Объект контроля (СИ) - Глебов Макс Алексеевич
Тайкуны сражались с кибами, почти не обращая внимания на местных дикарей, едва-едва научившихся выходить в ближний космос. Они походя стирали с лица земли города и превращали целые регионы в мертвые пространства, покрытые оплавленным шлаком. А потом просто ушли, внезапно перестав азартно уничтожать друг друга. Непримиримые враги одновременно покинули планету, и вот уже полтора века их никто не видел, если, конечно, не считать нескольких не слишком крупных космических объектов, оставшихся на высоких орбитах. С поверхности их видно очень плохо, даже в немногие уцелевшие телескопы. Деталей не разобрать. Зачем они там, никто не знает, хотя гипотез за полторы сотни лет выдвинуто множество. А в итоге доподлинно известно лишь то, что на нашу жизнь они никак не влияют. Похоже, их хозяев мы по-прежнему совершенно не интересуем.
Поваленное дерево необычной формы появляется справа от тропы примерно минут через двадцать. Это промежуточная точка маршрута. Именно здесь у меня устроен тайник. Далеко не всё из того, что можно найти в Змеином лесу, я могу открыто приносить в деревню. Некоторые устройства кибов и конструкты тайкунов просто не встречаются нигде больше в окрестностях нашего поселения. Показав их кузнецу, я сразу подпишусь под тем, где добыл свои трофеи. Вообще-то взрослым, а я уже таковым считаюсь, в Змеиный лес ходить не запрещено, но нужно получать специальное разрешение у старосты и потом, если вернешься, подробно отчитываться о маршруте и результатах похода, а это значит, что мне придется сдать все мои многолетние наработки в лапы ушлых конкурентов, чего я, естественно, не хочу. Узнают, что успешно хожу в лес — навяжут сопровождающих, а потом и оглянуться не успеешь, как отожмут тебя в сторону, как отработанный материал. Тут любая тропа месяцами пробивается, вокруг каждой уцелевшей техногенной или инфернальной дряни на пузе километры проползаны, а детишки наших начальников мечтают получить всё сразу и задарма. Нет уж. Пусть сами подставляют свои задницы под выплески модифицированной темной энергии и поражающие элементы гаусс-мин.
Кузнецу я ношу только те трофеи, которые можно найти не только в Змеином лесу, но и в местах попроще. Он берет у меня более или менее сохранившиеся куски пластика и разных композитов, фрагменты старых изделий из цветных металлов, кабели с уцелевшей изоляцией и прочие осколки сгинувшей технической цивилизации. Там, где происходили короткие стычки между чужими, иногда попадаются обломки их устройств и конструктов, но на много километров вокруг деревни все такие места давно найдены и перекопаны на несколько метров вглубь. Найти там что-то полезное почти нереально. Поэтому такие трофеи я ношу в деревню редко.
Лавочник берет у меня мясо и шкуры всякого зверья, которого в Змеином лесу более чем достаточно, благо охотников, рискующих сюда заходить, можно пересчитать по пальцам. Откуда принесена добыча, я никому, естественно, не говорю. Иногда приношу что-то из бытовой мелочевки, сделанной ещё до войны. Керамика и нержавеющая сталь неплохо сохраняются. Такие вещи в цене, и лавочник выкупает их у меня с удовольствием. Вот только всё это ерунда. Настоящие трофеи я храню в тайниках прямо в лесу. За годы моих походов их накопилось немало, и до последнего времени я не знал, что с ними делать. Теперь знаю.
Данжура я встретил в Змеином лесу полгода назад. Ну, как встретил… Наткнулся случайно. Парень попался в ловушку, выбраться из которой самостоятельно он не мог. За добычей Данжур пошел не один. Вот только троих его товарищей накрыло взрывом прыгающей гаусс-мины, а сам он чудом остался в живых. На пути летевшего в его сторону поражающего элемента оказалась толстая ель, и Данжура изрядно приложило в грудь ударом пробившего дерево пластокерамического стержня, однако ситалловая пластина бронежилета выдержала удар. Самостоятельно двигаться охотник мог с трудом, да и желания такого, мягко говоря, не испытывал. Столь невовремя активировавшаяся гаусс-мина явно израсходовала еще не все поражающие элементы, и на любую попытку Данжура покинуть неглубокую ямку, куда его отбросило ударом, неминуемо отреагировала бы новой порцией смертоносных стержней.
Место это я знал давно, считал его опасным и всегда обходил по большой дуге. Однако в тот раз я мимо не прошел. Последствия работы гаусс-мины трудно не заметить, особенно если знаешь, куда смотреть и что искать. Впрочем, глаза бы мои этого не видели. Трое охотников погибли мгновенно, но вот то, что от них осталось, выглядело крайне неприятно. Увиденное ещё раз убедило меня в том, что моё чувство опасности — совсем не плод воспаленного воображения, как и ещё пара необычных и иногда пугающих меня самого способностей моего организма. Я не знал, что именно ждет неосторожных любителей быстрого обогащения в этом ничем не примечательном ельнике, но уверенность, что соваться туда нельзя, не покидала меня с того самого момента, когда я впервые его увидел. Даже пробитая между деревьями звериная тропа не натолкнула меня на мысль пройти напрямик. А вот четырех охотников именно она, похоже, и ввела в заблуждение. Увы, не все уцелевшие устройства и конструкты времен Чужой войны срабатывают на лесное зверьё. Некоторые умеют неплохо распознавать цели и не тратят ценные боеприпасы на волков и лосей.
Люди, угодившие в ловушку, прошли здесь несколько часов назад, и их действительно было четверо, но я, сколько не смотрел, смог обнаружить только три тела. Четвертому, похоже, повезло. Впрочем, у меня была возможность это проверить. Постоянно прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, я осторожно обошел ельник. Следов выжившего охотника мне обнаружить не удалось. В то, что он мог их просто не оставить, верилось с трудом. Во-первых, потому что до того, как угодить под удар гаусс-мины, они двигались по тропе хоть и аккуратно, но всё же оставляя за собой свидетельства того, что здесь недавно прошли люди. Потревоженный подошвами ботинок мох, отдельные сломанные ветки и прочие мелкие признаки, способные многое сказать внимательному наблюдателю. Ну а во-вторых, после срабатывания ловушки единственному уцелевшему охотнику должно было стать совсем не до того, чтобы заботиться о заметании следов. К тому же он почти наверняка получил ранение, а это делало скрытное перемещение совсем уж затруднительным.
Завершив обход опасного места по периметру, я пришел к выводу, что если последний охотник и выжил, то ельник он до сих пор не покинул. Разумнее всего было просто пройти мимо. Лезть под поражающие элементы гаусс-мины ради непонятного незнакомца совершенно не хотелось. Он мог оказаться кем угодно, и такая встреча с весьма высокой вероятностью сулила мне большие проблемы. И всё же я не ушел. Вернее, ушел, но не сразу и лишь для того, чтобы вернуться к ельнику более подготовленным к тому, что собирался сделать.
Прежде чем отправиться к тайнику, я решил убедиться в том, что мои предположения верны. В конце концов, четвертый охотник мог быть уже мертв. К примеру, получил ранение, смог спрятаться, а потом умер от потери крови. Чем не вариант? Я некоторое время размышлял о том, как проверить, жив ли тот, кого я собираюсь спасать, но выживший охотник сам проявил инициативу. О моем присутствии он не знал, ни на чью помощь рассчитывать не мог, и, видимо, решил попытаться сделать хоть что-то.
По стволу одной из елей звонко щелкнул небольшой камень. Похоже, охотник пытался спровоцировать новую активацию гаусс-мины. Боезапас у нее далеко не бесконечен, и любое ложное срабатывание повышает шанс, что он иссякнет. Сколько раз мина срабатывала за прошедшие полтора века, никто не знает, так что определенная логика в поступке загнанного в ловушку человека присутствовала. Вот только эта мина, похоже, была не из простых. Если уж она зверей, проложивших здесь тропу, не трогала, а сработала только по людям, то отскочивший от ствола дерева камень тем более не мог её обмануть. Ни людей, ни легкобронированной техники в радиусе поражения её сканеры не видели, и устройство времен Чужой войны провокацию проигнорировало.
