Юрий Иванович - Обладатель-двадцатник
– Савен! – удовлетворённо воскликнул телохранитель с переднего сиденья. – Вырвался всё-таки!
Гегам Оганесович, когда начальнику охраны оставалось пробежать метров двадцать, вдруг ощутил очередной наплыв предстоящих неприятностей. Но задуматься о причине не успевал и не смог. Страх глушила тривиальная злость на ближайшего доверенного помощника. Потому и кричать начал издалека:
– Сразу приказал тебе не останавливаться! Почему ослушался, дерьмо ишачье?!
Тот вначале проскочил среди скальных выступов и, только оказавшись в безопасности, замер, хватая воздух открытым ртом. Красный, поцарапанный, весь в крови, то ли своей, то ли чужой, и пытающийся отдышаться после стремительного бега, он мог вызвать только жалость, но олигарху хотелось удушить помощника собственными руками.
И чтобы со злости не сорваться, он с досадой махнул рукой, развернулся и пристроился на наблюдательном посту рядом с иными спасшимися охранниками своей персоны. А посмотреть в самом деле было на что.
Сомневаться не приходилось, что положение резко изменилось. В данной ситуации уже обороняющиеся имели неоспоримое преимущество перед неизвестными нападающими. Это подтвердил один мрачный тип из арьергарда:
– Отличная позиция, шеф! Хрен они нас отсюда выкурят! Разве что миномёт подтащат…
– Чем дольше мы тут продержимся – тем лучше! – авторитетно заявил его товарищ, морщась от боли и постоянно вытирая сочащуюся кровь, которая капала из рассечённого лба. – Не могут же они тут быть все заодно? Грохот выстрелов слышно далеко, скоро настоящая полиция подтянется. Чай не в России находимся…
Свободной рукой достав из кармана упаковку с бинтом, а может, и с пластырем, он уже стал разворачиваться, чтобы присесть на камень и сделать себе перевязку, как вдруг за спинами всех четверых грохнула автоматная очередь. Вначале окаменевшему от страха Шелосяну показалось, что стреляют ему прямо в лицо, и, наверное, только через минуту он осознал, что так и стоит, замерев в ступоре. Но у него ничего не болит, кроме сознания, и кровавые раны отсутствуют. А вот три последних защитника лежали в несуразных позах, словно изломанные куклы. Сомневаться в их смерти не приходилось.
А там и слух вернулся, донося до хозяина ожившие звуки:
– …Сядь! Немедленно сядь на землю и руки в замок на затылок! Не слышишь? Повторяю: сядь! Руки в замок и на затылок…
Наведя на него свой автомат, всего лишь в метре стоял преданный минуту назад Савен. В глазах – лёд. В тоне – ледяное равнодушие. Во всей позе – несомненное презрение и к происходящему, и к самому боссу. Наверняка – уже давно бывшему…
Гегам Оганесович аккуратно сел на землю, выполнил требуемое с руками, косясь по сторонам и прислушиваясь к себе. Рядом валялось оружие убитых охранников, готовое к стрельбе, только метнись к нему, подхвати и стреляй.
Однако пожилой армянин никогда в своей жизни оружия в руках толком не держал, хотя продал его немерено. Да и киношные трюки с перекатыванием не для него, о таком и задумываться не хотелось. Но не это сейчас беспокоило влипшего в крупные неприятности олигарха.
«Куда делась моя интуиция? – недоумевал он. – Почему молчит? Или это уже конец? Предвидеть больше нечего? И меня сейчас… – логика подсказывала: – Хотели бы убить, предатель сделал бы это сразу. Значит, хотят поговорить… Или обокрасть перед смертью! М-да, скорей всего… И раз никого нет…»
Заговорить с предателем и в самом деле следовало. К тому же Гегам не без основания считал себя великим оратором, трибуном, человеком с харизмой, психологом и при необходимости – душой любой компании. Всегда умел втереться в доверие. Даже в такой ситуации следовало не сидеть молча, а выяснить хоть что-то:
– Савен! Как же ты мог?! Разве я тебе мало платил?
Казалось, предатель промолчит, настолько равнодушным выглядел. Но снизошёл до того, что буркнул:
– Не ты мне платил, не тебе и жаловаться.
– То есть тебя кто-то перекупил большими суммами?
– Это ты меня пытался перекупить, – нагло заявил уголовник, которого босс знал чуть ли не с юных лет.
– Получается, что даже в доверие ко мне втирался уже по заданию иных работодателей? – стал догадываться поверженный в прах олигарх.
– Получается, – не стал предатель отрицать очевидное, уже косясь куда-то над головой своего пленника и вчерашнего кормильца.
– На кого хоть работаешь?
– На себя…
– И совесть тебя после измены не мучает? Я ведь для тебя столько сделал…
– А тебя не мучает? Я ведь для тебя тоже что только не делал. Столько людишек на тот свет отправил! Хорошо хоть, большинство из них – такие же гниды, как и ты!.. Были…
Понималось, что пустыми разговорами предателя не пронять. Оставалось попробовать перекупить. И Гегам Оганесович стал менять тему, кивнув головой на лежащие рядом трупы:
– А друзей своих по оружию не жалко?
– У этих шакалов не было друзей.
– Э-э-э?.. А мне вот для тебя ничего не жалко… Хочешь получить от меня десять миллионов зелени?
Под нарастающий топот шагов нешевельнувшийся вояка только криво ухмыльнулся:
– А ты думаешь, эта зелень до сих пор у тебя в кармане?
Умершая интуиция ничем не побеспокоила олигарха после таких слов. А вот жадность и отчаяние так ударили душевной мукой по сознанию обкраденного армянина, что тот застонал непроизвольно и громко. А потом чуть не бросился к лежащему оружию. Настолько ему хотелось в последние секунды своей жизни рвать, резать, душить всех окружающих, весь этот тупой и равнодушный вокруг мир.
Но так и замер, перестав дышать. Окаменел он совсем не по причине чуточку сместившегося ствола автомата на его коленку. И не из-за появления в поле зрения сразу нескольких военных в полном боевом обмундировании, в бронежилетах и камуфляжной сетке. А из-за того, что интуиция вопила, предупреждая: «…Не шевелись! Иначе будет больно! Этот урод только и ждёт повода отстрелить тебе ногу!»
И как это ни казалось парадоксальным, факт вновь начавшей действовать уникальной способности порадовал олигарха и даже чуточку успокоил:
«Значит, меня убивать не собираются? И наверняка имеется возможность поторговаться за свою жизнь? В таком случае плевать и на ту зелень, и на этого предателя. В любом случае выкручусь и на хлеб с икрой заработаю. Как и этого двурушника со всем его выводком обязательно уничтожу! Надо понять, что от меня хотят… И кто это так на меня ополчился…»
Тем временем прибежавшая солдатня в течение всего лишь одной минуты зачистила пространство от трупов, оружия и даже стреляных автоматных гильз. А в поле зрения появился он. Сухонький старичок лет семидесяти. В шортах и в сандалиях на босу ногу. Рубашка с коротким рукавом и белая шляпа в сеточку. Рядом с ещё не впитавшейся почерневшей кровью на земле он смотрелся не от мира сего.
