Валентин Шатилов - Магнолия
Но вот все расселись, влажный платочек упрятан обратно в карман, на полковничье лицо возвращена блудливо-любезная улыбка, и совещание, ради которого все собрались, начинается.
— Мы тут с Александром Евгеньевичем, с вашим Доктором, посоветовались, и решено ничего от вас, дорогие друзья, не скрывать. Даже самую горькую правду! Я понимаю, существует еще некоторое э-э… взаимное недоверие. Тому есть серьезные причины — вернее, они были в прошлом. А теперь все причины отменяются! Правда, только правда — и взаимное уважение! Так, Доктор?
— Все верно, — кивнул Доктор, поглядывая на суперов.
— Вот видите, друзья мои, — как бы оправдываясь, продолжил полковник Владимир Кириллович, — с Доктором вашим все обговорено! И мне остается только кратко изложить события последних полусуток. К сожалению, убийства продолжаются. Мы не получили пока информацию из-за рубежа, но по нашей стране, по последним имеющимся у меня данным, совершенно безжалостным образом убиты тысячи людей. Прежде всего — это представители власти, а также руководство Вооруженных Сил, ФСБ и МВД. Причем в армии невосполнимые потери понесены всеми без исключения военными округами. Почти полностью ликвидированы разведка и контрразведка. Планомерно уничтожается совершенно секретная оперативная и стратегическая информация.
Улыбка все еще присутствовала на лице Владимира Кирилловича — она въелась в его губы и щеки так крепко, что уже больше походила на судорогу.
— Это, дорогие друзья, очень и очень обдуманный террор. Полная деморализация. Становится ясно, это длительная — почти тридцатидневная — отсрочка его начала была использована верхними суперами, — полковник запнулся, впервые произнеся это название, и жалко улыбнулся креслам, в которых восседали остатки нижних суперов, — да, верхними суперами и их руководителем в полной мере. Наносимые сейчас удары по хирургической точности и внезапности — беспрецедентны. Среди уничтоженных огромное число и сравнительно случайных людей охрана, технический персонал, ни одно из лиц, подвергшихся нападению, живым не осталось. Ни одно. Среди верхних суперов, по имеющимся сведениям, потерь нет. Место их базирования в настоящее время неизвестно. И вам, дорогие друзья, как я понял, оно тоже неизвестно… Последняя, необходимая для понимания ситуации подробность: все центральные газеты сегодня выйдут с «Обращением» Любомудрого к народу. Уже сейчас текст этого обращения передается по радио и телевидению. Помешать мы не в состоянии — при малейшей попытке возражения или несогласия возражающий немедленно уничтожается. В ряде случаев — имеется и такая информация — уничтожается даже его семья. Так вот. Друзья! Я не призываю вас ни к каким действиям. Ни у меня, ни у той группы военных, представителем которой я являюсь, нет никакого плана. Мы не знаем, к сожалению, как можно противостоять Любомудрому и верхним суперам в создавшемся положении. Ни в малейшей степени мы не требуем от вас ничего. Достаточно и того, что, как объяснил мне Доктор, вы не одобряете политику Любомудрого. И террористическую кампанию, проводимую им. Этого вполне достаточно. Поэтому, не выдвигая, повторяю, никаких условий, мы предлагаем вам помощь, которую способны еще пока предложить…
Он слегка задохнулся и вынужден был сделать паузу. Звякнул графин, Доктор протянул ему стакан воды.
Гулко, с квакающими горловыми звуками выхлебав воду и приободрившись, полковник продолжал:
— Вы, дорогие друзья, тоже, насколько я знаю, явились объектом террора. Не исключено, что вас и в дальнейшем теми или иными способами будут принуждать к сотрудничеству. Как я понял, для верхних суперов такое сотрудничество — вопрос жизни и смерти. Ни я, ни Доктор понятия не имеем о тех методах принуждения, которые может применить Любомудрый. Единственное, что кажется очевидным, — эти методы могут быть достаточно жестокими. Мы имеем возможность помочь вам этого избежать. Или по крайней мере оттянуть применение этих методов. Мы можем вас спрятать. Необходимейшее условие для этого — строжайшая секретность вашего будущего базирования. Мы не можем предложить вам для этой цели военные гарнизоны. Есть сведения, что террор начинает опускаться все ниже к отдельным войсковым частям и подразделениям. Но, опередив нас во времени, противник пока что катастрофически уступает нам в живой силе. Любомудрый, правда, делает все, чтобы умножить свои ряды: его «Обращение» — это фактически план создания легальных структур его власти. Но на это необходимо время. А на данный момент все его силы — менее пяти-десяти суперов. То есть возможность выборочного контроля. Это значит, что на обнаружение вашего рассредоточения по одиночным гражданским объектам верхние супера потратят немало времени. Предупрежу сразу, что объекты…
Все поплыло перед глазами у Магнолии. Слова полковника потонули в бешеной головной боли. Магнолия смежила веки, тихонько постанывая.
15
— Что, что такое, девочка моя? — Доктор держал ее лицо в своих мягких ладонях, умоляюще заглядывая в глаза.
— Сейчас… здесь… будут… верхние… — выдавила Магнолия сквозь тошноту. — Сейчас… будут…
В комнате взорвалась легкая паника.
— Все быстро в коридор — и оттуда по комнатам! — командовал полковник. — Спрятаться…
— Ныряйте!! — орал Доктор на испуганных суперов. — Чтоб духу вашего здесь не было!
И столько страха за них было в крике Доктора, что, несмотря на дикую головную боль, даже Магнолия попыталась выполнить его приказ и нырнуть. И, что удивительно, ей это удалось! Но только как-то странно. С одной стороны — удивленный возглас Нинель: «О, и Мага нырнула!» — что как будто подтверждало успех нырка. Но с другой — если б Магнолия действительно нырнула, то была бы уже где-то далеко отсюда и происходящего в комнате, в том числе и возгласа Нинель, слышать конечно же не могла б…
Боль отхлынула так же внезапно, как и появилась. Магнолия открыла глаза.
Комната совершенно опустела, все куда-то подевались, и она сама — кресло, в котором, судя по ощущениям, она продолжала сидеть, было совершенно пустым. Да, пустым — она же ясно видела!
«Начинаются болтания по пространствам», — с горечью подумала Магнолия. Доигралась… Вот ужас-то!
За окном стояло погожее предосеннее утро. Толстая зеленая штора лениво покачивалась под теплым ветерком. Сквозь приоткрытое окно Магнолия увидела шагающего через аккуратный гарнизонный дворик военного. Но не простого, а двойного. Сквозь болотно-зеленый мундир с генеральскими погонами просвечивала голубизна джинсового костюма. Военный приближался, и, присмотревшись, Магнолия различила у него под желто-пергаментной кожей, под усами другое лицо — более молодое и совершенно безусое.
— Вот же он! — ахнула, не удержавшись, Магнолия.
— Девочка моя, ныряй скорей или прячься сюда, к нам, — раздался придушенный голос Доктора из-под массивного, отсвечивающего полировкой стола. — Девочка моя, где же ты?..
— Нет, нет, у меня все нормально, — заверила Магнолия, — я только говорю, что один из верхних — мне незнакомый — идет через двор под видом военного.
— Молчите, молчите! — раздался оттуда же, из-под стола, умоляющий шепот полковника Владимира Кирилловича.
Магнолия послушно смолкла.
— Простите, — громко обратился верхний к кому-то, не видимому за шторой, — где мне найти начальника гарнизона, майора Федорова?
— Я майор Федоров, — откликнулся удивленный голос.
Верхний тут же исчез («Нырнул», — поняла Магнолия) и следом прогремел выстрел.
— Стой, стрелять буду! — раздался отчаянный крик — во двор вбежал солдат, на ходу сдергивая с плеча автомат. И — как споткнулся — замер, растерянный. Его круглое детское лицо выражало искреннее недоумение, глаза искали генерала, только что стоявшего тут, с пистолетом, — а лже-генерал уже стоял у него за спиной. Вероятно, верхний что-то такое сделал — Магнолия не видела, что именно, но солдат, не меняя недоуменного выражения на круглом личике, выронил автомат и рухнул как подкошенный прямо на залитый ласковым солнышком асфальт.
— В меня? — донеслось презрительное бурчание «генерала». — Стрелять? В меня?
Магнолия видела, как он нагнулся, поднимая откатившийся автомат круглолицего солдата, на мгновение исчез — а появившись снова, небрежно выпустил автомат из пальцев. И это выглядело как цирковой фокус: ничем не поддерживаемый автомат остался стоять вертикально на спине лежащего ничком солдата — дулом прямо в безоблачное небо.
— Вот так! — удовлетворенно прокомментировал верхний супер. И, проверяя, чуть ткнул ствол указательным пальцем.
Автомат мягко качнулся, но устоял в вертикальном положении.
— Здесь стреляли, здесь! — возбужденно кричал кто-то за деревьями. Слышался нарастающий топот сапог.
