Олег Кулагин - Русские сумерки
– Идём, – тихо сказал отец.
Мы аккуратно обогнули участок изменённой травы. Прошли десяток шагов по разбитому асфальту и оказались у входа в гаражный кооператив.
Странно. Прошлый раз решётчатые ворота ещё были на месте и казались совсем целыми. А теперь, месяц спустя, неузнаваемые, проржавелые почти в труху, они валялись на земле.
Отец оцепенел, всматриваясь в колыхание огромных репейников по ту сторону. Во внутреннем дворе не растёт ничего иного. Только эти разлапистые, пыльные джунгли почти в мой рост.
Когда увидел их впервые – было стрёмно. Но отец говорит, что лопухи редко мутируют. Едва ли не самая безопасная трава. А ещё они быстро засыхают в местах аномалий…
– Сегодня пойдём прямо, – решил отец.
Выждал секунду и перешагнул через остатки ворот. Двинулся, мягко раздвигая толстые стебли…
Я держался метрах в пяти за ним. Лопухи, как живые, цеплялись за куртку, впивались в штаны крупными репьями… Я знал, что они безвредные, и все равно вздохнул с облегчением, когда наконец вслед за отцом вырвался на открытое место.
Мы повернули вдоль гаражей. Тут я ещё не бывал. Оказывается, часть дверей открыта нараспашку. Но отец возле них не задерживался, а я лишь боязливо вертел головой, пытаясь разглядеть внутри хоть что-то интересное.
Два гаража были пустые, в одном – коричневая от ржавчины «Лада». Зато в четвёртом…
Я притормозил. Облизал пересохшие губы.
– Глеб! – долетел голос отца. Он был уже далеко впереди.
– Сейчас! – выдавил я. Но так и не сдвинулся с места.
До сих пор переминался, заглядывая внутрь. А всего в трёх шагах от меня – как сказка наяву – сверкал никелем и хромировкой новенький скутер. Совсем как у Мишки Копотя!
«Хо-Лин-503» с усиленной подвеской и электродвижком в одиннадцать «лошадей».
Чудо, реальное чудо, прислонённое к облупившейся стене!
– Хватит там маячить, Глеб!
– Да иду я, иду!
Вот только полюбуюсь ещё немного… Разумеется, я помню – нельзя лезть в гаражи. Мало ли какая дрянь может прятаться в сумраке…
Но здесь светло. Очень светло… Пусковой ключ торчит из замка. Ярко блестит «взлетающий аист» – фирменная эмблема на рулевой колонке!
И я делаю шаг внутрь.
Осторожно касаюсь хромированной поверхности. Та приятно холодит ладонь…
– Папа… – негромко зову я.
Он должен меня понять. Ведь не каждый день так везёт!
Рядом на полу – бесформенные, съеденные ржавчиной железяки. А скутер выглядит, словно только что из магазина! Будто и не простоял четыре года в Зоне…
Я мягко берусь за руль. Разумеется, аккумуляторы давно сели. Но я готов катить эту «птичку» до самого периметра… а хоть и прямо к дому! Я знаю, она – такая лёгкая!
Хм-м… Что за хрень? Руль свободно поворачивается, но я не могу стронуть скутер. Будто что-то удерживает его на месте…
Внимательно осматриваю колёса. Всё в порядке! Подставка, боковой упор – в вертикальном положении. Ничто не должно мешать!
Я упираюсь изо всех сил, только чёртов «Хо-Лин» не сдвигается даже на сантиметр!
Тогда я заглядываю в щель между стеной и скутером.
Целую секунду со страхом и отвращением смотрю на толстую белую паутину, протянувшуюся из тёмного угла к двигателю и подвеске заднего колеса.
Так несправедливо!
Так до жути обидно, что на миг я забываю всё, чему учил меня отец. Выхватываю охотничий нож и пытаюсь разрезать плотные белые нити. Со злостью кромсаю их отточенным лезвием из хорошей стали.
В результате нож всё больше запутывается в «паутине».
А нити срастаются у меня на глазах! И вдруг охватывают мою руку.
Я дергаюсь, отчаянно пытаясь вырваться.
Но меня не отпускает. Плотным коконом оплетает руку. Я чувствую, как кисть начинает неметь – будто вместе с «паутиной» холод поднимается вверх, к плечу…
Наверное, надо звать на помощь.
Но я не могу. Мне стыдно, невыносимо стыдно перед отцом…
«Так глупо!»
А нити понемногу сокращаются, затягивая меня в тёмный угол между стеной и железным шкафчиком. Там – что-то серое, скрюченное… Кажется, человеческие останки.
Разлепляю губы, пытаясь крикнуть. Но вместо этого из груди вырывается сиплый шёпот.
Чернота перед глазами… Голова кружится. Я ещё упираюсь подошвами, но странная слабость разливается по телу. Единственное, что выходит, – нащупать свободной рукой самодельную зажигалку в левом кармане куртки.
За миг до того, как потерять сознание, я щелкаю неподатливым колёсиком. Длинный язык пламени вырывается из латунного цилиндра – прямо в сторону оплетающей меня «паутины».
Шипение, свист…
Съёживающиеся нити.
Острая боль в руке.
От неё в голове проясняется. Я вдруг чувствую, что хватка «паутины» слабеет.
Бешено, из последних сил, дергаюсь к выходу. И, освободившись, падаю прямо к ногам отца.
Он помогает мне подняться. Выталкивает из гаража и внимательно осматривает:
– Цел?
Бестолково киваю, что-то бормочу. Я жду чего угодно – ругани, затрещин. И пусть он никогда не тронул меня пальцем – в эту минуту ясно, что иного я не заслужил…
Стою, потупившись.
Отец тяжело вздыхает. И ничего не говорит. Не упрекает меня ни единым словом.
Отворачивается и смотрит в гараж – туда, где вокруг сиденья скутера беспокойными отростками шевелится «паутина».
– Зажигалка – это правильно. А всё остальное – нет.
– Я не думал…
– Я тоже хорош, – хмурится отец и глухо добавляет: – Завтра же везу тебя к тётке в Вологду.
– Это на фига? – удивляюсь я.
– Поживешь у неё. Годик-другой.
– Я не хочу в Вологду. Там и жрать-то нечего…
– Зато от Зон подальше!
Повисает молчание.
Я прекрасно понимаю – сейчас бессмысленно спорить. И всё-таки набираюсь наглости:
– Ты ведь сам говорил – надо замечать новое. Тогда есть шанс узнать что-то интересное!
– Ага, – саркастично кивает отец. – Именно поэтому ты заметил новенький скутер. Совсем как у Мишки, да?
Виновато пожимаю плечами:
– Ну… я хотел проверить…
– Проверил?
Отец делает шаг в гараж и поднимает монтировку. Зачем она ему? Какая ценность в тронутом ржавчиной куске металла?
Уточнить я не успеваю. Потому что отец делает ещё шаг и бьёт тяжёлой монтировкой по зеркалу скутера. Брызгами летит стекло.
– Не надо!
Это неправильно! Всё равно что резать картину в музее. Разве машина виновата?!
– Смотри, – хватаю его за плечо, – там… что-то есть…
Конечно, ничего там особенного – какие-то блёстки под стеллажом с инструментом. Лишь бы отвлечь отца от скутера!
Он поворачивает голову, роняет монтировку.
Достаёт из кармана куртки фонарик. Яркий луч светодиодов озаряет пространство под стеллажом. И мы с отцом долго глядим на пару переливающихся шариков – тех, что висят в воздухе над бетонным полом.
– Красиво, – шепчу я.
И замолкаю выжидательно. Раньше я таких не встречал. Что скажет отец?
Ведь тут, в Зоне, красота – штука ненадёжная. Вон, алый цветок – самая красивая вещь внутри периметра. Но любоваться лучше издалека. А ещё лучше – из безопасного укрытия…
Отец молча подходит ближе. Аккуратно проводит рукой в перчатке над и под стекловидными шариками. Те остаются неподвижными. Тогда он осторожно берёт их, один за другим – словно срывая плоды с невидимой ветки, и кладет в болтающуюся на плече сумку.
Луч фонаря уходит дальше под стеллаж. Озаряет «паутину» – ту же, что и за шкафом!
И что-то блестит в её глубине. Не так ярко, невзрачно. Камешек, похожий на осколок бутылочного стекла…
Отец достаёт из кармана куртки детектор – плоскую коробочку с маленьким экраном. Направляет её в угол.
Какие-то цифры вспыхивают на экране. Высвечивается диаграмма распределения спинорного поля – недавно мне пришлось выслушать об этом целую лекцию. Только я всё равно мало что запомнил.
– Интересный объект, да, пап?
Он не отвечает. Глядит по сторонам. Поднимает закрытую канистру, встряхивает – на дне что-то хлюпает.
Хм-м… Можно взять с собой и по дороге ещё где-нибудь слить остатки. Только тяжело тащить…
Пока я вспоминаю цены на бензин в Колядинске, отец открывает канистру и вдруг выплескивает остатки содержимого на паутину. Чиркает спичкой и кидает её в угол!
Вспыхивает пламя. Белые нити шипят и съёживаются. А я с изумлением смотрю, как отец тянет руку – прямо в огонь, прямо в ещё живую паутину! И выхватывает оттуда невзрачный камешек.
Держит его на ладони. Улыбается, разглядывая.
А я угрюмо молчу. Да, сам недавно сделал глупость. Но хотя бы понятно ради чего…
А отец… Тоже мне, воспитатель!
Что проку в куске бутылочного стекла?!
– Это можно продать? – выдавливаю сквозь зубы.
– Продать? – смеётся отец.
И прячет камешек – не в сумку, а во внутренний карман куртки.
Пожимаю плечами. Что тут забавного?
В конце концов, ради этого мы сюда и пришли! Взять товар, чтоб толкануть его за хорошие деньги! Вся огромная Зона – для нас будто мегамаркет досумеречной эпохи.
