Андрей Ливадный - Титановая Лоза
— Его убили? — с досадой переспросила Лоза.
— Почти, — усмехнулся Приор. — Смертельно ранило, если тебе интересно. Два проводника из Питерских случайно наткнулись на него в зарослях автонов. Побоялись снимать экипировку, притащили к торговцу. Я, на его счастье, оказался неподалеку.
— Спас?
— Пока не знаю. Имплантировал. Ближайшие дни покажут, насколько он живуч. А теперь расскажи мне о нем, чуть подробнее. Как вы встретились, при каких обстоятельствах? Это важно, — твердым, не терпящим возражений тоном потребовал Приор.
Лоза нервно теребила отключенный компьютерный шлейф. Ее мысли постоянно возвращались к командору.
«Почему он так отреагировал на мои слова? Он лгал мне? Изворачивался, пытаясь доказать, что не предал идеалы Ордена?».
— Дарлинг, я жду!
Она подняла взгляд. Похоже, Приор настроен решительно и от отчета никуда не денешься. Понятно, что Егор его интересовал по вполне практическим соображениям. Если выяснится, что капитан спецназа действительно на четыре года застрял в пространстве таинственного Узла, то идеология Ордена серьезно окрепнет, получив прямые доказательства существования пространственно-временной аномалии, куда не удавалось проникнуть известными на сегодняшний день способами.
— Хорошо, я готова предоставить полный отчет. — Дарлинг сняла заглушку с импланта, расположенного в правой височной области, коснулась сенсора. — Думаю, нет смысла тратить время на слова. Я передам данные напрямую. Но в обмен я бы тоже хотела кое-что узнать.
— Например?
— Меня интересует Хистер. Хочу понять, что связывает его с командором.
— Связывало, — уточнил Приор. — К сожалению, вынужден тебя разочаровать. — Глеб также коснулся сенсора на своем импланте. — Ты обязана предоставить отчет, а вот что касается личной жизни Хантера… Спроси у него сама. Уверен — он ответит тебе, если сочтет нужным.
* * *Командор метался в бреду.
Приор Глеб, дежуривший подле него, не отключал импланты, чутко следя за состоянием Хантера.
«Дела у командора неважные. Зря он так долго отказывался от повторного мнемотехнического вмешательства», — думал Глеб, просматривая отчет, предоставленный Титановой Лозой. Он никак не мог отделаться от ощущения, что пропустил нечто чрезвычайно важное.
Скорги, сосуществующие в симбиозе с организмом командора, вели себя неадекватно, причиняя ему нечеловеческие муки.
«Еще бы. Сразу после катастрофы мы не знали о колониях скоргов практически ничего, — думал Глеб. — Инфицирования происходили часто, а вот методы стабилизации пятен серебристой проказы были кустарными, основанными на крупицах знаний, полученных от горстки ученых, уцелевших в руинах Академгородка».
Глеб не любил вспоминать те годы. Мысль о том, что он мог бы изменить ход истории, просто всадив пулю в башку откровенного подонка, вызывала у него стойкое ощущение вины, незавершенного дела.
Теперь добраться до Хистера — проблема.
Приор вздохнул, вновь переключив внимание на командора, некоторое время работал с излучателем и кодировщиком, пока Хантер не затих, — наступило некоторое улучшение, но долго ли оно продлится? Глеб лучше других был осведомлен, как глубоко проникли серебристые нити в мозг Хантера, причиняя ему нестерпимые муки.
Командор внезапно застонал, открыл глаза.
— Пить… — сипло выдохнул он.
Приор поднес к его губам кружку, позволил сделать пару жадных глотков, затем строго произнес:
— Достаточно.
Взгляд Хантера на время прояснился.
Узнав Глеба, он, несмотря на боль, усилием воли удерживал искру сознания, его губы кривились, но нужные слова не удавалось произнести — пересохший, онемевший язык не слушался, из гортани рвались бессвязные звуки.
Приор присел подле, внимательно следя за мучительными попытками командора.
— У нас с тобой остался лишь один выход, — положив руку на лоб Хантера, произнес Глеб. — Я знаю, ты можешь умереть. Но сейчас не время для твоей смерти. Ты, как никогда, нужен Ордену.
Хантер затих, лишь его зрачки двигались, следя за губами Глеба.
— Да, еще одна имплантация. Ты против, знаю. Но нет другого выхода. Иначе тебя не спасти. Старые колонии скоргов нестабильны. Облучать их бесполезно. Нужна сложная мнемотехническая операция. Я проведу ее сам. И не спорь. По правилам, если командор неспособен управлять Орденом, Приор, оказавшийся в Цитадели, принимает временные полномочия верховной власти. Я воспользуюсь своим правом, чтобы попытаться тебя спасти, даже не сомневайся. — Глеб говорил, стараясь успокоить Хантера, да и себя. Он совершенно не был уверен в благополучном исходе операции, но и бездействовать, глядя, как командор медленно превращается в растение, он тоже не мог.
Губы Хантера выдавили наконец сиплое слово:
— Дарлинг…
— Она тут. Я позабочусь о ней.
— Я… хочу… правду…
— Какую правду? — нахмурился Глеб.
— Правду… ей… Дай… чип…
— Не усугубляй ситуацию. Сейчас не до того.
— Приказываю… чип!…
Тело командора вновь конвульсивно вздрогнуло.
Приор не стал рисковать. Он слишком хорошо знал характер командора. Вспышка неконтролируемой ярости сейчас ни к чему. Пусть лучше будут воспоминания, они уже отболели, став не такими острыми, чтобы помешать проведению мнемотехнического вмешательства.
— Я дам тебе чип. Успокойся.
— Если… Умру… Отдашь… Лозе…
— Отдам, — кивнул Приор. Спорить с командором — только время терять. Пусть себе записывает воспоминания. Встанет на ноги — сам решит, что делать с чипом.
Глава 6
Хантер и Хистер
13 сентября 2051 года…
Первая ночь после катастрофы была светла. Ярость огня, полыхающего среди руин, пожирающего мебель и скарб, смрадно чадящего в лужах расплавленного пластика, не знала границ.
Те, кто выжил, находились в тяжкой прострации.
Мужество человеческое имеет предел. Спокойно созерцать панораму руин, среди которых пляшут отсветы пламени, понимать, что несколько часов назад тут сиял мириадами огней великолепный город, было не просто тяжело — панорама пустоши, освещенной пожарами, изломанной складками изменившегося в одночасье рельефа, похоронившей сотни тысяч людей, уничтожала рассудок, воздействуя на психику, как сокрушительный удар.
Савва очнулся в темноте.
Последнее, что он помнил, было чувство глубокой досады на самого себя. В подвале на окраине города он оказался случайно. Выпил накануне со знакомым парнем, тот и затащил. Дальше, пока в голове еще царил алкогольный дурман, Савва лишь наблюдал, как кучка бритоголовых наци накачивает себя в преддверии задуманного погрома. Было тошно их слушать, но физическая форма к мордобою не располагала — за последний год, после того как разошелся с женой, Савва много пил и сильно сдал.
К вечеру дурман опьянения понемногу начал рассеиваться, и последнюю, напутственную речь этого Хистера, обращенную к малолетним боевикам, он слушал уже с отвращением.
Естественно, Савва не собирался принимать участие в погромах. Да и сильно сомневался, что пацаны пятнадцати-шестнадцати лет способны натворить что-то серьезное. Года три назад, когда Савва только вернулся со службы в армии, он бы долго не раздумывал, как поступить, — очнувшись от полузабытья, разогнал бы эту гнилую тусовку, публично, на глазах запутавшихся в речах и лозунгах подростков потрепал бы новоявленного «вождя нации», но год беспробудного пьянства сыграл с ним злую шутку. Мышцы одрябли, убеждения поистерлись, он чувствовал, что катится по наклонной плоскости, но уже не сопротивлялся неумолимому падению на дно.
Будь что будет. Раньше заработать пару сломанных ребер — не вопрос, а сейчас не страх, но липкое безразличие к окружающему поселилось в душе. Он хотел просто уйти, плюнув на все, и больше не вспоминать о существовании этого подвала, где его полупьяного, дебильно улыбающегося окрестили Хантером.
Савва ждал, когда малолетние боевики свалят. Связываться с ними не хотелось. Все равно не переубедишь, тут нужно внушение посерьезнее, чем пара тумаков.
Затаившись в глубине подвала, он наблюдал, как Хистер нервно курит в ожидании некоего события, а затем…
Я что, вырубился? — Он приподнял голову, осматриваясь.
Остаточные эффекты похмелья вмиг улетучились.
В подвале царил сущий кавардак. Блин… Они что, тут запас взрывчатки держали?!
Голова раскалывалась. В ушах звенело. Рот и нос забила едкая бетонная пыль.
Вот придурки малолетние… — мысленно продолжал ругаться он. С трудом встав на четвереньки, начал пробираться к выходу, обозначенному на фоне вязкой тьмы изломанным контуром перекошенного дверного проема, за которым сочился непонятный багряный свет.
