Алекс Белов - Бифуркатор
Я вздыхаю и потираю лоб. Мне даже нравится, что Стёпка поднял мучившую меня тему. А то начало казаться, что он совсем покинул мою компанию и всецело увлёкся новой мамой.
- Понимаешь, Стёпка, ну... ты же умный. Ты же ведь должен понять... - я не нахожу слов.
- Что она совсем мне не мама? - мрачно говорит друг.
- Ну да. Это женщина из очередной шизофренической реальности.
Стёпка вздыхает и откидывается на металлическую трубу позади, легко ударяется о неё затылком. Моя больная голова, которая чуточку начала успокаиваться, фантомно заскрежетала черепом о датчик под кожей. Пришлось сжать зубы.
- Да. Я всегда это знал, но не хотел верить. Только сейчас, выспавшись, понял, как жестоко играет с нами доктор Вечность, - вздыхает Стёпка.
- Думаешь, это его проделки? - спрашиваю.
- А как же. Он хочет нас сломать. Он пустил нас по препятствиям. И хочет, чтобы мы бросили всё к чертям.
- У тебя возникало такое желание? - хмуро спрашиваю.
- Меня не так легко сломать, - Стёпка косится в мою сторону и улыбается. - Но всё равно жестоко. - Улыбка немедля сползает с лица. - Он украл мой мозг. Я снова думаю о маме. Я не могу ни о чём больше думать, как во время смерти матери. Знаешь... - Стёпка замолкает и сжимает губы.
- Что?
Внезапно дверь из тамбура открывается. Я чуть в штаны не наложил от страха. В пред-банник входят двое мужчин в форме, судя по всему, из дорожной полиции.
- Чего не спим? - беззлобно спрашивает первый, открывая дверь в вагон.
- Бессонница, - отвечает Стёпка без тени страха. Полицейские ничего не говорят и уда-ляются. На секунду я проникаюсь к ним симпатией. Ведь взяли же и ушли, а могли бы придраться, документы просить.
- Помнишь тот день, когда я рассказал тебе об Андрюшке, что он застрял в двадцать третьем июле? - спрашивает Стёпка, вырывая меня из мыслей.
- Ну конечно.
- Когда мы расставались, ты уходил домой, у нас сложился такой разговорчик... Я сказал тебе, что мир вокруг несправедлив, что я стал абсолютно пустым... ну и ты мне ответил, что тоже стал пустым и готов на всё что угодно, лишь бы спасти Андрюшку.
- Да-да, - я спешно киваю и вызываю мелкие молнии боли в затылке.
- Потом я ночью лежал и долго думал. Я же тоже стал пустым. Знаешь, вот так умирает человек, грустишь по нему, и не знаешь, то ли его душа жива после смерти, то ли нет. Мне вообще сложно судить. Я люблю логику, и она не даёт ответ на такой сложный вопрос. Но в ту ночь появился доктор Вечность. И я начал верить во что угодно. Не удивлюсь, если есть жизнь после смерти. И вот тогда у меня стали появляться плохие мысли.
- Какие? - хмуро шепчу я.
- Ну... Я например был бы не прочь шагнуть под несущийся локомотив.
- Да ты что, дурак. - Я заикаюсь, слова запинаются, о пересохшее горло. Ярко вспоминаю разговор с Серёгой, который грозил меня бросить под поезд.
- Погоди, дослушай. И когда на следующий день я отправил письмо в Сомерсет, я точно знал, что ввяжусь в любую авантюру. Догадываешься, почему?
- Догадываюсь, но лучше сам скажи.
- Ну. Я же был пустым. Если человек готов прыгнуть с небоскрёба, ему терять уже нечего.
- Аааа, - киваю, но думаю о другом, однако Стёпка продолжает.
- А ещё знаешь, я подумал, что это лучший способ борьбы с пустотой.
Моё лицо озаряется.
- Да! - восклицаю я. - Всё, что мы сейчас делает помогает отвлечься от мыслей о смерти. Тебе - твоей мамы. Мне - Андрюшки.
- Именно, - печально улыбается Стёпка. - Но этот гад свёл меня с мамой снова, и я сно-ва... - друг закусывает губу и замолкает, глядя в окно. Его глаза увлажняются, я чувствую себя неловко.
- Ну не знаю даже, что тебе посоветовать, - говорю.
Стёпка внезапно прячет голову в коленях и шмыгает носом. Я вздыхаю и кладу руку ему на плечо.
- Если... вдруг вместо Андрюшки они забрали бы Серёгу, - говорю. - И ты поехал бы его спасать, я бы тоже поехал. Я бы тебя не бросил. - Не знаю, зачем я всё это говорю, но я горжусь своими словами.
И как после этого доказать Серёге, что не могу вот я останавливать Стёпку и не брать с собой. Может, впереди ждёт смертельная опасность, но как приятно будет встретить её с близким человеком.
С другой стороны, рациональной стороной рассудка понимаю: с Серым лучше не спо-рить. Если я защищал Андрюшку, то за Стёпку Серёга вообще порвёт, и не далёк час, когда я действительно окажусь под поездом.
- Серёгу никогда не заперли бы, - усмехается Стёпка и поднимает красные глаза. - Он слишком тупой для должности застрявшего в одном дне.
Я улыбаюсь в ответ.
- Тебя он не напрягает в нашем путешествии? - осторожно спрашиваю.
- Ну есть немного, - жмёт плечами Стёпка. - Просто, это для него уж слишком. Это мы с тобой воспитаны крутыми фильмами, готовы ко всему.
- Уж точно, - киваю.
- Но он молодец, - вдруг говорит Стёпка. - Он сильно помогает. Мы с тобой можем на-творить глупости, а его чрезмерное оберегание спасает нас от неправильных поступков. Если бы со мной случилось что-нибудь эдакое, Серый бы всех завалил. Он бы свою жизнь отдал, чтобы меня спасти. Он меня любит. А я его.
Хмурюсь и заявляю:
- Я понял, что я тоже очень-очень люблю Андрюшку. Просто раньше не замечал эту любовь, так что, поверь, я теперь за Андрюшку тоже порву.
Стёпка открыто улыбается и глядит на меня глазами полного обожания.
- Видишь, - говорит он. - Из всего в жизни можно вынести урок, даже из такого смертельного путешествия как это. Давай пойдём попытаемся уснуть?
- Пошли, - киваю.
И мы возвращаемся в купе. Тётя Марина спит, положив руку на кобуру; знаток своего дела. Стёпка бросает на неё лишь мимолётный взгляд и забирается наверх. Я двигаю следом.
В темноте движущегося поезда мы долго молчим, но потом Стёпка шепчет:
- Постараюсь думать о ней, как о чужой женщине.
- Правильно, - отвечаю я после долгой паузы.
- И ещё мне одна мысль пришла о докторе Вечности, но я лучше расскажу завтра. Сейчас я ещё не полностью всё додумал.
- А она может нам помочь? - спрашиваю.
- Вряд ли.
Опять молчим.
- Спокойной ночи, - шепчет Стёпка.
- Спокойной.
Боль в затылке вновь утихает. Действие таблетки доктор Руслан описал без прикрас. Я проваливаюсь в состояние глубокой беспокойной дрёмы.
Теперь мне снится Андрюшка в сарае с окровавленными губами. А я стою напротив и держу бревно. Взгляд у брата злой, испепеляющий.
- Тварь, - шепчет он. - Козёл. Я знал, что ты не приедешь.
А потом в его руке появляется молоток, и он протягивает инструмент мне.
- На! Докончи уж начатое.
Я беспокойно ворочаюсь с боку на бок и перед пробуждением вижу совсем страшный эпизод. Тётя Марина на кровати в больнице. И лицо! ЛИЦО! Оно аккуратно забинтовано, наружу торчат только красные губы. Как страшно. Это напоминает Слендермена, но только я боюсь совсем не его.
Открываю глаза, когда утреннее солнце бьёт в окно.
********
Мы подъехали к Москве.
До того как поезд остановился, позавтракали химикатами. Я не произнёс ни слова и по-стоянно косился на Серого. Тот вёл себя обыденно, будто вчера между нами ничего не произошло. Стёпка тоже не особо бросался словами. Зато старший часто трещал с тётей Мариной, но в основном на бессмысленные бытовые темы.
За полчаса до подъезда мы сдали постель, а за пятнадцать минут я надел куртку. Поезд остановился на Казанском вокзале. Помнится, бывал я тут как-то в восьмилетнем возрасте. Отец взял меня в командировку и встречался на Казанском с человеком по работе.
Огромный вокзал тогда запомнился мне грязным, переполненный нерусскими людьми. Может, в этой реальности всё иначе?
Как только поезд заехал под накрытие, погрузив купе во мрак, и замер на рельсах, мы втроём ринулись наружу.
- Не торопитесь, - приказала тётя Марина. - Вдруг нас там поджидает оранжевая бригада.
Однако мы всё же высыпали в пустынный коридор вагона, не собираясь выходить. Впе-реди светился тамбур с открытой дверью. Нам туда, но мы не рискуем. Военный здесь тётя Марина, пусть она и идёт первой.
