Алексей Гравицкий - Аномальные каникулы
— Ну, что там? — не вытерпел Ворожцов, забрасывая рюкзак.
— Вроде бы чисто, — сказал Тимур. — Если слой пыли в палец можно назвать чистотой.
— Лесь, сначала ты, — сказал Ворожцов и подсадил девчонку.
— Давай руку, — предложил Тимур. Поймал холодную ладонь, скрипнул зубами от боли в запястье, но Лесю втащил. — Свети.
Он помог забраться Ворожцову и запер дверь на засов. Теперь, когда сумеречный, но все же свет с улицы больше не попадал в сени, здесь стало совсем темно. Два фонарика кое-как справлялись с плотным мраком.
— Сухо, — заключил Ворожцов, наспех обследовав прихожую. — Надеюсь, в комнате тоже. Что в канистре, не смотрел?
— Не смотрел, — откликнулся Тимур. — А что там может быть и чем тебе это поможет?
— Бензин там может быть.
— И зачем тебе бензин? Спалить здесь все собрался?
— Ничего я не собрался. Просто любая горючка лишней не будет.
Оба замолчали. Вовремя почуяли, как разговор опять плавно уходит в русло бессмысленных пререканий. Надоело.
Тимур взял канистру, но она оказалась пустой. Как их спор. Он поставил ее обратно. Звякнув запором, приоткрыл крышку бидона. Ничего. Если там когда-то и была вода, то давно испарилась.
— А тут радиации нет? — спросила Леся, сморкаясь в платок.
— Чуть-чуть есть, — честно ответил Ворожцов, глянув на показания счетчика. — Но не критично. До утра не помрем… — Он заткнулся. Любые упоминания о смерти сейчас были не к месту, это уж точно. Поспешил перевести тему: — Давайте в комнатах посмотрим.
— Да, — согласилась Леся. — Если все в порядке, будем устраиваться на ночлег.
Она по-хозяйски взялась за ручку одной из дверей и вдруг отдернула руку. Отступила на шаг.
Тимур напрягся, поднял ствол.
— Что случилось? — с беспокойством спросил Ворожцов, выставляя ПДА перед собой, как оберег.
— Мне показалось, наверно… — прошептала Леся. — Звук. Там, в комнате.
Палец лег на спусковой крючок. Тимур стиснул зубы, вспомнив, что последним этого крючка касался мелкий, когда… Он глубоко вдохнул и выдохнул. Приказал себе: не сейчас, только не сейчас.
— Сканер ничего не показывает, — тихо проговорил Ворожцов. — Что ты слышала?
— Как будто шорох или… — Леся задумалась, подбирая слово. — Будто скребется кто-то.
— Видимо, показалось, — произнес Тимур. Он хотел успокоить девчонку, но тон получился не уверенный, а скорее безразличный.
За дверью щелкнуло. Все вздрогнули. Сомнения отпали сами собой: там, в комнате, кто-то был!
— Вот, опять, — еле слышно пробормотала Леся, хотя теперь это уже было лишним.
— Почему твоя шарманка молчит? — шикнул Тимур, сжимая ружье еще крепче.
— Да откуда я знаю! — окрысился Ворожцов. — Может, вообще половица скрипит…
Из-за двери донесся протяжный хрипящий звук, от которого у Тимура по спине мурашки побежали.
Леся, не отводя луча от двери, попятилась обратно к выходу.
— Половицы так не скрипят, — процедил Тимур сквозь зубы. — Пошли-ка отсюда!
— Да, уходим, — согласился Ворожцов. — Чуть не…
И тут с той стороны раздался глухой удар. Незапертая дверь приоткрылась. Тимур шагнул назад и почувствовал, как волосы на темечке зашевелились от страха. Пальцы мертвой хваткой сдавили обрез.
Из комнаты донеслось шипение, громыхание какого-то упавшего предмета, и снова глухо бабахнуло. Жалобно скрипнули петли, щель между косяком и ребром двери увеличилась.
Если сейчас они все вместе побегут наружу по проваленному крыльцу, то ноги к чертовой матери переломают. Однозначно.
— Лесю убирай, — бросил он через плечо. — Я прикрою.
— Стой-стой-стой, — быстро затараторил Ворожцов. — Стой, не стреляй! Смотри!
Тимур заметил движение в образовавшемся темном пространстве приоткрытой двери, но не на уровне своего роста, а гораздо ниже, почти у самого пола. Он молниеносно направил туда ствол и обомлел.
Из щели на него смотрела маленькая серо-рыжая морда. Глазки-бусинки, острый нос, уши торчком. Шерсть свалявшаяся, усы встопорщены, в уголках рта что-то белое.
Лиса переступила лапой через порог, подняла верхнюю губу и зарычала. Тонкая нитка слюны плавно потянулась от клыка к полу.
— Бешеная, — промолвила Леся.
Не сводя с рыжей морды дула, Тимур очень медленно отступил в сторону и тихонько велел Ворожцову:
— Отопри входную дверь. Попробую ее выгнать.
За спиной щелкнул засов. Зашуршало, и в сенях вновь стало чуть-чуть светлей. Лиса среагировала на это мгновенно. Не успел Тимур опомниться, как она с истошным тявканьем метнулась мимо него и юркнула на улицу.
— Запирай! — крикнул Тимур.
Ворожцов с грохотом захлопнул дверь и прижался к ней спиной, словно боялся, как бы рыжая не вломилась обратно. Наладонник он продолжал держать перед собой на вытянутой руке.
Тимур опустил ружье и криво улыбнулся, сбрасывая напряжение.
— Перенастрой свою шарманку, — посоветовал он ошарашенно моргающему Ворожцову. — А то она на косуль реагирует, а на мелкую дичь — нет.
— Идиот… — выдохнул тот, переставая подпирать дверь. — Идиот, я ж чуть не обгадился.
— Не волнуйся, ты не один такой, — успокоил его Тимур и снова повернулся к темной комнате. — А вдруг у нее там детеныши?
— Вряд ли, — покачала головой Леся, тоже потихоньку приходя в себя. — Если она бешеная, то щенков выводить не станет. Видно, просто спала, а мы пришли и взбудоражили ее.
— Ты все равно поосторожней, — предупредил Ворожцов. — Леся, свети ему, свети.
Вместе они отворили дверь до конца, осветили просторную спальню с двумя широкими кроватями, мутным окном, закрытым ставнями, и разгромленными туалетными принадлежностями на столике возле большого зеркала.
Никакой живности больше тут не было.
Зато в тумбочке обнаружилась керосинка, а в платяном шкафу между изъеденными молью брюками и кофточками банка с мутно-желтой жидкостью. Пока Леся стряхивала с матрацев сор и сдергивала грязные простыни, Ворожцов достал посудину, взял тряпку, открыл и, подмахивая рукой к носу, понюхал.
— Живем, — приободрился он. — Тимур, дай-ка лампу и спички. Если фитиль цел, точно живем.
Через десять минут кровати были приведены в относительный порядок, а на принесенном из сеней столе коптила керосинка и стояли подогретые консервы.
Еще когда входили, Тимур заметил возле бидона бутылку пшеничной водки, которая, по всей видимости, пылилась там еще с прошлого века. Желания напиться не было. Хотелось просто приглушить тоску, зашториться.
Не чувствуя вкуса, Тимур покидал в себя перловку с мясом, запил водой. Молча сходил за бутылкой, взял пальцами за торчащее ушко и отколупнул жестяную крышечку. Запахло спиртом.
Леся поморщилась и отказалась. Она поклевала совсем немного каши, машинально прополоскала рот и свернулась калачиком на одной из кроватей.
Ворожцов сначала тоже покачал головой, но поймал тяжелый взгляд Тимура и подставил кружку.
— Только чуть-чуть, — попросил он. — Я эту гадость терпеть не могу. Сам знаешь.
Тимур плеснул ему, себе, и они выпили не чокаясь. Водка не выдохлась за много лет. Глоток обжог горло, свалился горячим угольком в желудок, и по жилам поползло тепло.
Организм согрелся через минуту.
Душа — нет.
В груди продолжала дрожать пустота. Она ничего не требовала, но ничего и не давала. Она просто втекла туда без спросу и поселилась.
Леся закашлялась, стукнула зубами, подтянула к себе колени и обхватила их руками. Ворожцов потрогал ее лоб, нахмурился и укрыл девчонку спальником.
— Ты бы выпила чего-нибудь от простуды, — мягко сказал он.
— Я выпила, — отозвалась Леся. — Знобит что-то.
Ворожцов укутал ее плотнее и повернулся обратно к столу. По-деловому спросил:
— Будем дежурить?
— Да чего тут дежурить, — махнул рукой Тимур, плеснув себе в кружку еще. — От лисиц охранять, что ль.
— Ты б не налегал, — сказал Ворожцов. — Может, чаю лучше заварим? Можно попробовать на керосинке, правда, я…
— Знаешь что, — беззлобно перебил его Тимур, бултыхнув в кружке прозрачную отраву, — хватит уже обо всех заботиться.
— Как хочешь, — не стал спорить Ворожцов. — Только тогда мне тоже налей.
Они молча выпили, и от движения их тени причудливо изогнулись на стенах.
Тимур отставил кружку. Посмотрел, как огонек пляшет завораживающий фокстрот…
Отчаянно и страстно, словно в последний раз.
Вот трепыхается он в этом безумном танце, бьется желтым призраком о стеклянную колбу керосинки, дрожит.
Смотрит на мир через копоть.
Дышит тем же воздухом, что и мы.
Этот маленький язычок пламени чем-то похож на ночного мотылька. Только мотыльки летят на огонь, а ему лететь некуда. Он и так горячий. Да и как обжечься о самого себя?
Ему страшно совсем другое.
Не сгореть в один миг, вспыхнув яркой звездочкой. Нет.
Ему страшно наоборот…
Погаснуть.
Глава одиннадцатая. Деревня
Как заснул, Ворожцов не помнил. Зато момент пробуждения крепко отпечатался в сознании: сон отступил мгновенно, теряя смысл, но оставляя ощущение.
