Сергей Абрамов - Медленный скорый поезд
То-то кстати пришлось проснуться Пастуху.
Он видел, что легко дотянется, тесно в тамбуре было. Резко — ну, мгновение! — качнулся вправо, уходя из-под ствола «макарова», цапнул своей левой правую руку мужика, сначала круто вывернул ему ладонь — так, что пальцы на рукояти разжались и Пастух легко поймал выпавший пистолет, и заломил мужику руку за спину — тот согнулся в три погибели, вякнул, задыхаясь и от боли, и от позы петушиной, срамной:
— Отпусти, сука…
— Отпускаю, — согласился Пастух.
И легко толкнул его в открытую дверь вагона — на насыпь, на травку, в кустики, в канаву, с лету. Ну, сломает себе мужик чего-либо. Руку, например. Или шею. Да Бог с ним, право! Заживет, как на псе. Или не успеет зажить… Как сказано: комуждо по делом его. И еще сказано: баба с возу, кобыле легче. В данной ситуации Пастух согласен был назваться кобылой. Ему хотелось, чтоб легче.
Пистолет он тоже следом выбросил, зачем Пастуху лишний «макаров».
Закрыл дверь, ощутив ярую мощь состава, аж голову назад швырнуло. Запер дверь вагонным ключом. Хорошие здесь проводницы, не скандальные, спокойные. Плюс, похоже, глуховатые. Это правильно.
И пошел к себе в купе.
А Марина как спала, так и спала, положив щеку на ладонь и до носа укрыв себя хорошим казенным одеялом. Толковый сон в ее возрасте, крепкий. И, как отметил Пастух, без снотворного. А сам почему-то заснуть не смог. Лежал на вагонном диванчике, смотрел в потолок, по которому время от времени пробегали отсветы чего-то, а чего — Пастуху лень было выглянуть, он размышлял. О спутнице своей, вестимо.
Точка опоры. Основание. Повод для действий. Формулировка навскидку: всяк, кто объявился в их вагоне после того, как поезд отошел от вокзального перрона во Владивостоке, должен считаться Пастухом как минимум подозрительным. Что сие значит? Да ничего особенного. Подозрения — не действия поначалу. Присмотреться, послушать, притереться, прикинуть… Обычная для Пастуха рутинная процедура.
Берем данный случай. Два мужика по ночному времени решили пощипать богатых пассажиров в вагоне «люкс». Вариант нормальный, бытовой.
Иной вариант. Кто-то нацелился именно на Марину. Тоже вероятно, на то и Наставник намекал. Но кому и зачем понадобилось пугать ее мужиками с «макаровым»? Наставник и впрямь предполагал такой ход событий, но откуда взялись предположения, не объяснил. Нельзя же всерьез полагать, что ее преследуют агенты или, лучше, наймиты ФБР, ЦРУ, японской контрразведки «Наихо» или вообще вездесущего израильского «Моссада». А Контора в лице не числящегося в ней Пастуха именно Пастухом должна прикрыть несчастную от взглядов, кулаков, пистолетов и прочих базук. Бред! Если эти мужики все же из Конторы, то жаль эту Контору… На крайняк — менты… Но вряд ли они казенные. Вольная шантрапа, местные бандиты рядовые, необученные… Пугалка.
А на фига, спрашивается, пугать Марину? Что у нее можно украсть, кроме нее самой?
Научная деятельность пожилой супружеской пары? Украсть открытие? Теоретически допустимо. Но, как правило, крадут то, что можно легко продать. Или использовать. Стоит спросить Марину: имела ли она одна или еще с мужем предложения продать это открытие про «параллельные пространства», как Наставник сказал?.. И если да, то кто предлагал?.. Так, между прочим, спросить, вроде из любопытства, не пугая пожилую женщину…
А никакой другой причины интересоваться проезжей научной дамой Пастух не видел. Даже банальный гоп-стоп здесь не катит: Марина не выглядит заманчивым объектом кражи. Хоть и из Японии прибыла. Так, милая, обаятельная, общительная провинциальная бабуся. Едет в Столицу навестить, например, внучат в кои-то веки. Не исключено, что за шесть с лихом дней со всеми вагонными пассажирами перезнакомится.
Но понимал: никакую версию из теоретически возможных сбрасывать нельзя. Есть факт: предотвращена попытка… чего?.. банального ограбления, допустим, пассажиров вагона. Пресекли ее! Ура! Но пессимистично дополнить: первая попытка. Резонно ждать вторую. Не заморачиваясь насчет причин оной. Его, Пастуха, Наставник отправил толково сопроводить гостью по Транссибирской магистрали. Он и сопровождает. Как умеет. Хотя «толково» — понятие весьма широкое.
А вот тактично, ненавязчиво порасспросить Марину о ее с мужем научной работе стоит. Со вполне убедительным любопытством наивного неофита. Да и просто из личного любопытства. Потому что никак Пастух не мог поверить, что какие-то там нейтроны каким-то неясным образом попадают в банальное, давно сочиненное и обжитое писателями-фантастами параллельное пространство. Ну не могут нейтроны быть и вправду быстрее фантастов…
До рассвета всего ничего осталось. Но хоть час да мой, как говорится. Или два, сколько получится. Спи, сказал себе Пастух и заснул мгновенно. Школа войны, полезная школа.
Глава вторая
А поутру они проснулись.
Вообще-то кино такое было — значит, все у них как в кино начинается.
Марины в купе не наличествовало, но из-за полуприкрытой двери купе слышался ее голос, страстно убеждающий кого-то незнаемого в том, что японские груши — красные тедзюро и синие нидзюсейки не только фантастически вкусны, но полезны гипертоникам, потому что в них много кальция. Незнаемый — мужчина и явно не юный по голосу — легко соглашался, но вежливо напоминал Марине о том, что груши еще и предотвращают кариес из-за обилия в них сорбита. Какая-то прямо медконференция на ходу…
А Пастух никогда не ел японских груш. Русские, бывало, пробовал, но яблоки ему нравились больше: их и было больше, они быстро, хотя и не надолго, усмиряли голод, что весьма полезно для бытия там, где идет война и где эти яблоки хорошо и много растут и созревают. Сорвешь парочку и — сыт на час.
Лежать лишнее было вредно для дела. Он мухой натянул джинсы и футболку, вышел в коридор и увидел прелестную пожилую парочку у вагонного окна — Марина и какой-то мужик лет на вид шестидесяти с гаком, а так лет на пять-шесть потянет, седой, высокий, подтянутый, поджарый, загорелый — ну прямо актер Шон Коннери в роли Джеймса Бонда на заслуженной пенсии. Марина была ему где-то по грудь. Или вообще по пупок. Он даже выше Пастуха был — сантиметра на три, а рост у Пастуха совсем не детский, нет.
Марина — как бы и не ночевавшая на вагонной полке, свежая, сияющая крохотулька — обернулась к Пастуху и радостно сказала сразу много:
— С добрым утром! Как спалось? А погода-то, погода какая! Вот и Борис Павлович с нами едет, познакомьтесь. Это Борис Павлович, он из Москвы, он во Владивостоке в командировке был и тоже не любит самолетов. А это Пастух, мой замечательный спутник и сопровождающий, он тоже из Москвы, только из Академии наук…
Что сказала? Почему из Академии? Пастух вообще не говорил ей, кто он: встречающий-провожающий и — точка… Хотя почему бы и не из Академии? Откуда ему взяться, как не из Академии, то есть приглашающей стороны…
— Здрасьте, — сказал Пастух, — Пастух меня зовут. Из Академии наук я. Служба протокола. Вот сопровождаю профессора…
— Борис Павлович, — с приязнью представился Джеймс Бонд. — Строитель. Возвращаюсь вот…
— Девелоперский бизнес? — спросил Пастух, знавший всякие иностранные слова, намертво прижившиеся в русском новоязе, а русский язык во все времена гостеприимным слыл.
— Он самый, — засмеялся Бонд. — Выращиваю его и умножаю. Вот и до Владика добрался…
Вообще-то не шибко нравился Пастуху этот строитель. И вовсе не потому, что он его в чем-то подозревал, а просто так — было их двое в группе, а тут раз — и третий. Который лишний по определению. Марина — человек явно сверхобщительный, и, соображал Пастух, кроме Бонда, за шесть суток рядом с Мариной могут появиться и другие пассажиры. Путь долгий, хорошая компания его красит, это факт, а Пастух — неважный собеседник. Не о чем ему рассказывать, а о чем есть, то закрыто и захоронено. Гриф: «Совершенно секретно». Да и вообще не многословен он по жизни-то…
Но молчаливым участником бесед Марины, с кем бы они ни случились, ему стать придется. Слушать и слышать он умеет отменно. И поддакивать горазд, если что…
— Вы завтракали? — спросил Бонд Марину.
— Еще нет, — ответила она. — Я ждала, когда Пастух проснется, он, по-моему, ночью толком и не поспал.
— Да ну? — изящно удивился Бонд. — Неужто дамы?
— Не спалось что-то, — соврал Пастух, параллельно удивляясь осведомленности счастливо почивавшей Марины. — Я и вообще в поездах сплю скверно. Трясет, колеса стучат… А вы что, тоже самолеты не любите? Как и Марина?
— Терпеть не могу. Я позорно боюсь летать. Мне в самолете сразу нехорошо делается… — И предложил: — А пошли-ка мы в вагон-ресторан, там славно, я ж частенько во Владик путешествую, и кормят отменно.
— Не хочется что-то, — сказал Пастух. Он и впрямь категорически не хотел покидать с Мариной спальный вагон. — Лучше закажем в купе.
