Александр Афанасьев - Свободное падение
– Эй, – снова сказал Тэд, – я тут вспомнил один анекдот, его Рейган рассказывал на выборах восемьдесят четвертого года…
– Ты что, уже достаточно взрослый, чтобы голосовать на выборах? – пошутил Алекс. – По виду так и не скажешь.
– Нет, я просто коллекционирую анекдоты, чтобы налаживать отношения с местными. Так вот – суть анекдота в чем. Россия, восемьдесят пятый год. Русский пришел в автомагазин, чтобы купить себе машину. Все оформил, ему говорят: «Приходите одиннадцатого февраля девяносто пятого года за машиной». Русский почесал в затылке и спрашивает: «Утром или вечером?» Продавец спрашивает: «А что, есть какая-то разница?» Русский отвечает: «Да, есть. На этот день на утро я вызвал водопроводчика…».[2]
Тэд засмеялся, но один, и его смех угас, как свеча на ветру.
– Извини, брат… Я не подумал.
– Да ладно…
Бывший морской котик поежился.
– Здесь, б…, как в коммунизм попал. Только с восточным колоритом.
– Да уж… Это не он, случаем?
– Не знаю…
Один из таких седанов подрулил к их внедорожнику сзади и остановился.
– Так, повнимательней, давай…
У всех у них было оружие в сумках – и все они были готовы его применить.
* * *Майор Итан Блэк сидел в китайском джипе на водительском сиденье, и мысли его были тоже невеселые. В отличие от его людей, обычных американских парней, которые должны были где-нибудь трудиться на полную рабочую неделю, а вместо этого играют в Джеймсов Бондов в этой срани, он был уже достаточно опытным и мудрым, чтобы понимать, что происходит, и делать выводы. Он повидал всякого – и неподвижные, змеиные глаза сирийского боевика-фанатика, за спиной которого не меньше десятка убитых американских солдат, и растерянные глаза двадцатилетнего американского морского пехотинца, который только что потерял друзей в подорванной бронемашине, а сейчас сидит в грязной придорожной канаве, по которой из зеленки хлещут огнем из «АК-47». Все здесь происходит по одному гребаному сценарию: местные диктаторы хотят жить, как живем мы, а на людей им попросту плевать. Местные диктаторы завинчивают гайки, пока их в конце концов не сорвет. А потом… потом полный п…ец бывает.
Нет выхода. Нет этому конца и края. Все, что хотят местные, – полного беспредела, и они и в самом деле этого хотят. Мы решили, что мы можем вечно жить хорошо, а они могут вечно жить плохо, и все это будет продолжаться и продолжаться. Но у нас хватило ума дать им телевизор и компьютер, и они видят, как мы живем, и ненавидят нас. Просто за то, что мы живем не так, как они. Здесь не надо искать какой-то гребаной правды, правда в том, что у нас есть много чего, чего у них нет. И они хотят прийти и отнять это. И все это будет продолжаться до тех пор, пока кто-то не нажмет кнопку и не прекратит все это разом.
Проблема в том, что он никому это не может сказать. Его просто не поймут. Гребаная политкорректность, так ее мать. Один аналитик заявил, что Гульбеддин Хекматьяр – умеренный исламист. Это Хекматьяр-то! Человек, который встал на джихад в конце семидесятых! Террорист, убийца, военный преступник, наркоторговец. Если этот умеренный – то какие же тогда радикальные? И самое страшное – осознание бессмысленности собственных действий. Он, профессиональный разведчик, не может завербовать никого, кто бы мог что-то изменить. На уровне уезда, провинции, всего Афганистана, всего мира. Никто не может. Нельзя сделать так, как англичане – разложив ИРА[3] предательством и вербовками на высшем уровне. Не выйдет. Это невозможно потому, что «Аль-Каида» и «Талибан» выражают волю людей, которые здесь живут. Не всех, но очень значительной части. Если они перестанут ее выражать – люди просто пошлют их подальше и найдутся новые борцы. Вот так вот…
И этот козел не торопится…
Ему было жаль тех парней, которые сейчас с ним. Он-то уже понял, что все бесполезно, а они еще нет. Они, наверное, еще думают, что здесь что-то можно изменить. Проклятое американское мессианство. И проклятые американские политики. Неужели они еще не поняли, что здесь ничего не изменить словами, что нельзя просто прийти и сказать: ребята, давайте жить правильно, по-новому – и думать, что это то, что нужно. Надо просто оставить эту чертову землю русским. В конце концов, они тоже имеют право на свой фунт мяса. Хрен с ним, пусть строят здесь коммунизм, капитализм… что хотят. Если они тут как-то держали ситуацию семьдесят лет – пусть и дальше держат. В конце концов, Америка не может одна отвечать за все…
Ага, есть, кажется…
Белый седан, один из тех, которые колесят по местным дорогам, аккуратно припарковался сзади. Майор подвинул зеркало и положил руку на пистолет.
Местный подошел со стороны водительского места. Лет тридцати, плотный, безбородый с плоским, как блин, лицом и узкими, монголоидными глазами. Европейская рубашка с коротким рукавом, брюки. Постоянно улыбается, хотя лучше бы этого не делал. Его зубы могли привести в ужас любого американского стоматолога, но сюда современные понятия о гигиене полости рта еще не добрались.
– Хай, ай эм Анвар, ай эм фром Майкл, о’кей? – волнуясь, сказал он. Язык был приличным. Как передали из посольства в Ташкенте, парень работал в гостиничном бизнесе, менял у туристов валюту. Здесь это шикарный заработок: валюту можно поменять в гостинице, но по официальному курсу. Законопослушные иностранцы не видят подвоха – раз государством установлен такой курс, значит, надо подчиняться. Есть и неофициальный – выйдя из гостиницы, гостиничные работники тут же сдают валюту по курсу неофициальному, который на тридцать-пятьдесят процентов выше официального. Так за месяц набегает еще полтора-два жалованья. На этом, собственно, и вербовала людей местная станция, обещая валюту по официальному курсу. Большей частью они дули в две стороны, и местным безопасникам тоже, но с этим ничего не поделаешь. Сэ ля ви. Такова жизнь, и всем нужны американские доллары.
Еще, как поделился парень с Манаса, работавший как раз в Ташкенте и улетавший в отпуск, местные власти, несмотря на инфляцию, упорно не печатают купюры номиналом покрупнее, и для того, чтобы купить лепешку, надо отдавать целую пачку денег, а на базар идти с целой сумкой. Идиотизма хватает…
– Хай, ай’м Итан, – американец протянул руку, – хау’з Майкл?
– Хи из о’кей энд сенд хеллоу ту ю. Соу, летц гоу…
Американец огляделся по сторонам, давая незаметно знак, что все в порядке.
– Хей, мэн… – сказал он с сомнением в голосе, – ай нид ту парк зыс кар, о’кей? Ин сейф плейс. О’кей?
Узбек закивал:
– Оукей, о’кей. Ноу проблем…
Хотелось бы, чтобы не было проблем. Хотелось бы…
…Сейф плейс, или охраняемая стоянка, нашлась как раз рядом с банком. Получив десятидолларовую бумажку, сторож был так рад, что чуть не подпрыгивал, и заверил, что с машиной ничего не случится…
Правда, теперь у них была только эта подозрительная машина. Не европейская, маленькая. Совсем не для пятерых взрослых мужчин. Но и предупреждать о своем появлении тоже не годилось. Майор был стреляной птицей и знал, что каждый особо важный объект охраняют. Дукандор, бача с сотовым. Все, что им нужно, – позвонить и сказать, что в районе появились какие-то неизвестные. И большие неприятности обеспечены.
– Так… А эта машина нас пятерых выдержит? – спросил Тэд, с подозрением глядя на распахнутую дверцу.
– Хорош болтать, садись… – оборвал командир.
Тэд пролез посередине – он был тощим и одновременно длинноногим, ему там самое место. Алекс сел к двери, с трудом закрыл ее. Мано с другой стороны. Майор впереди.
Поехали…
Они выехали на ту же дорогу, неспешно покатили по ней. Транспорта было мало, о пробках нечего было и говорить. Почти нет грузовиков, а те, что есть, – старые, советские. Почти нет автобусов…
Здания по обе стороны дороги – старые, но ухоженные. Современные отделаны стеклопанелями, здесь такая мода. Архитектура вовсе не арабская и не восточная – скорее средиземноморская или даже европейская. Нет ни следа ужасающих трех– и пятиэтажек-курятников, которые строили русские везде, где появлялись. Дома сильно напоминают таунхаусы,[4] только без обязательного гаража внизу. Здесь не принято пользоваться машинами, как в Америке, – здесь машина, видимо, равноценна недвижимости, если не дороже. Это обычно для постсоветского пространства – все-таки русские много строили.
Чисто, в отличие от Кыргызстана нет грязи. Нет и такой навязчивой придорожной торговли – первого признака обнищания.
Они свернули направо. Проехали мимо ресторана, вывеска на котором тоже была на английском. Поехали дальше. Снова свернули. Высокий, в четыре этажа, странной архитектуры дом, на первом этаже магазины. Почти европейский, не панельный, постройки тридцатых-сороковых. Около него стояли те самые микроавтобусы: они используются для перевозки грузов, а больше, видимо, возить не на чем. Они проехали справа от дома…