Денис Субботин - Безнадежный поход.
Ян ласково, палец прижав, закрыл ей рот.
— Не стоит, милая, — попросил тихо, — Ты ведь знаешь, никогда не стоит говорить, что ни попадя. Потом не расплатишься сполна… Нет, я не могу сейчас уйти с тропы. Прости… И, если ты сейчас скажешь «уходи», я уйду. И потом позовёшь — приду…, наверное. Но ты, Рыжая, лучше не проверяй!
— Уходи, — холодно, с едва сдерживаемой яростью велела Оксана, — Уходи, тебе говорю! Прочь поди!
Чего-то подобного Ян ждал, потому сумел сохранить голову холодной. Впрочем, на ногах он оказался всего пару мгновений спустя, а оделся, как по тревоге. Опоясался поясом с дагами и кобурой огромного кварт-пистоля, перекинул через плечо перевязь с мечом…
Оксана была женщина характерная. Она дождалась, пока он окажется на пороге, и лишь тогда бросилась следом:
— Подожди!
Что ж, примирение оказалось ничуть не хуже, чем встреча…
5.Лишь ближе к утру, когда предрассветная хмарь затянула окна серым, любовь их насытилась и притихла сама собой. Довольная и умиротворенная Оксана посапывала у него на плече. Ян расслабился и тоже позволил себе немного вздремнуть.
Сказалась ли тяжёлая последняя неделя, когда все десять дней их преследовали неотступно орочьи каноэ, или бессонная ночь с любимой, давшаяся впрочем, ничуть не легче, но гораздо приятней, проснулся он лишь когда сумеречный полумрак обычного для этого сезона дня с трудом пробился сквозь плотно затворённые шторы. С трудом продрав глаза, Ян сел и огляделся.
Оксаны, конечно же, не было. Она в такое время уже вовсю трудится в фактории, где позарез нужны ее острый глаз и твёрдая рука — надзор за приказчиками и продавцами. Но и гость вовсе не был забыт — огромный поднос, уставленный яствами, был тому несомненным подтверждением. И было здесь всё любимое: и нежнейшая, свежайшая розовая ветчина, и дорогущий яблочный сок (ну не росли яблони на болотах Порубежья, за тысячи миль везли сюда эти обычные, давным-давно приевшиеся кое-где плоды!), и блинчики со сметанно-вареньевой макухой.
Дом, сладкий дом. Как хорошо было бы в нём остаться…
Ян точно знал — никогда не войдёт он в этот дом мужем. Он любил Оксану. Крепко любил! И не мог позволить, чтобы любовь их была разрушена чужим сомнением и шепотками: уж не приживалом ли решил заделаться прежний лихой траппер?
Ну, уж нет, дудки! Никогда! Ни за какие коврижки!
Только вот мысли его должны были как можно дольше оставаться тайной для молодой хозяйки. Она-то планов своих вовсе не скрывала: заполучить на безымянный пальчик правой руки золотой ободок, зримое доказательство того, что отныне она мужняя жена.
Когда-то предстоит ей испытать жестокое разочарование…
Наскоро подкрепившись и по достоинству оценив тот немаловажный факт, что вся еда оказалась нужной температуры — ветчина холодной, а блинчики наоборот — обжигающе горячими, будто только-только со сковороды, Ян споро оделся и спустился по крутой винтовой лестнице вниз.
Прямо под жилым этажом, где обитала хозяйка, находился главный лабаз её торговой фактории. Здесь трудились, если Яна не подводила память, двадцать продавцов и пять приказчиков.
Огромный магазин в этот час был почти пуст. Лишь в дальнем углу низенький и худощавый чухонец Эрик «окучивал» сонного гнома, пытаясь всучить ему два мешка муки вместо одного потребного. Обещая при этом непомерно огромные скидки…
Гном равнодушно отбрехивался, Эрик всё больше распалялся…
И как-то само собой выходило, что это гном «окучивает» продавца. У противоположной стены, по-бабьи навалившись локтями и грудью на конторку, Оксана с интересом наблюдала за происходящим. Вмешаться, впрочем, не пыталась.
К ней Ян и направился.
— Развлекаешься?..
— Что?.. — Оксана резко обернулась. Увидев его, просветлела лицом. — А, встал, наконец! С добрым утром, милый. Завтрак понравился?
— Спрашиваешь! — губы Яна сам собой растянулись в довольной улыбке.
Вообще-то Оксана очень не любила, когда её целовали при всём честном народе. Но сейчас и случай был особый.
Губы её были мягки и нежны, но поцелуй всё равно вышел несколько скомканным и отстранённым. Через плечо Яна — немногим такое дано — она по-прежнему наблюдала за Эриком.
— Что это он там творит? — удивлённо спросил Ян, отодвигаясь. — Ведь он так протратится!
— Ну что ты! — Оксана с трудом сдержала себя, чтобы не рассмеяться. Но сдержалась всё же. Она была умной женщиной. Знала, когда можно смеяться над любимым, а когда, как сейчас, например, не сто́ит. Украдкой вздохнув, — ох, уж эти мужчины! — она пустилась в объяснения…
Ян не слишком много понял из ее рассказа. Ну не силён он в торговле, что поделаешь? Тем более, что в школе им этого не давали, а торговых училищ в Северном порту и вовсе не было. Понятно только стало, что Эрик и гном вели отчаянную торговлю. Причем для этого пояснений и вовсе не требовалось — все и так было видно. Первый намеревался продать, а второй купить партию в десять мешков муки высшего качества. Смысл сакральных чисел «один» и «два», то и дело мелькающих в споре, был понятен, наверное, только самим спорящим. Да еще Оксане, которую все происходящее явно забавляло. Не иначе, то самое хваленое мастерство торговли, тудыть его растудыть!
Тут как раз и развязка подоспела. Гном вдруг взвыл, да так страшно, что все, кто слышал, подпрыгнули и обернулись на шумного покупателя, шарахнул секирой о бочку — хорошо ещё тупым концом, но бочка всё же треснула — и оглушительно громко объявил:
— Десять мешков давать! Я — полуторную цену платить!
Видать, допек его Эрик…
Тут и приспел, казалось, черёд продавца ломать комедию. Тот, однако, не зря ходил у Оксаны в лучших — вздыхал, чесал затылок и поясницу, мялся. На лице его застыло страдальческое выражение, а в глазах плескалась бездна печали и сомнений.
— Гм-м-м… — промямлил он, наконец, — Десять мешков, говоришь… Не, я ж не вор какой! Набросишь сверху не половину — четверть, бери десять мешков. Мне как раз хватит неустойку Гуннару выплатить… Я тебе его мешки продам, раз уж ты такую хорошую цену даёшь!
Ян только головой покачал, поворачиваясь вновь к Оксане.
— А ты какую цену заплатишь за товар? — лукаво улыбнувшись, спросила та.
Вместо ответа, Ян выложил на конторку пергаментный свиток чека. На полторы тысячи золотых. Часа через два от них мало что останется…
Собирающемуся на тропу прайду много чего надо. Прам каждый старается загрузить так, чтобы не было потом мучительно больно за бесцельно оставленное место.
Два — а то и три, и пять, — пятипудовых бочонка с порохом — лучше с гномьим. Три-четыре ящика ручных гранат, пару ящиков гранат к гномьим мортиркам. А ещё — бомбы для мортир, свинец и уже отлитые пули, наконечники для болтов, а лучше — сами болты. Треть груза на праме — если не больше! — боеприпас. Вернее было бы сказать, боеприпас и оружие. И стоит оно, оружие, в Порубежье крайне дорого.
А если на припасе сэкономить, то не поможет и мощный, гномьей там работы, или эльфьей, ствол. Хороший штуцер, чтобы ударить убойно и метко, нуждается в добром порохе. Желательно не очень дымном. И в надёжной пуле, которая не застрянет посреди ствола. Да так, что выбивай её потом пробойником, не выбивай…
У Оксаны, что бы там ни бурчал Наката, порох был добрый. Хороший порох. Пусть и не гномий, но выделанный с поистине гномьим старанием. И свинец хороший. И мука без червей. В общем, хоть и подороже чуток, того стоит.
Хотя и Вульф ей ничем не уступал, а скидку давал добрую. Другой бы бегом к Вульфу полетел. Но Ян ещё потому воздерживался от поспешных решений, что был по натуре своей консервативен. Раз, выбрав поставщика, ему старался не изменять. Причин же делать это сейчас и не было вовсе.
Так что с Оксаной они сторговались быстро и к обоюдному удовлетворению. Пообещав ей скоренько вернуться, Ян ушёл следом за нанятыми карлами. Проследить, чтобы они погрузили всё именно на его прам, не перепутали чего по скудости умишка да по недомыслию.
Карлы были отдельным от гномов племенем. И, хотя различались они крайне мало, любой гном свернул бы шею тому, кто посмел утверждать такое. Давно уже была известна причина: гномы, почитай, создали карлов, как собственных рабов. Безмолвных слуг.
До сих пор редкий карл может объясниться иначе, как улыбкой и бессмысленным для неискушенного уха мычанием. Зато они легки в обращении, дружелюбны и способны без затей выполнять любую, самую гнусную работу. В Трампе их обитало никак не меньше десяти тысяч, но всегда казалось — намного больше. Маленькие стайки оживлённо мычащих о чём-то своём существ ростом в два фута можно было встретить на каждом шагу — днём и ночью. Спешащие — а по-другому они не умели — по делу или болтающиеся бездельно.
