Андрей Лазарчук - Абориген
Собственно, обстоятельства не оставляли мне выбора. И когда это до меня дошло наконец, сразу стало легко.
Я выкатил Собаку из гаража, проверил, не текут ли баки (два раза паял в прошлом году, а заменить всё никак руки не доходят), подвесил в багажной сетке пластиковый бурдюк с дополнительной водой, поменял стержни в реакторе и сунул в карман ещё шесть запасных – из НЗ, военных, утроенной ёмкости. Заскочил домой, надел куртку (ночью над низинами будет не жарко), проверил документы – на месте. Взял планшет, фонарь, серебряный рожок для обуви в виде старательской лопатки – мой амулет. Или талисман. В общем, на счастье.
16
Тине я оставил записку. Хотел оставить. Дописывал, когда она вошла.
– Далеко собрался? – спросила она с порога.
– Труба позвала, – сказал я. – Снегирь арестован.
Она пересекла комнату и встала у окна спиной ко мне. Стояла так с минуту.
– Ладно, – сказала, не оборачиваясь. – Но если я узнаю…
– Не узнаешь, – сказал я.
– Думаешь, ты такой ловкий?
– Не заводись. Просто нечего узнавать.
– Ну, конечно, нечего… Ладно. Береги себя. Когда тебя ждать обратно?
– В лучшем случае – дней десять на всё…
– Значит, двадцать. Хорошо.
Она подошла ко мне, позволила себя обнять и даже кашлянула, будто чем-то чуть-чуть поперхнулась.
Любят ведь не за что-то, правильно? Любят скорее вопреки.
17
Я рассчитал маршрут: до Ключей, там взять воды и, если повезёт, перекусить, потом короткий бросок до Седьмой станции, оттуда вдоль Стены скелетов, ещё раз заправиться, у Денисова, – а от Денисова лететь прямо в Три Столба, это четыреста с небольшим кэмэ над сплошной низиной, там есть несколько островков, но это всё драконьи скалы, их нужно обходить – здесь справа, а здесь слева… будет ночь, но трёхлунная, ясная; в общем-то, в такие ночи только и летать с моим зрением… Восемнадцать часов в воздухе, почти без отдыха.
А потом надо быть свежим и очень умным…
Ладно, не в первый раз. И не в последний наверняка.
Я пристегнулся, тронул рули, погонял по отдельности моторы, прислушиваясь к нехорошим шумам (нехорошие шумы были, но я ими пренебрёг), а потом поднял Собаку над крышами, прошёл низко и медленно, набрал высоту, развернулся над базарной площадью и, разгоняя скорость, повёл Собаку почти строго на восток – так, чтобы держать Башню в тридцати – тридцати пяти градусах правее моего курса.
Магнитные компасы у нас бессмысленны из-за гигантских и никому не нужных залежей железа, гирокомпасы и спутниковая навигация запрещены после последней войны, маяки редки и ненадёжны; но Башня видна отовсюду…
18
Землюки не позволяют нам забыть о себе. Может быть, они и не думают об этом, но у них как-то само собой получается напомнить нам, что без них никуда и что в то же время никогда нам их не догнать, не достичь, как не добраться до Башни.
То есть добраться-то можно, но только с их любезного снисходительного соизволения… по предварительно полученному разрешению, пешком, переодевшись в специальную одноразовую одежду вызывающей расцветки – и обритым наголо. Через три зоны контроля. Будучи обысканным, просвеченным и обнюханным. И в любом месте тебя могут развернуть и отправить обратно, ничего не объясняя.
Я и не пытался ни разу. Бесполезно. Да и нечего мне там, в «земной» зоне, делать. Я ничем не торгую, кроме себя самого, и вряд ли им нужен такой товар – а мне тем более не нужны такие покупатели.
То есть не подумайте, что я такой уж землюконенавистник. Нет. Просто я не люблю, когда меня унижают. Даже если у тех, кто унижает, для этого есть все основания. В конце концов, мы – побеждённые. Нас – положено.
Но я этого не люблю.
19
Собака перевалила край обрыва – сначала её приподняло, потом бросило вниз. Я выровнял полёт и поёрзал, устраиваясь поудобнее, чтобы не затекала шея. Раньше у меня был такой специальный воротник-массажёр, но его выпросил попользоваться директор школы – и как-то всё забывает отдать. А я всё забываю напомнить…
И я ведь ему не сказал, что улетаю.
Ладно, Тина скажет.
Тина…
Я думал, она выйдет во двор или хотя бы на веранду – помахать рукой. Но Тина не вышла.
20
До Ключей я добрался спокойно. Ключи когда-то были крепким посёлком, вокруг него постоянно крутились три-четыре десятка ферм, а в самих Ключах стоял заводик по первичной переработке бутонов – ну и всяческие склады, магазины, игорные дома и бордели, то есть всё то, без чего нормальный фермер не мыслит своего существования. Но с тех пор прошло уже двадцать лет…
На посадочной площадке стояли четыре вертолёта и один пёстрый пикап класса «Ниоба» – из тех старых надёжных машин, к которым не найти запчастей, а они всё равно летают. Раскраску баллона я не опознал, наверное, кто-то издалека. А на дальнем краю пирса висела маленькая ферма с гербом семьи Сурганова – то есть с дальнего юго-запада. Интересно, их-то каким ветром сюда занесло?..
Я откатил Собаку в уголок стоянки, спугнув здоровенного спящего друкка, и пошёл, разминая ноги, наискось – к таверне.
Как минимум надо докупить воды. Половину запаса я израсходовал.
По идее, для реакторов годится любая вода. Там есть фильтры, которые даже из овечьей мочи выжмут дистиллят. Но все, кто долго летает, знают, что фильтры, если их нагружать, выходят из строя в самый неподходящий момент. А дальше – уж как повезёт: либо реактор блокируется, либо взрывается. И если ты летишь над болотами, то лучше второе. Так что много дешевле – не по деньгам, так по нервам – покупать заранее отфильтрованную воду.
Таверна, можно сказать, была полна народу. То есть, помимо Сунь Чу, который возвышался за стойкой как утёс, у дальнего конца стола сидели четверо серых и не столько ели и пили, сколько пялились в мою сторону. Один из них повернулся к Сунь Чу и что-то спросил, и тот тоже посмотрел на меня и ему ответил. Жаль, я так и не научился читать по губам у китайцев…
Кроме этой четвёрки, возле входа спиной ко мне сидел здоровенный фермер и что-то уплетал, оттопырив локти.
Не знаю, то ли таверну когда-то так стилизовали, то ли на постройку действительно пошла платформа от небольшой фермы. Даже навес был под стать: сетка, которую приподнимало ввысь несколько плоских баллонов. Фермеры наверняка чувствуют себя здесь как дома…
Я вошёл, поздоровался, мне ответили. Сунь Чу радостно поклонился.
Конечно, как ему не радоваться: мы не виделись уже два года. А то и побольше.
Первым делом я испросил воды для Собаки, вторым – для себя. Из быстрой еды у Сунь Чу нашлись только сырные лепёшки с зелёным луком и холодные бобы; и то и другое перед дорогой я есть не мог категорически. А ждать полчаса, пока он приготовит нормальную еду… Я втянул слюну, купил полдюжины рисовых палочек с мёдом, сгрёб толстые медяки сдачи и спросил как бы между прочим:
– А чья это ферма там? Мне показалось, что сургановская.
– Да, – кивком подтвердил моё смелое предположение Сунь Чу.
– И что же сургановские делают здесь?
– Что-то продают…
Сунь Чу перевёл взгляд за моё плечо. Мне не требовалось даже оборачиваться, чтобы понять: там возник серый.
Но я всё-таки повернулся, всем телом демонстрируя миролюбие.
– Чего ты тут распускаешь язык? – Серый был молод, лет двадцати пяти, беззуб и слегка косоглаз; я присмотрелся: видимый только в ультрафиолете иероглиф над левой бровью говорил, что он «третий ребёнок в семье» – то есть рукавишник самого низкого пошиба, которого не жалко и за которого не станут кроваво мстить, а просто истребуют виру. Такие бывают самыми наглыми и беспощадными.
– Если я вас чем-то задел, прошу прощения, – сказал я. – Увы, я бываю страшно неловок.
– Ты шпион? Почему на тебе нет меток?
– Я школьный учитель. Мне запрещено иметь метки, уважаемый.
– А чего ты тут забыл, учитель? До ближайшей школы… – он задумался.
– Четыре часа, – подсказал я.
– Вот и лети отсюда. Учитель… В нашей школе был такой, – он повернулся к своим. – Жополаз. Останешься после уроков… Один раз наши отцы пришли в школу и посадили его на кол. Хочешь на кол? – он снова сунулся ко мне.
– Разумеется, нет, – сказал я, попрощался с Сунь Чу и пошёл к Собаке. Замурзанный мальчик (или девочка?) катил к ней прозрачную флягу на колёсиках.
Проходя мимо фермера, я сделал вид, что не узнал его. Надеюсь, это у меня получилось.
21
Странно всё это, думал я, выставляя меж тем на карте курс. Зачем? Зачем-то. По привычке, скорее всего. Промахнуться мимо Седьмого поста, он же Седьмая станция, он же просто Семёрка, теоретически можно – но очень трудно. Мешают скальные стены – хребет Мировского к югу и Стена Скелетов к северу. Между ними Сильвиев проход – тот, через который лежит путь парома; Семёрка расположена перед самой Стеной скелетов и чуть-чуть севернее прохода. Таким образом, отклонившись немного, я снова почти возвращаюсь к паромной трассе…
