости расшвыривать никому не мешающийся хлам, безжалостно раздирая на лоскуты холодную ночную темень. А вскоре они и совсем отстали от нас и стали разбредаться, как неприкаянные души, по ближайшим развалинам и дороге, заваленной обломками и столбами, продолжая протяжно надрывно хрипеть, словно коря себя за упущенный шанс полакомиться человеческой плотью…
Наконец, когда мы почти добежали до заветных, на счастье, свободных от инопланетной гадости руин, мой молчаливый спутник впервые сбавил ход и заговорил:
– Зайдем ненадолго – отдышимся, – и – в дыру в стене.
«Вот же, блин, юркий какой! – дивясь все больше и больше, с улыбкой отметил я. – Хрен поспеешь!»
И залез следом.
Наступив в неглубокую лужу, – первым делом достал зажигалку, чиркнул и постарался худо-бедно осмотреться. Место, куда тот меня затащил, частично затоплено и совершенно не годилось в качестве убежища, пусть даже временного: сплошные дырки, щели, трещины. К тому же здесь дурно пахло, где-то попискивали крысы и скулили сквозняки, отдаленно напоминающие свист.
Отыскав в полумраке спутника, хлюпающего лужами, я хотел последовать за ним, но тут столкнулся с еще одним неудобством нынешнего убежища – рухнувшим по диагонали прямо над головой облупленным вздутым потолком со сплошными пластами голубоватой плесени.
– Может, где-нибудь тут сухое место отыщем? – осмелился спросить я и несколько секунд послушал свое же собственное эхо, бегающее взад-вперед по душной тьме, как плачущий призрак.
– Нет, – раздался все тот же бесцветный голос, – лучше вообще еще немного углубиться – так безопаснее.
– Ну, твоя правда… – пожал плечами я и, посветив дорогу пошел за компаньоном.
Вскоре вышел к маленькому подсобному помещению, засыпанному бетоном, и увидел спутника – он молча сидел, опершись на стену, с луком на коленях и рюкзаком у ног. Понять, куда смотрел – на меня или насквозь – невозможно – мешал респиратор. А потом огонек зажигалки внезапно потух и тот совсем исчез, словно растворяясь в черном омуте. Единственное, что теперь позволяло понять здесь он или нет – зеленоватое мерцание линз и шумное тяжелое дыхание через фильтры. Оно казалось на удивление ровным и спокойным, будто тот и не бежал совсем, а так… совершал променад.
