Ханну Райаниеми - Фрактальный принц
— Интересно, почему ты никогда не обращаешься с молитвами ко мне? — спрашивает Пеллегрини. — Все боги ужасно старомодны. Меметический шум в головах обезьянок. Тебе следовало бы помолиться мне.
Перед Миели стоит богиня — тень, отбрасываемая парящими в невесомости свечами. Как и всегда, она держится так, словно на нее действует нормальная сила тяжести: руки сложены на груди, красновато-каштановые волосы свободно струятся по плечам, которые оставляет открытыми светлое летнее платье.
— Я служу и повинуюсь, — отвечает Миели, — но молитвы — мое личное дело.
— Как хочешь. Я нежадная. В любом случае значение молитв слишком переоценивают. — Она сопровождает свои слова взмахом руки с ярко-красными ногтями. — Можешь оставить их себе. У меня есть твое тело, твоя преданность и твой разум. Не забывай, ты мне обещала.
Миели склоняет голову.
— Я ничего не забыла. Все, что пожелаете, будет вашим.
— А кто сказал, что я уже не воспользовалась всем этим?
У Миели пересыхает во рту, а внутренности сковывает холод. Но Пеллегрини смеется, ее голос звенит, словно стекло.
— Нет, нет. Еще нет. — Она вздыхает. — Ты такая забавная, моя милая. Но, к несчастью, у нас нет времени на веселье. По правде говоря, сейчас мне как раз требуется твое тело, а не душа. Мне надо поговорить с моим Жаном. В силу некоторых обстоятельств мои другие сущности кое-что затеяли. Вы должны быть наготове.
Пеллегрини входит в тело Миели. Это похоже на погружение в леденящую воду. А затем каюта, огоньки свечей и богиня — все исчезает, и Миели оказывается в спаймскейпе, словно призрак в запутанной паутине Магистрали.
Глава вторая
ТАВАДДУД И ДУНЬЯЗАДА
Перед тем как заняться любовью с джинном господином Сеном, Таваддуд угощает его виноградом.
Она берет одну ягоду из стоящей на коленях вазы, аккуратно снимает кожицу и зажимает между губами, целуя сладкую влажную мякоть. Затем надкусывает ее и слышит металлический вздох из кувшина джинна, тонким белым кабелем подключенного к чувствительной сети бими в ее волосах.
Таваддуд улыбается и съедает еще одну ягоду. На этот раз к вкусу винограда она позволяет присоединиться и другим ощущениям. Скольжение шелка по коже. Приятная тяжесть туши на ресницах. Жасминовый аромат ее духов. Прежний хозяин Кафур учил ее, что воплощение — это очень хрупкий процесс шепота и пауз плоти.
Таваддуд поднимается и медленными скользящими шагами подходит к окну в форме замочной скважины. Это изысканный танец рабыни воплощения: при любом движении кувшин джинна остается вне поля зрения. Два часа уходит у нее на то, чтобы расположить в надлежащем порядке все вышитые подушки, зеркала и низкие столики, имеющиеся в этой узкой комнате.
На один миг она позволяет теплым лучам солнца прикоснуться к лицу, а затем задергивает мягкие портьеры, и свет приобретает оттенок темного меда. Потом Таваддуд возвращается к своим подушкам у низкого круглого столика в центре комнаты и открывает небольшую шкатулку, украшенную драгоценными камнями.
Внутри лежит книга, переплетенная в ткань и кожу. Таваддуд медленно достает книгу, позволяя господину Сену насладиться дрожью предвкушения. Написанная в книге история безусловно правдивая, ничего другого в Сирре не допускается. Таваддуд знает ее наизусть, но все равно смотрит в книгу и, прежде чем перевернуть страницу, проводит пальцем по шероховатой поверхности бумаги.
«Вскоре после прихода Соборности и Крика Ярости в Сирре жила молодая женщина, жена охотника за сокровищами».
ИСТОРИЯ О ЖЕНЕ МУТАЛИБУНА«Отец выдал ее замуж совсем молоденькой. Ее муж муталибун был стар не по годам. Его первая жена стала одержимой и ушла в Город Мертвых, где закончила жизнь гулем. [12]После этого он много путешествовал по пустыне, отыскивая гоголов для Соборности.
Его работа оставила ему множество шрамов: тревожные сны, навеянные диким кодом, и сапфировые наросты, которые больно царапали ее кожу, когда они ложились вместе. Но это случалось нечасто: чтобы выжить в пустыне, муталибун давно отказался от страсти и прикасался к жене только из супружеского долга. Поэтому ее дни в прекрасном доме на Осколке Узеда были отмечены печалью одиночества.
Однажды она задумала разбить сад на крыше дома. Она наняла Быстрых, чтобы поднять наверх плодородную почву из приморских оранжерей, посеяла семена и велела зеленому джинну вырастить цветы всех оттенков и дающие тень деревья. Много дней и недель она напряженно трудилась и попросила свою сестру-мухтасиба защитить садик от дикого кода Печатью. По ночам она нашептывала саду, чтобы тот рос быстрее: в доме отца она с джиннами-наставниками изучала магию атара и знала много Тайных Имен.
Благодаря джинну семена росли быстро, и когда маленький садик зацвел в полную силу, она проводила там долгие вечера, наслаждаясь запахом земли и ароматами цветов и солнца, согревающего кожу.
Однажды вечером из пустыни налетел сильный ветер. Он бушевал над Осколком и продувал сад насквозь. Ветер принес с собой облако нанитов, опустившееся на сад, словно тяжелый густой туман. Крохотные машины соединялись в блестящие капли на листьях и лепестках ее цветов. Подобно древним фоглетам утилитарного тумана из Сирра-на-Небе, которых ее отец держал в бутылках в своем кабинете, они сияли чистотой и свежестью.
Жена муталибуна, как ее учили, обратилась к туману мыслями и шепотом. Она улеглась на мягкой траве и попросила туман стать руками и губами возлюбленного.
Туман откликнулся на ее призыв. Он закружился вокруг нее, провел прохладными мягкими пальцами по спине, пощекотал шею туманным языком».
Таваддуд делает паузу, медленно снимает одежду и шепотом активирует зеркала, тщательно расставленные по всей комнате. Господин Сен когда-то был мужчиной, а мужчина должен видеть. С клиентами-женщинами в этом отношении намного проще, хотя в некоторых деталях они, конечно, гораздо требовательнее.
Затем Таваддуд ложится на подушки, оглядывает себя в зеркало, поворачивает голову, чтобы скрыть под волосами кабель бими, и улыбается. Янтарный свет подчеркивает ее высокие скулы и скрывает то, что в отличие от Дуньязады — ее рот несколько великоват, и тело не такое стройное, как у сестры. Но кожа у Таваддуд темная и гладкая, а мускулы твердые от долгих восхождений на Осколки.
Она вспоминает, как пальцы тумана ласкали ее грудь и живот, и продолжает чтение.
«Но после второго и третьего поцелуев она понимает, что туман не просто отзывается на ее мысли, это не продолжение ее собственных рук и губ, а живое существо из пустыни, такое же одинокое и жаждущее, как и она сама. Завитки тумана игриво сплетаются с прядями ее волос. Она поднимает руку, и под ее пальцами туман становится теплым и плотным. Он осторожно опускается на нее…»
Сердце Таваддуд ускоряет ход. Такой финал нравится господину Сену. Она все энергичнее ласкает себя, книга захлопывается и падает с колен. И, как всегда, когда жар в ее теле нарастает, когда бедра смыкаются вокруг руки, когда горячие толчки сотрясают ее, она ловит себя на том, что думает об Аксолотле…
Однако Таваддуд не успевает достигнуть пика и увлечь за собой господина Сена, поскольку в этот момент неожиданно раздается резкий звонок в дверь.
— Доброе утро, дорогая Таваддуд! — слышится голос. — У тебя найдется минутка для твоей сестры?
Дуньязада, как обычно, появляется в самый неподходящий момент.
Таваддуд вскакивает, ее лицо пылает от возбуждения и разочарования. Она набрасывает на себя одежду и отсоединяет кабель бими от кувшина джинна.
Снаружи уже слышны приглушенные шаги. Комната свиданий расположена рядом с кабинетом соседние двери в коридоре, ведущем от вестибюля.
— Таваддуд! — снова раздается звонкий голос сестры. — Неужели ты еще спишь?
— Все было… великолепно, моя дорогая. Хотя перед самым концом мне показалось, что ты немного отвлеклась, — говорит господин Сен своим сухим, металлическим голосом.
— Тысяча извинений, — откликается Таваддуд, вытаскивая кувшин джинна из груды подушек. Я не возьму платы.
Таваддуд негромко бормочет проклятия. Древний джинн обещал за ее услуги новое Тайное Имя, которое она давным-давно искала.
— Я обещаю в скором будущем назначить новое свидание, чтобы вас удовлетворить. А сегодня возникла небольшая семейная проблема, с которой придется разобраться.
Таваддуд поднимает тяжелый сосуд. Это бесценный биопроцессор, созданный до Коллапса и позволяющий джинну временно локализовать свою сущность в ее доме. Снаружи кувшин ничем не отличается от изделий ремесленников Сирра — простая керамика и синяя глазурь, скрывающая сложные схемы.
— По своему опыту я знаю, что семейные проблемы никогда не бывают небольшими, — отвечает джинн.
