Мария Симонова - Диагноз – бессмертие. Одержимые бессмертием
Ронин повел их в дальний конец зала, где сияла огнями застекленная стойка — своего рода привокзальный буфет. И даже столик свободный нашелся. Усадил бойцов за столик, сделал заказ — так, ничего особенного, без крепких напитков. Пусть пожуют, пока он будет заниматься очередным преступлением категории Б, именуемым в просторечии «подлог и введение в заблуждение контрольной системы».
Отпустив киберофицианта, ронин прошел через зал к отделению связи. Зашел в одну из прозрачных кабинок и подключил свой коминс к компорту: ничего криминального, человек, к примеру, решил снять полную информацию по мирам и объектам, где нуждаются в его услугах, чтобы личный коминс выбрал для него самый оптимальный вариант.
Теперь немножко поколдуем. Документы как таковые вольным проходчикам иметь необязательно — поголовно космические бродяги, и условия работы у них такие, что никакие бумажки и даже пластиковые карточки у них долго не держатся. Трудно учитывать вольных «кротов». Особенно, если они того не хотят. По этому здесь главное — информация с базы учета кадров и личный номер.
Эту–то информацию он сейчас и собирался задвинуть в систему. И в соответствии с ней она сама выдаст им новые документы взамен якобы утерянных, сверившись для начала с основной гражданской базой , а там их новые данные уже есть, — и запросив картотеку охраны правопорядка, где ими, естественно, и не пахнет.
«Ох, чую, кончится скоро эта малина: зачастил я в последнее время на заповедные госсервера. Того и гляди, в ответственных инстанциях пробудятся от счастливых грез и раскусят эту мою эксклюзивную фишку…» — подумал ронин, покидая основную базу. По окончании операции высшего хакерского пилотажа состряпать подложные накладные не составило большого труда: груз «Минотавра» теперь проходил как экспериментальная контрольная аппаратура, облегчающая первую стадию отсортировки руды.
Выправив документы, ронин вернулся к бару. Еще издали окинул своих бойцов придирчивым взглядом — вроде все о'кей. Сидят, питаются. Выглядят со стороны даже лучше, чем он опасался. Только вот Жен, бедолага, держит вилку двумя пальчиками: руки–то она испачкала, но каково же теперь ей, помешанной на дезинфекции, этими руками есть?.. Рунге наблюдает за ней умильным взглядом. Хорошо, если только Рунге. Граберу, тому точно не до Жен — опрокидывает стопку, успел, спиногрыз, заказать себе спиртного.
Ронин решил здесь дольше не задерживаться. Взял в автомате на вынос порцию еды, запаянную в пластик, и упаковку с банками пива: чтоб было чем заняться в машине в ожидании очереди на отправку.
Усаживаясь рядом с Жен, сказал тихо:
— Вилку зажми в кулак.
Она было послушалась, ковырнула один раз и брезгливо отложила вилку:
— Я, кажется, уже наелась.
Остальные тоже доедали. Можно было уходить, как вдруг поблизости раздалось:
— Гляди–ка, Несквик, какие ручки! — Громко, на весь бар, так что все присутствующие обернулись поглядеть. Жен быстро спрятала руки под стол.
Говорил один из тех двоих, что сидели за столом справа: молодые проходчики, потертые, но еще не обкатанные каторжным трудом до состояния полного отупения и заторможенности. Кровь, стало быть, пока еще играет, и девушки за живое трогают. Даже такие крокодилицы, какой стала Жен после сегодняшнего «косметического сеанса».
Только таких проблем нам и не хватало. Предчувствие, похоже, его не обмануло.
— Уходим, — сказал ронин, вставая. Тем временем и Несквик решил высказаться:
— Да–а–а. Такими ручками грех вкалывать. Только держаться за большой… и отбирать всю зарплату.
Ронин медленно развернулся к говорившему, оценивая степень опасности, решая про себя — стоит ли соскальзывать на «бросок». Несколько секунд они мерились взглядами, потом молодой «крот» отвел глаза, заерзал, уронил ложку и полез за ней под стол. Вот так. И слов не надо. Как ни маскируйся под крысу, а все–таки волк. И мелкое зверье это чует. Ронин перевел дыхание, несколько расслабляясь и уже считая инцидент исчерпанным — остается только спокойно покинуть помещение, как вдруг…
— Немедленно извинитесь перед женщиной! — Рунге, вскочив, вперился взглядом в соседний стол, под которым исчез осквернитель женского достоинства. «Триплексы» сверкают, парик растрепался. Вот дьявол! Старый хрыч, оказывается, тоже успел заложить за воротник: вон и пустой бокал возле тарелки отсвечивает. Из–под стола вынырнула взлохмаченная голова с округлившимися глазами.
— Что–о–о?!!
Рунге шагнул вперед: цыплячья грудь колесом, подбородок вздернут:
— Я требую, чтобы вы извинились!
* * *
Того, что произошло потом, даже я уже не мог бы предотвратить: Несквик, всхрапнув, окончательно выпростался из–под стола и, свалив стул, кинулся на профессора. А значит, скандала не избежать. И в «бросок» поздно, и вся конспирация летит к чертям собачьим. Это промелькнуло у меня в голове за ту долю секунды, пока я сместился чуть вперед, закрывая хрыча. Встретил «крота» качественным прямым в челюсть, но в бой тут же ринулся его дружок, за ним повскакала и вся их партия, расположившаяся за столиками поблизости.
Оценил обстановку — их примерно около десятка. Многовато, если без лучевика… Второго я ловко перехватил на переднюю подножку и постарался направить его на ближайший столик, где народу сидит побольше. Удалось — «кротина» кувырнулся вверх тормашками точнехонько на колени здоровому мужику в тот момент, когда он как раз подносил ко рту кружку с пивом. Пиво плеснуло в стороны, а толстое донышко врезалось неудачнику в затылок. Громила вскочил, за ним еще трое.
Для верности я схватил в охапку еще одного, не разбираясь — свой, чужой, — и толкнул на столик с другой стороны. «Кроты» — народ отзывчивый, и скоро мы были отрезаны от группы Несквика ревущей от ярости толпой проходчиков. И завертелось!
Остальной народ, сидевший в баре, тоже вскочил и встал на сторону профессора — не по убеждениям, а из принципа. Из того же принципа другие подтянулись на помощь Несквику. Бар за считанные секунды охватил всеобщий мордобой. «Кроты» лупили страстно друг друга — одно из немногих развлечений, в какой–то мере возвращающее старателям вкус к жизни. Здесь не зевай. Жен сразу же прилепилась к моей спине — молодец девочка, соображает, что к чему. Я вертел головой, выискивая Рунге в этой кутерьме, одновременно работая кулаками, локтями и коленями. Потерять по глупости свою единственную надежду на жизнь мне как–то не улыбалось. И увидел. Наш яйцеголовый тоже оказался не промах: сжимая в руке невесть откуда взявшуюся ножку стула, Рунге прижимался к спине того громилы, продолжавшего уверенно орудовать кружкой. Зубы профессора оскалены, мне даже показалось, что он тонко визжит, тыкая ножкой в чьи–то морды. Ай да хрыч!
Одним мощным рывком опрокинув вновь поднявшегося Несквика на пол, я добавил ему коленом по зубам и прорвался к Рунге. Пришлось уворачиваться от иззубренной на сколе ножки, которую яйцеголовый чуть было не воткнул мне в солнечное сплетение. Я хлестнул хрыча по щеке, и вот тут–то он меня и опознал. По уху скользнула кружка, на плечо обрушился удар чем то тяжелым. Не обращая на это внимания, я стал пробиваться к выходу. Грабер… О нем я даже и не вспом — нил — да и хрен бы с ним, с Грабером. Он в общем–то больше не нужен. Чай, не маленький, до «Бычка» и сам доберется. А отстанет, я плакать не буду. Потасовка охватила весь зал.
Почему–то основное внимание дерущихся в нашей троице привлекал все же яйцеголовый, и мне пришлось изрядно попотеть, чтобы сохранить свою и его физиономии в относительной неприкосновенности.
В самых дверях свалка была особенно густа, и тут я ? обнаружил Грабера, тщетно пытающегося применить свои навыки субокса к какому–то доходяжному «кроту». «Крот» все не падал, а сзади на Грабере уже висели как минимум двое, пытаясь то ли задушить, то ли завалить. Я вырвал у хрыча его оружие — ножку — и прицельно перетянул одного по почкам, откинул еще кого–то и подтолкнул к очистившимся на миг дверям Жен и хрыча. Мимоходом поддел ногой под копчик второго, насевшего на Грабера. Уф! Отшвырнул дубинку в чью–то рожу, и так залитую кровью, и выскочил наружу. Следом вылетел Грабер, словно пробка из бутылки карасского шампанского.
Не сговариваясь мы рванули подальше от бара, провожаемые завистливыми взглядами проходчиков в общем зале — каждому охота помахаться, скрасить нудятину ожидания. Не успели мы миновать двери, как в бар уже вломились ребята в серой форме с дубинками — усиленный наряд местной безопасности. Это вам, мужики, не астероид, где можно безнаказанно чистить друг другу морды в часы досуга. Впрочем, там на это и сил не остается.
Я осмотрел своих: в целом сносно. Из переделки вышли почти без потерь. У Рунге глаза так и взблескивают, одно слово — лев! Хорошо, что у этого «льва» грива — сиречь парик — надежно приклеена к лысине погорели бы на первом же тычке! Кстати, о тычках — надо бы старому задире сделать втык. Но это после, когда рассосутся алкоголь и адреналин в кипучей старческой крови. Грабер морщится, ощупывая челюсть, левый глаз заплыл — ну этому–то давно уже стоило вломить. А Жен, конечно, кусает губы: ее ведь упрямство всему виной…
