Сергей Недоруб - Горизонт событий
— Что он такого сделал? — осторожно спросил Уотсон.
— Как сам утверждал на суде — сбрасывал напряжение.
Уотсон потёр лоб, рассеянно прислушиваясь к равномерному урчанию мотора. Анубис отвернулся на секунду, собираясь с мыслями.
— Эрагон в бытность военным очень любил женщин, — продолжал он. — Больше, чем следовало. Настолько больше, что не мог пропустить ни одной, с которой имел шансы предаться утехам. Даже если она вовсе этого и не желала.
— Значит, в этом всё дело, — пробормотал Уотсон, но Анубис его прервал:
— Он перерезал им горло ножами.
— Что? — вырвалось у Уотсона. Он смотрел в глаза Анубису, надеясь увидеть в них злую шутку, но встретил лишь холод.
— Генерал не просто убивал своих жертв, — сказал Анубис. — Эрагон уродовал им лица до неузнаваемости. Затем вырезал на лбу аббревиатуру подразделения, в котором служил своей Родине. Если впадал в раж, то кромсал и всё тело. А добивал девушек уже после.
Уотсон долго хранил молчание.
— И этот человек работает в Зоне? — не поверил он. — Да ещё и на руководящем посту?
— А кого прикажешь назначать на должность главаря полувоенной банды убийц? — задал встречный вопрос Анубис. — Глок вытащил Эрагона чуть ли не из здания суда. Между тем Эрагон совсем не горит желанием здесь находиться. Но понимает, что после такого обвинения ему деваться некуда. В качестве компенсации пристрастился к личной казни собственных провинившихся людей. Ножом, разумеется.
— Что же, Кунченко допустил беззаботное проживание генерала? Мне по описанию Фармера показалось, что он не лишён воинской чести.
— Не надо так усердно трясти майора, — поморщился Анубис. — Клинч как раз старался не допустить наличия в Зоне откровенного отребья. Но тут он ничего поделать не мог. Глок прямо приказал ему смириться с участием Эрагона в общем деле.
— Я не понимаю, — всё ещё возражал Уотсон. — Да, Зона и всё такое… Но у вас же есть здесь свои правила. Или хотя бы порядки, традиции, обычаи. Минимум морали, в конце концов! Неужели на Эрагона управы не нашлось? Та же Арена…
— Дружище, ты какими категориями мыслишь? — резко спросил Анубис. — Арена — это следствие социального голода сталкеров. Как и все традиции и прочие кодексы. Они нужны, чтобы удерживать в узде новобранцев и создавать впечатление, что даже у самого мелкого винтика системы есть власть. Хотя бы в пределах, в которых можно напустить ржавчины на другой винтик, сцепившись на глазах у публики, да ещё и заработать при этом. Зрителям тоже хорошо — имеют и хлеба, и зрелищ. Нет никаких понятий о чести, этике, морали, а есть только деньги. Деньги в мире и деньги на войне. Порочная философия и поиски смысла жизни там, где его нет. Ты думаешь, между «Долгом» и «Свободой» есть принципиальная разница? Мы все здесь повязаны и питаемся из общей кормушки. Разделение кланов было нужно, чтобы создать иллюзию выбора и подобие цивилизации, основу для нового общества. А в обществе как обычно: прикрывай своих и стреляй в чужих. Ты можешь присоединиться к кому угодно, хоть к «Монолиту», или вообще стать одиночкой — всё равно твоя жизнь в Зоне сведётся к одному дню, повторяющемуся в незначительных вариациях. Везде торговцы, задания, вознаграждение, аномалии, артефакты и заблуждения. Приказы матом в лицо или же приказы вежливым прошением. Кнут или пряник, а результат один: ты вкалываешь на систему, на коммерческий проект «Зона», созданный людьми, созданный искусственно на территории аномальных явлений, к которым люди уже никакого отношения не имели. Работаешь по указке, развлекаешься по указке. Всё везде одно и то же, и это никогда не менялось. И чтобы ты чувствовал себя не быдлом, а мужчиной, тебе дают такие мелкие игрушки, как Арена. Как рейтинги достижений в твоём КПК. Чтобы не ходил на промысел артефактов, как на работу, а испытывал естественную тягу к приключениям, горел духом соревнования, стремился вырваться вперёд на крысиных бегах всех разновидностей. И эта схема действительно работает.
— И ты сам во всём этом участвуешь? — с горечью спросил Уотсон.
— Я не имел отношения к этому делу, — опроверг Анубис. — Всё было устроено, заведено и пущено в ход ещё до меня. Сам я как раз происхожу из вольных сталкеров, сделал карьеру в «Долге» с самых низов, под началом Воронина и Ястреба — военных мужланов до мозга костей. Теперь, волею судьбы, я возглавляю клан, но не могу ничего изменить. Чего ты от меня ждёшь? Чтобы я отказался от финансирования, расформировал всю группировку и переобулся в народные мстители, пошёл воевать против разной сволочи? Так Коалиция приручит «Свободу» или учредит новый клан. А нас прижмёт к земле.
— Но ты же думал об этом? — не унимался Уотсон. — Хотел сломать систему?
— А что мы, по-твоему, сейчас делаем? — спросил Анубис, глядя на Уотсона как на новорождённого ребёнка. — Хотим сломать систему. Уничтожить Монолит. Не будет Монолита — не станет и Зоны. У меня при всём желании не было шанса провести хоть какую-то реформу. Да в них уже и смысла нет. Мы в жизни не делали ничего глобальнее, чем сейчас. Нам предстоит добиться успеха или погибнуть. А что до выяснений отношений по-мужски, то хотел бы я посмотреть, как начнёт ржать Клинч, если я предложу ему вызвать на Арену, скажем, Глока, чтобы через кулачный бой выяснить, на чьей стороне истина.
— Но ты же можешь вызвать Эрагона? — задал вопрос Уотсон. — Не как лидер одного клана вызывает лидера другого, а просто как человек человека. Или просто навязать ему бой силой. Без оглядки на звания, без политики. Не ради истины. Сам же говоришь, теперь уже нет никакой разницы.
Предводитель «Долга» отвернулся, мрачно глядя на возвышающиеся впереди военные склады.
— Сможешь? — повторил Уотсон.
Анубис молчал.
Глава 16. «Тайкун»
Марк загнул плоскогубцами края проволоки, встал и перевёл дух, чувствуя, как колотится сердце. Только что он закончил с расстановкой систем защиты периметра. На это ушло восемь противопехотных мин, пять датчиков движения и множество фотоэлементов, прикреплённых к стволам деревьев. Всё это добро, как и многое другое, нашлось в грузовом отделении «Тайкуна». Напоследок сталкер расставил несколько растяжек, изготовленных при помощи всех имеющихся ручных гранат и пары мотков чёрной проволоки. Также имелась в наличии небольшая пулемётная турель, её Марк поставил на островок, на который его вытащил майор после приземления с парашютом. Пулемёт смотрел честно в единственную сторону, с которой можно было бы залететь в тесную болотную рощу, в которой находился Ка-54.
Когда Марк вернулся к вертолёту, Борланд с Клинчем уже разложили на куске брезента все орудия труда, с помощью которых предстояло провести полевой ремонт машины. За беседой работа быстро спорилась.
— Значит, ты вовсе не мстить попёр? — произнёс Борланд. — Тогда, в Баре.
— Я совсем на дурака похож?
— Только чуть-чуть.
— Когда я увидел нож, который принёс тот крендель, мне всё сразу стало понятно. Что Консул — свой человек.
— И ты пошёл его выручать.
— Не совсем, — сказал Кунченко. — Я понял, что дальше вы с «Долгом» в случае чего справитесь без меня и особо горевать не станете. Так что я решил попытаться сгонять на базу и забрать оттуда «Тайкун», чтобы всем нам легче жилось. Всё остальное стало простым следствием успеха этой задумки.
— Майор, ты ступил дальше некуда. Тебя бы там прибили на раз-два. Не хочу показаться нескромным, потому что обычно я своей скромностью горжусь до небес, но Ми-28 быстро бы указал тебе твою ошибку, если бы я его не отвлёк. Причём отвлекать-то его я пошёл не из-за твоего героизма.
Клинч вытер лоб тряпкой, которой до этого протирал автоген.
— Так моя ошибка состояла только в этом? — спросил он. — Что я решил жизнью рискнуть?
— Ну… — Борланд постарался подобрать слова. — Это уже как бы показатель оригинального мышления.
Майор, сделав паузу, встал и отряхнул грязь с ботинок.
— Вообразим себе ситуацию, — сказал он. — Ты — генерал армии, чья задача — добраться до определённого рубежа и произвести диверсию. У тебя есть все ресурсы, но вероятность успеха очень маленькая, поскольку враг силён и не дремлет. Затем ты обнаруживаешь по ходу дела возможность получить в своё распоряжение одну единицу воздушной техники, с которой твои шансы на успех существенно возрастают. Всё, что тебе для этого надо, — рискнуть жизнью одного солдата. Ты бы согласился?
Борланд думал недолго и ответил:
— Пожалуй, согласился бы.
— Вот и я так считаю. Просто этот солдат — я сам. Это никакой разницы не делает. А у вас была задача, и вы должны были её выполнить, никуда не дёргаясь. По морде бы тебе настучать за своеволие. За то, что пошёл меня прикрывать. Но зато нам удалось вытащить Консула, так что я тебя прощаю.
