Вячеслав Хватов - Ядерная осень
22.12.2026 г. Москва. Станция метро «Авиамоторная»
Только Елена Сергеевна собралась поближе рассмотреть изъеденную кем-то ботву, как в оранжерее погас свет.
– Служба поиска, на выход, – закричали в темноте, и стоящий где-то неподалеку молодой парень сорвался с места, на ходу снимая с плеча автомат.
– Что это? – Катя, держа в руке химфонарь, схватила за рукав пробегающего мимо парня.
– Тревога. Оставайтесь на своих местах.
Послышались отрывистые команды, многократным эхом отраженные от каменных стен. Потом по ступеням застучали каблуки. И наконец раздались первые выстрелы. Заплакали сразу облепившие Елену Сергеевну в темноте дети, собранные ею сегодня в оранжерее со всей станции – «чтобы сызмальства привыкали к крестьянскому труду – пригодится».
– Так, мальчики и девочки, берем друг друга за ручку и за бабушкой наверх, – Елена Сергеевна потащила малышей на первый этаж. – Катя, иди скорей сюда.
– Сейчас, мама, – Катя, упершись плечом в стеллаж, оставшийся здесь еще со времен «магазинного» прошлого, попыталась сдвинуть тяжеленную конструкцию с места, чтобы загородить дверь.
– Падла, – командир сладковцев пнул тело Алексея, – успел их предупредить все-таки, сука.
Да. Алексей, прежде чем погибнуть, схватил обеими руками ствол автомата ближайшего к нему сладковца, и тот от неожиданности выстрелил. Очередь пришлась в точности по самодельному распределительному щитку. А патроны, как назло, оказались зажигательными. Проводка загорелась. Коротнуло. Верзила со злости выпустил в Лешу всю обойму.
Закончив строить трехэтажное здание из всем известных слов, он сунул Топорову стоявший у стола «калашников».
– Веди.
Еще минуту назад всхлипывавший, бывший гаишник сжал автомат и, перешагнув через труп, уверенно двинулся к сбойке, которая вела в технический тоннель и дальше, через сеть ходов, в двадцать седьмой дом – бывший кинотеатр «Факел», где, как не сомневался Топоров, и находился сейчас Борисов со своими боевиками и этим академиком. Мать его!
Да. Ему хотелось лично выпустить кишки этому Борисову. Но потом… Потом он найдет ее. Наверняка она в своей оранжерее. Где же ей еще быть? Копается со своими цветочками-лепесточками.
– Я бы, Сок, на твоем бы месте тоже противогаз бы надел. Ты не представляешь, какая там у них, на «Ильича», вонища.
– Как скажешь, Витя, – ты начальник, – Сокол натянул на себя противогаз.
– Вот так-то. И вообще. Зря ты сюда напросился. Ноги-то у тебя еще не зажили как следует.
– А чего ноги-то? На мотодрезине кататься одно удовольствие. А почему мы этого Топорова с таким опозданием забирать едем?
– Да разве сам не знаешь? Переезд совета начальников станций на Лубянку, объединение фээсбэшников с грушниками, неразбериха. Да и почти все люди в спецоперациях заняты были. Да и сейчас народа не хватает. Иначе разве бы нас, троих калек, – Витя шевельнул простреленной рукой, – сюда послали бы?
– Да не такие мы уж и ка… – Мотодрезина подпрыгнула, отшвырнув метров на десять в сторону чье-то тело. Трое гэбээровцев, как груши с дерева, посыпались на рельсы. Поднявшись на ноги и бегло осмотрев блокпост, они осторожно двинулись в сторону «Авиамоторной». Картина, представшая перед ними, поразила даже видавших виды бывших спецназовцев. Повсюду лежали тела убитых, догорали занявшиеся от керосинок и спиртовок палатки, на облицовке стен многочисленные следы от пуль.
Сокол уже хотел что-то сказать, как вдруг в том тоннеле, откуда они пришли, два раза гулко ухнуло. Они поспешили на звук.
Борисов бросил гранату, потом вторую. Третью он оставил напоследок, для себя.
– Уходите, Владимир Евгеньевич. Кому говорят, надевайте противогаз и уходите, – капитан поменял рожок у «калаша». Снял еще один с автомата бойца с прошитой насквозь грудью, который лежал рядом. Прицелился. Дал короткую очередь.
– Я не могу, не могу, – академик решительно помотал головой. – Как же Катенька, Елена Сергеевна, дети?
– Да где же их теперь найдешь? И потом, кто-то должен доложить обо всем в штаб? – Борисов снова выстрелил.
– Вот вы и идите.
– Хотите сказать, что вы прикроете меня лучше, чем я вас? Сомневаюсь, – снова короткая очередь.
– Я…
– Идите. Это приказ, – Борисов снова поменял рожок. – Идите, иначе отсюда никто не уйдет.
Топоров снова присел на полусогнутых. Это он проделывал после каждого выстрела с той стороны.
– Не-е-ет, увольте, – забормотал он после оглушительного взрыва за углом и, отталкивая корчившегося сладковца, пополз назад. – Пора и своими делами заняться.
Минут через пятнадцать он стоял перед дверью оранжереи. Выстрелив два раза в замок, Топоров ударом ноги распахнул ее.
– Ага, вот она, недотрога чертова, – он сделал несколько шагов, сразу отрезав ей путь наверх. Тяжело дыша, Топоров приближался к Кате, загоняя ее в угол. Протянул к ней руки.
Вот сейчас он ее… вот сейчас она ему… А…А-а-а. Землей в глаза… Сука, – тряся головой, Топоров все-таки схватил ее, бросил на грядку, навалился, схватил за горло… и вдруг как-то странно обмяк. Внутри него что-то забулькало. Топоров, открыв рот, захрипел. Из его рта потекла кровь. Бывший гаишник сполз куда-то вниз и откатился, раскинув как-то неестественно руки. Перед Катей стоял симпатичный мужчина, похожий на какого-то актера из старых американских фильмов начала века. В «Скорой помощи» еще играл. Да, помощь действительно скорая, – Катя поправила кофточку с отлетевшими пуговицами.
«Актер», улыбнувшись, вытер свой «скальпель» об топоровскую куртку и задал неожиданный вопрос:
– Скажите, девушка, вы такого академика Скворцова не знаете?
Академик выбрался из прорехи в кирпичной стене и потрусил по шоссе Энтузиастов в сторону центра. Он бежал, не останавливаясь даже тогда, когда молотки в ушах, облаченных в резину противогаза, стали стучать просто в бешеном ритме. Ничего вокруг он не слышал, но зато почувствовал, как дрожит земля под ногами. Обернулся.
– Боже ж ты мой, – за ним, будто по пятам, ехала целая колонна бронетехники.
Все! Он пропал! Сладковцы! У кого, кроме них, еще были танки и эти… МБП?
12.12.2026 г. Рязанская область, пос. Салтыки
Он опять получил по ребрам. Тихий бил несильно, но резко, и менее болезненными удары, под дых и в челюсть, от этого не становились.
Поднявшись с бетонного пола, Егор снова встал в стойку.
– Соберись, но не смотри в одну точку. Ты должен чувствовать противника, – мрачноватого вида инструктор повел бедром, будто собираясь нанести удар ногой, и неожиданно нанес молниеносный удар ладонью в грудь. Егор отпрянул, и ладонь лишь хлопнула по балахону, который вчера на него напялили.
– Ну вот. Уже лучше. Реакция у тебя есть. Физику подтянем, а остальное придет с опытом. Гм… Может быть.
Они занимались уже третий день. У Егора болело все тело. Вот и сейчас, рухнув на койку, он думал, что не сможет заснуть – так ныли ушибленные и перекачанные мышцы и растянутые сухожилия. Но едва его голова коснулась матраца (вопрос о подушке вызвал у Гриши приступ дикого хохота), как он отключился, словно это Тихий, применив один из своих приемчиков, ткнул его куда-нибудь в сонную артерию своим крючковатым пальцем.
Утром он проснулся с ощущением какой-то необыкновенной легкости. Настроение было приподнятым. Еще позавчера Егор, сожалея о том, что его освободили от хозработ, ломал голову над тем, как теперь отсюда выбираться. Сегодня же он почему-то был уверен, что все будет хорошо, и предстоящий бой с Гогой уже не пугал его, как раньше. Самым главным из того, что удалось вынести Егору из уроков Тихого, было появившееся откуда-то чувство уверенности в себе, даже какой-то наглости добавилось. Может, так и было задумано? Егор вообще уже был не тем неуверенным в себе мальчиком, который, сидя в поезде, чувствовал себя оторванным от дома, от привычной обстановки, лишенным поддержки близких людей. Жизнь постаралась. Но теперь… Теперь он знал, что все будет «по его», и это не было простой самоуверенностью.
Косой луч солнца, пробежавшись по щеке, застрял в ресницах, выгоняя из Егора остатки сна. Сегодня у него первый бой. Настоящий первый бой, в котором наградой за победу будет жизнь. Почему же он совсем не волнуется? Конечно, Тихий поработал над ним. Внушать – это он умеет. А вот интересно, с его противником он тоже занимался, или у Вольфрама есть другой наставник? Надо будет на следующей тренировке спросить у Тихого…
На следующей тренировке… Вот опять! Почему он уверен, что она будет, эта следующая тренировка?
Самоуверенность для бойца, по словам его наставника, враг номер два после мандража. Но нет, самоуверенностью тут и не пахнет. Егору достаточно было посмотреть на этого Вольфрама, когда того проводили по коридору. Здоровенный тип с накачанными бицепсами и ничего не выражающим взглядом. Его словно специально слепили для уничтожения живой силы противника путем сворачивания в жгут и втаптывания того, что осталось, в пыль. Какая уж тут самоуверенность?
