Владимир Владимирович - Не дай мне упасть
- Не надо про мою маму, - поморщилась Анна и сунула руки в карманы светлого длиннополого плаща, укрывавшего ее фигуру. - И вообще, как краткий курс истории местных достопримечательностей соотносится с безопасностью валяний посреди площади?
- Разве ты не знаешь? - Вендиго снова улыбнулся с закрытыми глазами и похлопал по камням под боком. - Кровушка греет.
Анна зябко повела плечами, хотя в этот час на площади было на удивление тепло. Ни малейший ветерок не тревожил двух гостей величественного Рима, забредших на неожиданно тихую и пустынную площадь. Даже несмотря на поздний час и запрет машинам въезжать сюда, мертвенная тишина в округе казалась неестественной. Девушка подумала, что ее вольготно развалившийся на земле спутник мог иметь к неожиданной тиши самое прямое отношение. Октавиан имел власть над людьми. Не через деньги или власть, которых ему, впрочем, хватало. Он просто мог сделать с любым человеком все, чего пожелал бы. Анна не единожды была свидетелем развлечений любимого, включавших самые жестокие шутки над человеческим племенем. Вендиго упрятывал людей в тюрьмы, подставлял под кулаки и пули, доводил до безумия и самоубийства. И все - ради развлечения. Только и всего.
Нет, все же, она не могла сказать, что единственной целью Октавиана было получить удовольствие от чужих страданий. Так могло показаться на первый взгляд. Но что-то подсказывало девушке, что нечто ускользает от поверхностного взгляда. Порой ей казалось, что все дело в ее страстной влюбленности. Но чаще на ум приходило множество мелочей, складывавшихся в непонятный, но притягательный рисунок. Да, ее влекло к Октавиану Вендиго. Влекло сильнее, чем мотылька влечет огонь.
- Люблю соприкасаться с местами, впитавшими с кровью человеческую мерзость, - произнес мужчина, глядя на звезды. - Шепот излитого в землю греха напоминает мне о многом.
- О чем же? - Анна чувствовала себя все более неловко с каждой секундой. Стоять сверху и смотреть, наклонившись, на Вендиго было в высшей степени странно. Ему же, казалось, даже эта небольшая ее неловкость доставляет удовольствие. Развлекает. Или нет?
- Хотя бы о том, что смерть - это лишь начало.
Со спины Октавиан повернулся на правый бок, заставив Анну отступить на шаг. Теперь он смотрел на девушку, лукаво прищурившись.
- Ты ведь тоже всегда задумывалась над тем, что мы умираем каждый день. Когда идем на работу, когда покупаем продукты в магазинах, когда дышим воздухом и чувствуем мягкое сиденье. И неважно, кто ты, что собой представляешь, чем занят. Важно лишь то, что само твое существование на этой планете является оскорблением здравого смысла.
- Но мы же не ходим в магазины, - Анна знала, что он хочет такого простого и недалекого ответа. Он знал, что она знает. Эта игра забавляла обоих.
- И это, конечно, делает нас инопланетянами, - Вендиго потянулся с грацией большого ленивого кота. - Наше общество придумало совершеннейшую систему тюнинга и подстройки формы под себя. Мы можем слушать джаз или рэп, мы можем ходить в магазины или не есть ничего, кроме салатиков. И это считается наполнением жизни смыслом. Мы можем одеваться так, что у страусов и попугаев от цветовой ряби померкнет в глазенках, и это считается признаком уникальности личности. Мы ползаем по огромному полю Интернета, впитывая чужие слова и оставляя килобайты букв, а потому считаем, что стремительно несемся в неведомое вместе с потоком информации. Мы жертвуем гроши на благотворительность и верим, что этим спасаем миллионы голодающих. Мы лицемерно говорим о недопустимости убийства и закрываем глаза на войны. Мы говорим о добродетели, совращая дочерей и обманывая друзей. Мы боимся говорить о Высоком, ибо верим, что рождены ползать. Каждый из нас, придя в мир, превращается в симулякр, украшенный модными тряпками, прической и словами, что вкладывают нам в рот те, в ком есть хоть что-то. Мы копим деньги, понимая, что только они являют собой силу, способную изменить нашу форму, вколоть антидепрессант, успокаивающий наше метущееся сознание. И, припадая с лобызанием к ногам великой Монеты, мы не думаем о том, как непохожа иллюзия формы на пустоту, кровавую и смердящую пустоту содержания.
Он оказался на ногах внезапно, как всегда. Октавиану не нужно было менять позу, напрягать мышцы, да и вообще совершать хоть какое-то физическое усилие. Тело мужчины просто начало подниматься вертикально, будто подтягиваемое невидимым журавлем. Вот Вендиго уже стоял на ногах, с издевательским пафосом разводя руками.
- Но рано или поздно существование, основанное на поклонении священной силе формы, заканчивается. И уже невозможно убежать от суровой и свирепой правды, от реальности. Реальности, которая показывает, насколько жалок, убог и обездолен ты, пошедший в розовые дали за красивой оберткой на конфете. И уже не закрыть глаза на мир, в котором ложь о благе неравенства и добродетели угнетения оборачивается болью, смертью и вселенской горечью. В момент истины начинаешь втягивать носом гнилостно-сладкий аромат души, смешавшийся с пудрой и одеколоном. И остается лишь прятаться от вострубивших ангелов за стенкой собственного эго.
Анна не заметила, как и когда Октавиан успел перебраться ей за спину. Но издевательский в своей фальшивой возвышенности голос звучал сейчас из-за плеча. Руки Вендиго обили талию девушки, заставив ту вздрогнуть от неожиданности и приязни.
- Хотя, конечно, есть еще выход, - слова тепло щекотали ухо склонившегося возлюбленного. - Можно долго и выспренно рассуждать о порочности мира, в котором люди умирают каждый день. Это лучший способ самообмана. Великий пессимизм мещанина, плюющегося в белый свет.
- Я вот одного не пойму, - жмурясь на обелиск, Анна не торопилась обернуться. - Ты же сказал как-то, что люди - это одно, а ты - это другое.
- Я и не отказываюсь от своих слов.
Октавиан сам развернул девушку к себе. Глубокие синие глаза смотрели лукаво.
- Единственная разница между мной и людьми заключается в том, что они умирают каждый день, чтобы продолжить умирать завтра, а был рожден. Раз и навсегда.
- Иногда мне кажется, что ты специально говоришь глупости, чтобы я тебя не поняла, - она легонько тронула мужчину за щеку, скользнув пальцами по аккуратной бородке. - Но к чему вдруг эти разговоры сегодня?
- Просто мне очень интересно кое-что, - он ласково положил палец ей на губы. - Я жду возможности узнать, за что умирает твой токийский знакомый Сэм Ватанабэ.
ЧАСТЬ I
Падающего - подтолкни.
Фридрих Ницше
Глава 1: Неприкасаемые
Город Меркури 9 мая 07: 42 по Гринвичу
Китами Дзюнко, в отличие от большинства сверстников, любила уединение. Не то фальшивое уединение похотливой молодости, выгрызаемое у переполненного людьми мира с целью выпить, покурить или отдаться наслаждениям плоти, до которых так охоча молодежь. Всех этих сомнительных удовольствий Дзюнко успела испробовать и давно не стремилась вернуться к ним. Нет, она любила побыть одна, чтобы подумать. Успокоить растревоженные шумной толпой человечества нервы. Ощутить восхитительную красоту спокойствия, тишины, великий дар созерцания самой себя.
Юная девушка лет семнадцати-восемнадцати шла по аккуратной чистой дорожке одного из городских парков столицы единой Европы. Одетая в плиссированную юбку и темный женский пиджак, она больше походила на взрослую студентку, чем на школьницу. Тем не менее, Китами была на пути в заведение, которое по привычке именовала именно школой. Академия "Эклипс", ведомственное учебное заведение организации "Croix Du Monde", являлась самой дорогой и престижной альма-матер, о которой только мог мечтать житель Союза. Однако выходцев из нее вряд ли можно было найти даже в самых престижных частных компаниях или гражданских службах Европы. Питомцы "Эклипса" получали статус граждан высшего класса, гарантию легкого и качественного пути от школы до диплома о высшем образовании, но расплачивались свободой выбора будущего. Каждому ученику академии предстояло стать ценнейшим ресурсом святейшего Синода. Ибо только Синод знал, что же такое представляют собой ученики "Эклипса".
Когда полтора десятка лет назад череда региональных конфликтов, устроенных тогда еще самыми сильными на планете США, с Ближнего Востока перекинулась в Европу, Россию и Азию, а затем неожиданно ударила по самой Америке, никто не верил, что уставшая, растолстевшая и поглупевшая за двадцатый век Европа способна вернуть себе утраченное высокое положение. С началом череды настоящих войн, что сошли с экранов телевизоров и развернулись за окнами, стало ясно, что не за горами новая большая катастрофа. И эта катастрофа не заставила себя ждать. Началась ядерная война, ознаменовавшая конец человечества. И, как две тысячи лет назад, чужие грехи списал одинокий спаситель. Его так и называли теперь - Спаситель, а день его триумфа стал навеки Явлением. Впервые в истории человек стал свидетелем настоящего божественного вмешательства, пришедшего не из древних книг, а свершившегося на глазах у всех и каждого, только что. В несчастной республике Бангладеш, терзаемой природой и людьми, никому не известный молодой мужчина обернулся мессией. В музеях с гордостью выставляли записи спутника, зафиксировавшего божественный свет, источаемый этим мужчиной. Десятки экспертиз подтвердили подлинность невозможного: один человек воспарил над землей и усилием собственной воли заставил ядерные ракеты, готовые поразить цели по всему земному шару, упасть бесполезным железом.
