Отмеченный молнией (СИ) - Савенков Роман

– Так значит, мы обо всем условились, – сказал граф, покровительственным жестом кладя ладонь на плечо своему спутнику.

– Что же, раз по-другому не получается, – юноша согласно качнул головой. – Жаль, конечно, что предстоит такая отсрочка. Я уже сейчас готов помочь Овергору.

– Его светлость готов был представить вас королю еще три месяца назад. Это стало бы событием. Ответным жестом на решение о помолвке принцессы Веры с…, – на этом месте лицо графа потемнело от гнева, но он сумел быстро совладать со своими чувствами. – Впрочем, не будем называть имен, раз помолвки не случилось. А не случилось, потому что появился человек, который сумел расстроить все планы. Это наш с вами общий злой гений. И его необходимо остановить.

Губы молодого человека сложились в жесткую усмешку. Он коснулся пальцами эфеса своего меча.

– Значит, он будет остановлен. И все, кто вместе с ним.

– Когда вы устраните главное препятствие, нашим планам ничего не помешает сбыться, – граф опустил руку в карман и достал изящный кошелек, расшитый золотой нитью. – Вот, возьмите мой юный друг. Этого хватит на некоторое время.

Юноша принял кошелек с поклоном, в котором достоинства было больше, чем признательности.

– Что дальше? – Спросил он.

– Ждите наших инструкций. Ваш адрес не изменился?

– Нет.

– Хорошо. Мы вскоре с вами свяжемся.

Граф также вежливо поклонился, показывая, что разговор окончен. Парочка рассталась и разошлась в разные стороны.

Последним из загадочного дома вышел четвертый из охранников. Человек в черном тщательно запер за собой входную дверь и, ускоряя шаг, направился в ту же сторону, куда несколько минут назад удалился граф.

Соседка из дома напротив, которая периодически из-за занавесей следила за суетой, которая сегодня происходила вокруг обычно необитаемого здания, только покачала головой и сообщила мужу:

– Опять все разъехались. Странно это все. И не к добру.

Муж, сосредоточенно поглощающий ужин, беззаботно ответил:

– Да что тебе до них? Пусть разъехались. Видно же, что люди-то приличные.

Глава 2. Удар кабана

Некрасивый человек смотрел на весну. У него было серое, как пергамент лицо с рыхлыми щеками, бугристый нос и маленькие глазки, глубоко ввинченные под надбровные дуги. Мешковатое туловище с тугим пузырем живота нелепо смотрелось на тонких ногах. На голове у мужчины был черный цилиндр с атласной лентой, на покатые плечи была небрежно накинута мышиного цвета епанча и вкупе с сухими икрами создавался настолько вороний силуэт, что казалось – человек вот-вот каркнет. Но он не издал ни звука, лишь достал из глубокого кармана изящную трубочку, не спеша набил ее и раскурил, продолжая наблюдать сквозь клубы дымы за робкой городской весной.

Здесь, в предместьях столицы, она походила на прелестную юную кухарку. Не на горничную или субретку, поскольку те еще не избавились от девичьих иллюзий насчет возможной перемены в жизни. На их лицах мелькают игривые улыбки, а походка сохраняет грациозность, особенно когда есть кому смотреть. Нет, в Овергоре ранняя весна была именно кухаркой. Ее только что вывезли из какого-то сельского уезда, обрядили в нелепые одежды и пока никто не замечает ее сияющих глаз и невинной улыбки. С натруженными руками, в грязном переднике и неуклюжей обуви она работает, не привлекая излишнего внимания к своей природной красоте.

С остроконечных крыш скатывались остатки снега, таяли, оставляя на окнах грязные потеки. Люди шлепали по лужам на тротуарах и проклинали нерадивых дворников, как будто те были в чем-то виноваты, а дворники с багровыми лицами, остервенело долбили на мостовых лед, и его осколки разлетались в разные стороны серебряными искрами. После стылой зимы от сточных канав и канализации в воздух поднимались пикантные флюиды, прохожие морщили носы, словно никогда не чувствовали этих запахов раньше. За всеми этими малоприятными подробностями весны подчас незамеченным оказывался яркий солнечный луч, что пробился сквозь облачную взвесь, проблески голубого неба или движение воздуха, полного радостным пробуждением природы. Ровно так же, как незамеченным оказывается очарование юной кухарки, что трудится на грязной кухне в нелепом и мешковатом наряде. Через некоторое время весенняя прелесть распустится зелеными побегами, все обратят на это внимание, признают и станут восхищаться, но пока люди хмурятся, не замечая ежедневного труда этой вольной красавицы.

Некрасивый человек пронаблюдал прибытие весны в Овергор, его глаза зафиксировали ее появление. Эти глаза давно разучились восторгаться, они привыкли фиксировать и запоминать. За долгую жизнь им пришлось увидеть много жестокости и насилия, причем большая часть из этих деяний была совершена руками обладателя глаз. Его имя было Магат, он носил чин старшего агента тайной полиции Овергора, что служила для визира Накнийра карающим мечом или кинжалом милосердия в зависимости от обстоятельств. Вообще в ведомстве Накнийра имелось три подразделения – городская стража, тайная полиция и управление тюрем. Первые водворяли закон, третьи укрощали тех, кто не подчинился первым. А на долю тайной полиции доставалось все, что происходило в промежутке между правопорядком и казематом, то есть самая грязь и кровь.

Магат отвернулся от весны. Он с мрачным видом выбил из погасшей трубки золу и вернулся в трактир, из которого вышел, чтобы спокойно покурить и обдумать сложившееся положение. Но эта юная кухарка с золотистыми глазами солнечных лучей отвлекла мысли старого сыскаря. Не о ней надлежало размышлять Магату, а о трупе с распоротым брюхом, что валялся сейчас на полу в одной из комнат второго этажа. Потому что это был уже третий подобный труп за месяц и, судя по всему, резня в столице только начиналась.

Хлипкая деревянная дверь робким скрипом возвестила о том, что грозный служитель закона вернулся на место преступления. Хозяин трактира в который раз перемывал стаканы, всех посетителей отправили по домам, как и было условлено. Не только физиономия владельца заведения, но и вся его фигура целиком выражала тревогу и напряжение. Он понимал, что ему не грозит обвинение в убийстве, но заранее страшился последствий того, что сегодня произошло под его кровом, поскольку сегодня прикончили не рядового забулдыгу, а человека известного, с положением.

Каждый трактир в предместьях всегда имеет съемные комнаты на втором этаже, потому что это помогает основному делу. Кто-то не рассчитал свои силы в питии и теперь его куда-нибудь нужно снести, чтобы человек заново обрел власть над своими ногами; а кому-то срочно необходимо уединиться со своей возлюбленной или площадной девкой, которую он мнит совершенством красоты в моменте; кроме того, есть возчики, распорядители купцов из предместий и масса прочего люда, которому нужен не только ужин, но и кров. Одну из таких комнат снимал джентльмен вольной профессии по прозвищу Седло. Говорили, что в юности он работал конным объездчиком в Зомердаге, отсюда и кличка. Этот достойный деятель отвечал за всю криминальную жизнь в окрестных кварталах. Отвечал, пока кому-то не пришла в голову мысль прикончить Седло. И вот теперь его труп медленно остывал в съемной комнате наверху, а хозяин кабака «Под висельником» томился в ожидании допросов полиции и вдумчивых бесед с подручными Седла.

Магат тяжело опустился на стул подле входа, где сидел ранее и коротким кивком известил трактирщика о том, что не возражает против еще одной рюмочки барбарисовой настойки. Всем заправилам питейного бизнеса в Овергоре надлежало знать о том, что старший агент тайной полиции не равнодушен к этой терпкой наливке. У тугодумов или забывчивых дела шли из рук вон плохо. Хозяин трактира "Под висельником" не был ни забывчивым, ни тугодумом.

Внезапно входная дверь заведения распахнулась, и в заведение ввалилась троица подвыпивших посетителей. Они были выходцами из Венбада, как сразу определил Магат. Эта провинция снабжала весь Овергор редкостным синим мрамором, там ценилась мужская стать, отчего всех подростков, неважно какого сословия, отдавали минимум на год трудиться в каменоломни. Венбадца всегда можно было узнать по развитому плечевому поясу, жилистой шее и наглой физиономии. У трех посетителей трактира кроме вышеозначенных атрибутов присутствовала еще и отвага, что порождается спиртным, а затем бесследно пропадает поутру.