Андрей Бондаренко - Суровая мужская проза
– Привет, Алекс, – неуверенно вильнув взглядом, поздоровался Подопригора. – Я, конечно, знаю о…, о Ванде. Прими мои искренние соболезнования.
– Принято, – вяло откликнулся Лёха. – Да, брат, не повезло нам с тобой. С женским полом, я имею в виду. Не повезло…
– Бывает.
– Это да. Бывает…
– С рапортом – к генералу? Об отставке?
– С ним самым, Горняк…. А ты?
– Аналогично…. Пошли? Или же сперва перекурим?
– Ну, его – в баню турецкую. Раз решение принято, то и не стоит тянуть с его практическим воплощением. А то сомнения всякие, навеянные дымком табачным, могут пожаловать…. Пошли. Потом перекурим. Уже после разговора с Палычем…
Они, оказавшись в узком коридоре-предбаннике, остановились перед неприметной светло-бежевой дверью.
– Ик-к-к…. Постучимся? – неуверенно икнув, предложил Сергей. – Или как?
– Мягкой задницей – о твёрдый дверной косяк, – невпопад отреагировал Петров. – Это в том глубинном плане, что не знаю. Так его и растак…
Дверь неожиданно и гостеприимно распахнулась, а звучный радушный баритон велел:
– Заходите, бойцы, раз пришли. Я нынче мирный и почти не кусаюсь. Плановый выходной взял…
Они вошли.
Громов, усевшись в массивное кожаное кресло, расположенное в дальнем торце длинного письменного стола, предложил:
– Выбирайте, господа офицеры, стульчики и рассаживайтесь…. Э-э, поближе ко мне. Серьёзный разговор, как-никак, намечается…. Не так ли? Хм…. А папочки свои жёлтенькие – на дальнем краю стола оставьте. К их содержимому мы вернёмся чуть позже. Обязательно…. Выпить, орлы, хотите? Типа – крепкого алкоголя?
– Так мы же, вроде, пока ещё на службе, – заторможено глядя на столешницу, вяло промямлил Подопригора. – Не положено…
– Во-во, на Службе. Золотые, мать его, слова.… А какая, коршуны залётные, у вас – на текущий момент – главная служебная обязанность?
– Родине служить! – вскочив на ноги и дисциплинированно вытянувшись в струнку, брякнул Лёха первое, что пришло в голову.
– Гы-гы-гы! – жизнерадостно заржал генерал. – Хорошая шутка. Козырная. Молодец, старший лейтенант. Хвалю…. Только нужен ты нашей милой и славной Родине – как прошлогодняя заскорузлая и вонючая портянка. Ваша главная сегодняшняя служебная обязанность, – назидательно поднял вверх толстый указательный палец, – беспрекословно выполнять приказы высокого и непогрешимого руководства. Мои, то бишь…. Понятно излагаю? Молодцы, сообразительные. Тогда – приказываю. Открыть минибар, встроенный в боковую стенку вон того книжного шкафа (код цифрового замка: 17-07-АБ-63), достать оттуда алкогольные напитки, фужеры и лёгкую закуску…. Горняк, выполнять! А ты, Алекс, садись. В ногах, как известно, правды нет. Но нет её и выше. Так, только срам один…. Гы-гы-гы! Отставить – пошлые шуточки…
Подопригора отправился к минибару (к тайному минибару, о существовании которого – до этого момента – старшие лейтенанты ничего не знали), а Петров опустился на стул и, мельком оглядевшись по сторонам, отметил: – «Что-то в обстановке кабинета неуловимо изменилось. Ну, нет, понимаешь, былой генеральской строгости…. В чём тут дело? Ага, старенькая шестиструнная гитара лежит на журнальном столике. Именно она, выбиваясь из армейского «образа» пышным ярко-жёлтым бантом на чёрном грифе, и вносит в общий облик данного помещения определённую штатскую легкомысленность…. Да и Виталий Палыч, определённо, сегодня какой-то не такой: расслабленный, печальный и слегка смущённый. Старательно прячет, конечно, эту свою нетипичную смущённость за классическим казарменным юмором и напускной бравадой. Но плохо, честно говоря, это у него получается. Да и, похоже, он сегодня уже прикладывался к бутылке…».
Вернулся Горняк, методично расставил на столешнице высокие бокалы и тарелочки-вазочки с нехитрыми закусками. В завершении процедуры водрузил – между бокалами и вазочками-тарелочками – литровую бутылку с шотландским коллекционным виски.
– Разливай по сто пятьдесят, – нервно дёрнув правой полуседой бровью, велел генерал-лейтенант. – Ну, выпьем, орлы «грушные», за.… Не знаю, честное слово, за что. Давайте, просто так жахнем…
Они и жахнули, зажевав благородный напиток жареными орешками кешью и слегка прогорклыми чипсами.
Громов сразу же загрустил, впав в состояние глубокой и устойчивой задумчивости.
– Виталий Палыч, – минуты через три с половиной напомнил о своём существовании Подопригора. – Кха-кха. Тут такое дело…
– А, что? – встрепенулся генерал. – Это вы, ребятки…. Да, дела наши делишки, скорбные насквозь. Всё понимаю, сам через это прошёл. Сам. Прошёл…. Людочка, моя первая жена, погибла. Я тогда тоже старшим лейтенантом был. То есть, служил. Находился в своей первой заграничной командировке, в одной южной и очень беспокойной стране. А она спортсменкой была, гоняла на мотоцикле по кругам гравийным. Мастер спорта СССР. Насмерть разбилась, будучи на четвёртом месяце беременности. Бывает…. Я потом, где-то через полтора года после этого, даже песенку сочинил. Подай-ка, Алекс, гитару…. Спасибо. Это её гитара. Людочкина. До сих пор всюду вожу с собой. Ну, как талисман. Слушайте, бойцы…
Умело взяв несколько аккордов, Громов запел:
Солнышко – встаёт в дали печальной.
Солнышко – пророчит добрый путь.
Мы уходим, как и обещали.
Завтра мы придём – куда-нибудь.
А Тянь-Шань – такие злые горы.
А за ними лишь – Такла-Макан.
Затянулись что-то наши сборы.
Всё святое – за тебя – отдам.
Солнышко – так звал её когда-то.
Солнышко – светлее на Душе.
Что с ней стало? Кладбище, ребята.
Мотоцикл завис на вираже.
Мотоцикл завис, Душа зависла.
Значит, телеграмма не придёт.
Листья – словно чьи-то злые письма.
И герань – на тумбочке – цветёт.
Мы придём всегда и неоткуда.
Всё святое – за тебя – отдам.
Всё Контракт, суровая паскуда.
Впереди – сплошной Такла-Макан.
Солнышко горит – как над оконцем.
И патронов ровно – два рожка.
Миражи. И солнышко смеётся
До конца…
– Интересуетесь, наверное, что было дальше? – аккуратно прислонив гитару к стене, коротко усмехнулся Виталий Палыч.
– Ага, интересуемся, – с трудом сглотнув слюну, подтвердил Петров. – Как и полагается.
– Переживал, конечно. Диким ночным волком выл. Взял трёхмесячный отпуск. Пил запоем. А потом, отвыв и отпьянствовав по полной программе, вновь вернулся в славные Ряды. Служил. Дослужился до генеральских лампасов…. Личная жизнь? Через некоторое время после гибели Людочки встретил другую женщину – очень тихую, спокойную, хозяйственную и домашнюю. Женился. Уже долгие годы живём, что называется, Душа в Душу…. Только, вот, детишек Бог не дал. Знать, так предначертано. Бывает…. Так как, ребятушки? Может, выпишу вам по трёхмесячному отпуску? А, Горняк?
– Извините, товарищ генерал-лейтенант, но мимо. Ухожу.
– Понятно…. Алекс?
– Извините, Палыч. Но не смогу остаться. Никак. В том смысле, что за себя не ручаюсь. В арабском плане. Теперь мне в любом бербере и бедуине смертный враг будет мерещиться. Кровавой и бессмысленной хренью может всё закончиться…. Оно кому-нибудь надо?
– Не надо, – согласился Громов. – Всё понял. Не вопрос…. Но, надеюсь, господа – пока ещё действующие «грушники», – вы не будете возражать против моего последнего «командирского слова»?
– Не будем.
– И на том – большое человеческое спасибо. Уважили, беркуты степные, старика…. Ладно, расскажу вам, так и быть, одну весьма поучительную и насквозь «грушную» байку. Глядишь, и пригодится когда-нибудь. Типа – для общего интеллектуального развития правой выпуклости мозжечка. Гы-гы-гы! Отставить…. Значится, жила себе поживала в морском порту датского города Копенгагена чайка по имени…э-э-э, кажется, «Джонатан Ливингстон»…. Ага, вроде бы так её (в том смысле, что его), звали…. Причём, эта чайка непросто так жила, а состояла на Службе. То есть, своевременно извещала местных и пришлых моряков о грядущей непогоде. Когда приближался очередной сильный шторм, то этот самый Джонатан начинал над волнами низко летать и орать – со всей своей дури – противным и утробным голосом, мол: – «Ждите, люди, непогоду! Не выходите – ни в коем случае – в открытое море!». За это мудрый, дальновидный и справедливый смотритель маяка чайку регулярно кормил (в меру, конечно же), мороженой рыбой, а также старательно отгонял от её (его?), гнезда голодных кошек, наглых мальчишек и прочих коварных недоброжелателей…. Не жизнь, а малина спелая, образно выражаясь. Живи себе и в ус не дуй. Служба, одним словом…. Нет же, начал наш молоденький и легкомысленный Джонатан задумываться о потаённом смысле жизни, мол: – «Свободы катастрофически не хватает. Рыба – мороженная, да и маловато её будет, честно говоря. Маловато, мать его!»…. Короче говоря, дождавшись хорошей погоды, неблагодарная чайка поднялась на крыло и улетела на северный архипелаг Шпицберген. А там – лафа полная и необузданная. Раздолье бесконечное и бескрайнее. В смысле, свободы – хоть задницей ешь. Ну, и рыбы разной свежей, понятное дело, без счёта…. Обожрался наш глупый Джонатан халявной рыбёхой до полной и нескончаемой невозможности, да и пристроился покемарить на ближайшей базальтовой скале. Тут-то он и подкрался к Ливингстону – белый и пушистый песец…. Понимаете, бойцы отважные, о чём я вам толкую? Гы-гы-гы!
