Владимир Васильев - Тысяча замков
– Боград… Что же ты, друже…
И тут захрипел и начал медленно, как подтаявший снеговик, оседать Дементий. В горле у него торчала арбалетная стрела. Посреди наступившей тишины еще раз пропела спускаемая тетива; путаясь в складках лилового плаща, лицом вперед упал дат Херцог. Вишена закрутил головой в поисках стрелков. И, наконец увидел.
Их было всего трое, но рядом обнажили длинные белоснежные клыки четыре громадных волка. Миг, и они прыгнули вперед.
Ярость окутала разум, и Вишена уснул. Остался кондотьер в белом плаще. В руке был меч с изумрудом, а перед ним – враги. Сон – это просто кровавый сон…
Меч вычерчивал смертоносные письмена, свистел рассекаемый клинками воздух. Тетива тренькнула после этого всего раз, а рычание быстро смолкло. Время будто остановилось.
Стены Драконьей Башни заслоняли тусклые иллурийские звезды. Саят прислушался: было тихо, только далеко на болотах кричала ночная птица. Хоть Саят и задержался, урусы, северяне-мореходы и псоглавые не успели проникнуть в руину.
– Оставайтесь здесь, – негромко велел колдун крыланам и трем воинам-арбалетчикам. – И никого не пускать в Башню.
Крылан-вожак оскалился и клятвенно зашипел. Волков, на которых прилетел Саят и воины, отвели в сторону и уложили в зарослях корявых аргундорских полудеревьев-полукустов.
Близился рассвет, небо уже светлело. Саят еще раз взглянул на болота, и ступил под выгнутый свод арки. Подобрал факел, зажег его и начал спуск. Может быть, эти истертые тысячами ног ступени, приведут его в подземную страну Ко, родину колдовских рубинов…
Спускался он долго, лишь эхо собственных шагов сопровождало его. Но Могучий не крылся: он шел к Тени, так пусть же та слышит!
И она услышала. Внизу был сырой зал; но Тень ждала в другом, чуть дальше. Саят медленно миновал темный ход-коридор, и увидел ее. Сгусток тьмы, бесформенное черное облако и два красных, как рубины Ко, глаза. Саят вздрогнул. Мощь этого создания едва не расплющила его. Напрягая все силы Могучий пытался уцелеть в потоке нечеловеческой магии, и Тень ослабила хватку.
«Зачем ты пришел…»
Темная Речь, не звуки, а нечто, не имеющее названия на языках людей. Саят понимал ее.
– Ты звала.
«Живым не место во Мраке…»
– Я готов быть первым.
«Нужна сила…»
– Я не слаб. А если ты поможешь… Вместе мы проникнем в Ко, и кое-что там изменится.
Тень рывком приблизилась. Ее гнев был чужим, как шепот умершей травы.
«Мир станет другим…»
– А разве ты не этого хочешь? Я буду с тобой!
И Саят нараспев прочел заклинание Горсти Рубинов, освобождающее от уз жизни. Черный плащ соскользнул с его плеч и осел на влажный камень подземелья. Некоторое время Тень безмолвствовала.
«Идем…»
Саят, не чувствующий более обременяющей тяжести тела, скользнул вслед за Тенью вниз, в непроглядный мрак, который теперь был для него яснее дня. Война где-то там, на поверхности отныне занимала его не больше, чем солдата сражение двух муравьиных семей, и весь мир наверху сделался меньше мелкой монеты. Его ждала иная сила иных миров.
В зале остался только ларец с Книгами да невесомый кондотьерский плащ.
– Эй, друже, ты как?
Голос был тихий и скорбный. Вишена поднял отяжелевшие веки. Перед ним стоял перемазанный кровью Славута. С недоумением Пожарский взглянул на свои руки – они тоже были в крови. И меч был весь в крови. И плащ. Рядом высилась серая свеча Драконьей Башни, а за ней вставало красноватое солнце.
– Нормально, дрегович… Кого еще?
Славута сразу понял о чем он.
– Атяша, Дементия, Юргорда и трех песиголовцев. Дата – из арбалета, остальных – волки…
– А Боромир?
– Ранен, но жив. Купава прямо сама не своя…
Вишена рывком встал.
– Где Тарус?
– Вон, у арки…
Быстрым шагом Пожарский пошел туда; Славута двинулся следом. Мертвых отнесли подальше от Башни; они лежали на месте ночевки, рядком; их накрыли плащами, куртками – кого чем. На бело-голубом плаще Бограда там, где было лицо, расплывалось неправильное темное пятно.
Тарус, завидев Вишену, предостерегающе поднял руку.
– Молчи, Пожарский. Потом…
Вишена спокойно покачал головой.
– Я не о том, чародей. Что печенег?
Тарус понял: Вишена успел отойти. Это его обрадовало – честно говоря, он боялся, что Пожарский натворит глупостей.
– В руине. Давно уже. И там совсем тихо, Йэльм с Хоканом слушали у спуска. И меч Йэльма молчит, хотя раньше изумруд слегка тлел. Я в растерянности, скажу начистоту…
– Давай уйдем, – вдруг предложил Вишена. – Домой. Прямо сейчас. Дались тебе эти Книги! Всех нас здесь перебьют, в этом дурацком Мире…
– Охолонись, Пожарский, – резко сказал чародей. – Выходит, зря наши гибли, что ли? Боград зря голову под секиру подставил, когда до Книг два шага осталось? Что бы он сказал, уйди мы сейчас? Не ожидал от тебя…
Вишена опустил взгляд.
– Ладно… Прости, друже…
Тарус смолчал.
А на перевале кипела битва, видно было даже от Драконьей Башни. Грифоны там так и носились, то взмывая повыше в небо, по стрелой падая к тропе. Похоже, гномам было несладко, а всадники в горах не помощники.
Приблизился хмурый Роксалан. На щеке его багровела глубокая царапина.
– К нам гномы спешат, – сообщил он. – Кажется, задали им перцу…
Тарус взглянул – к Башне едва не бегом приближались два кондотьера в коричневом. Нужно было идти им навстречу.
Вишена увязался за чародеем.
На лицах гномов боролись друг с другом озабоченность и досада. Но, увидев мертвых и кровь на земле, оба несколько остыли. Видно, хотели узнать, почему Ушедшие в поиск уклоняются от боя, но быстро убедились, что здесь тоже не сладко.
– Что? Не ожидали? – с некоторой издевкой сказал Тарус, но тут же мысленно ругнул себя за злость. Ну разве виноваты эти двое в смерти товарищей? И уже спокойнее добавил: – Тут есть кое-кто в руине. Если не хотите, чтоб вам ударила в спину толпа нечисти – просто уходите к своим, ни слова не сказав.
Один из гномов растерянно пробормотал:
– Но… Нам нужна помощь… Нас сейчас сбросят с перевала…
– Надо отдать им наши вещи из руин, – сказал Роксалан. – Ты ведь говорил, чародей, что они имеют силу только здесь, в Иллурии.
Тарус кивнул.
– Ты прав. Зови наших.
Перед гномами стала расти горка самых разных предметов. Пояс Вишены, пара перчаток, полосы скорого шага, коробочки-леталки, браслет-сила, снятый с Яра, странной формы шлем, короткий блестящий кинжал, жезл, что носил Тарус, изогнутая штуковина с трубкой впереди, плюющаяся смертью, кепка-невидимка мертвого теперь Дементия…
– Берите! – сказал Тарус. – Все это мы вынесли из руин. У вас хватит кондотьеров, чтобы ударить всей мощью магии. Аргундор не устоит. Надеюсь, у вас достанет рассудительности поделиться этими вещами с кондотьерами Семи Народов.
Гномы переглянулись, подобрали трофеи Ушедших в поиск, кое-как навешав все на себя, и так же бегом отправились назад, к перевалу, где кипел бой.
Ледяное Жало и Зимний Вихрь остались у Таруса и у Хокана. Вишена это отметил. Чародей некоторое время глядел гномам в спины, потом глубоко вздохнул.
– Что же внизу тихо, прямо не пойму… не нравится мне это…
Он пошел в сторону, где лежал ослабевший Боромир. Голова ватажка покоилась на коленях сидящей тут же Купавы. Непоседа часто терял сознание, но сейчас был при памяти.
– Чародей! – он закашлялся. – Хорошо, что ты пришел. Мой меч… Недавно изумруд вспыхнул, словно решил сжечь всю округу, и погас. Совсем. Наверное, ты должен знать.
Тарус не успел как следует обдумать услышанное, как с той же вестью прибежал Йэльм. Вишена не мог взять в толк, почему сам не заметил того же, но, верно, это произошло еще до того, как он пришел в себя после стычки с арбалетчиками и волками.
– Все, – объявил Тарус. – Теперь, или никогда. Вишена! Славута! Йэльм! Хокан! Идем впятером. Обнажайте мечи!
– У меня секира, – улыбнулся дрегович, но улыбка вышла безрадостной.
Тарус поворотился к лежащему Непоседе.
– Извини, ватаг, что идем без тебя. Но ждать больше нет резона.
– Хей-я-а-а! – воскликнул Йэльм. – Давно пора, южанин! Чего ты мешкал до сих пор? Бой все рассудит, так было всегда и будет всегда.
Тарус с лязгом выдернул из ножен меч.
– Ошибаешься, дат. Не всегда так будет. И то, что мы добудем в руине по праву меча, может когда-нибудь отменить право меча, заменив его правом разума.
Йэльм поморщился, не понимая, зачем отменять право меча. Но возражать не стал. Потому что не поверил Тарусу, хотя тот умел убеждать.
У входа в Башню мялся с ноги на ногу Анча – остальные песиголовцы, гонимые вековым страхом перед Тенью, отошли от руины шагов на триста. Анче было не по себе – шерсть на мощном загривке стояла дыбом, а уши прижаты, ровно у щенка перед матерым кобелем, но он храбрился.
