Роман Глушков - Найти и обезглавить! Головы на копьях. Том 2
И вот на моих глазах ван Бьер сам изображал пляску смерти, а гигант только и ждал, когда он выбьется из ритма.
Ждал и… нет, не дождался. Потому что нежданно-негаданно умер.
Представьте: вы выронили из руки камень, а он вместо того, чтобы упасть на землю, оп! – и улетел в небо. Нечто подобное произошло сейчас в круге для поединков. Монах, который был ошеломлен натиском Ярбора и едва успевал отступать, вдруг забыл о своей хромоте. И, пригнувшись, метнулся ему навстречу с быстротой молнии. Или, вернее, навстречу и чуть левее, что позволило ему проскочить буквально под мышкой у великана.
Трескучий в этот момент наносил очередной удар, такой же сокрушительный, как предыдущие. Но ван Бьер оказался проворнее. И очутился у него за спиной, когда он делал замах и выпад. А затем перерубил «эфимцем» Ярбору подколенное сухожилие опорной ноги.
Гигант заметил финт противника и попытался развернуться, но было поздно. Весь его вес приходился сейчас на подрубленную ногу, и он грохнулся на четвереньки, а его секира, вновь не найдя жертвы, лязгнула о камни…
…И больше не поднялась. Едва Трескучий споткнулся, как Баррелий подскочил к нему сбоку и одним ударом отсек ему голову…
Доселе я еще не слышал, как наемники кричат от страха. Даже когда они бились с криджами, вокруг меня раздавалось много криков, но от страха тогда орал лишь я один. Зато когда голова Трескучего слетела с плеч, отряд исторг дружный вопль изумления и ужаса. И отпрянул от кригарийца и забившегося в агонии, обезглавленного тела Ярбора, отчего круг для поединков сразу стал шире.
Тишина, что повисла затем над лагерем, была не менее зловещей. Оружия никто не выхватил, но все были готовы сделать это по первому же приказу. Но их главарь тоже молчал, приоткрыв от удивления рот и потирая затычку в дырявой щеке.
– Если никто не возражает, я еще немного поношу свое кольцо. – Ван Бьер вытянул перед собой руку с кригарийским перстнем и повертел тот на пальце. А затем, глядя в лица наемников, неторопливо обошел труп гиганта.
И шел он совершенно ровной походкой, в которой не было ни намека на хромоту. Также, как в облике победителя не осталось разбитости и запойной понурости. Мне почудилось, что расправивший плечи Баррелий даже стал на полголовы выше, но это лишь потому что я давно не видел его таким живым и подтянутым.
– Проклятый шукин шын! – заговорил наконец Бурдюк. – Так ты, выходит, нам врал! Никакой ты не хромоногий!
– Хромоногий или нет – это как тебе будет угодно, – ответил Пивной Бочонок. – Могу опять захромать, если таким я тебе больше нравлюсь. Но это все мелочи. Хватит болтать, Бурдюк – ты напрасно тратишь мое время. А оно для меня сейчас на вес золота. Я выиграл бой, поэтому отпускай нас с Шоном, и мы пойдем. Так, как ты и пообещал!
– Но жачем ты ломал перед нами комедию? Чего добивалшя?
– Не твоего ума дело, Бурдюк. Если не согласен, что я выиграл честно, так и скажи. Или же соблюдай договор и не задавай лишних вопросов!
– Ярбор был отчаянным храбрецом, – покачал головой Аррод. – Он вышел бы против тебя, даже ешли бы ты не хромал и был на пятнадцать лет моложе. Поэтому я не ошпариваю твою победу. Тем более, что наш ражговор еще не окончен.
– Не дай уйти им живыми, Аррод! – вновь подал голос Шемниц. – Вы все только что видели, как кригариец разделался с вашим лучшим бойцом! Мы понятия не имеем, что у него на уме, и никогда этого не узнаем! Он ковылял на одной ноге с тех самых пор, как Брасс записал его в легион. И вдруг в мгновение ока избавился от своей хромоты! Зачем он притворялся и какую игру с нами ведет?
– Да не переживайте вы так, полковник – отмахнулся главарь, угрюмо взирая на павшего исполина. – Ван Бьер выиграл бой, но ему не удрать иж долины до рашшвета. А утром его ждет не поединок, в которых он большой дока. Утром его ждет наштоящая война, победы в которой ему не видать. Никто не воюет один в чиштом поле против целой армии. Даже кригарийцы… Мне очень жаль Ярбора, но жавтра он будет отмщен! Не так ли, ребята?
Наемники откликнулись одобрительными возгласами. Вот только звучали они не так дружно, как те возгласы страха, которые я недавно слышал. И все же ни я, ни Баррелий не сомневались: никто в отряде не откажется участвовать в завтрашней охоте на нас. Хотя, конечно, втайне все будут надеяться, что мы успеем сбежать или где-нибудь спрятаться.
– Ты и твой шопляк можете идти, – подытожил главарь. – Никто не потревожит ваш до утра – мое шлово! Но только ешли ты вернешь мне меч. Иначе никак.
– Этого условия в нашем договоре не было, – напомнил ван Бьер, но в спор решил не вступать. И, вонзив «эфимца» в землю рядом с отрубленной головой Трескучего, заметил: – Что ж, спасибо и на том. Как бы то ни было, твой меч мне здорово пригодился. А вот пригодится ли он завтра тебе? Подумай над этим хорошенько, пока будешь хоронить своего героя. Он был великим воином и мог бы еще жить да жить, кабы не его безрассудство. А у тебя с рассудком все в порядке, не правда ли? И тебе хочется довезти золото до Фенуи, а не гоняться за мной по окрестностям Азурита… Вот и прислушайся к этому своему желанию, Бурдюк, пока не поздно. Как знать, возможно оно – последняя светлая мысль, которая посетила тебя в жизни…
Глава 22
– Так ты и правда всего лишь притворялся хромым? – задал я Баррелию тот же вопрос, что не давал покоя Бурдюку и Шемницу. – Но зачем? И почему не сказал об этом мне, ведь мы же напарники!
– Потому что ты не умеешь хранить тайны, – ответил Пивной Бочонок. – Ни свои, ни чужие. А особенно такие важные, как эта.
– Кто тебе такое сказал? – обиделся я.
– Не кто, а что. Твоя безусая молодость.
– Ну молод я, и что с того? Да разве я хоть раз тебя подвел?
– Будем считать, что нет. Но это лишь потому что никто пока не развязывал тебе язык, подвешивая тебя на дыбе и поджаривая твои пятки.
– Даже если так, я все равно не выдал бы твои секреты, – заверил я кригарийца. – Ты плохо меня знаешь. Я умею терпеть боль!
– А ты знаешь меня еще хуже, – возразил он. – На дыбе я выдал бы все твои тайны. Да вдобавок наплел бы небылиц, лишь бы только мне перестали причинять боль. Потому что она – не та боль, которую можно вытерпеть. Рано или поздно на дыбе ломаются все, парень. Нет на свете человека, кого бы она не разговорила.
– Но тебя же пытали в подвалах Капитула, – напомнил я. – И ты ничего не сказал тогда курсорам.
– Ха! – Монах всплеснул руками. – Потому и не сказал, что меня арестовали по ложному доносу. И я взаправду ничегошеньки не знал о том, о чем меня спрашивали. Когда курсоры уяснили это, они вышвырнули меня пинком на улицу и все. А если бы я что-то знал, уж я бы запел у них соловьем в тот же день, когда меня загребли…
Огни костров остались позади, но мы продолжали видеть их, потому что деревья в долине росли очень редко. Да и те, что росли, были либо сухими, либо засыхающими. Вот почему Аррод не сомневался в том, что утром он нас настигнет. Здесь действительно было негде спрятаться от отряда преследователей. Также, как убегать от них по бездорожью, было трудно и муторно.
Но тем не менее ван Бьер велел мне сойти с дороги вскоре после того, как мы покинули лагерь. И вот теперь мы сбивали ноги, запинаясь о камни, и рисковали сломать лодыжки, провалившись в ямку или трещину. Разглядеть что-либо в темноте было трудно. Поэтому я шагал по следу монаха, чутью которого доверял больше, даром что сам был моложе и вроде бы глазастее его.
– И все-таки, что это за секрет, Баррелий? – продолжал настаивать я. – Сейчас-то ты можешь мне о нем рассказать.
– Хм… Что за мелкий зануда! – Было ясно, что кригариец не желает со мною общаться. Но, видимо, вспомнив, что завтра нам подавно будет некогда болтать, снизошел-таки до разговора: – Это старая военная уловка, парень – прикинуться больным или калекой, чтобы враг считал тебя слабее, чем ты есть на самом деле. Как видишь, сегодня моя маленькая хитрость спасла нам обоим жизни. Пусть ненадолго, но и то хлеб.
– И когда ты начал притворяться? – не понял я. – Ты же хромал не переставая с тех пор, как сломал в Фирбуре ногу.
– Помнишь, в «Вентуме» я уже начал было ходить ровно, а потом вдруг подвернул больную ногу и опять взялся за костыль? – спросил он. Я угукнул. – Так вот, я тебя обманул – ногу я не подворачивал. А «захромал» снова, потому что генерал Маларий Брасс поручил мне одно задание. Секретное, разумеется.
– Ух ты! – удивился я. – И это задание тоже связано с золотом из банка Марготти?
– Почти угадал, – подтвердил ван Бьер. – Не с золотом, а с полковником Ульбахом Шемницем. Он хороший вояка, но конспиратор из него дерьмовый. Или он где-то проболтался, или его кто-то подслушал, но Брассу донесли, что командир его Шестой когорты втайне связался с Бурдюком. Зачем – генерал этого не выяснил. Но заподозрил, что Шемниц решил провернуть у него за спиной темное дельце. И явно не мелкое, учитывая, кого он пригласил в компаньоны.
