Александр Борисов - Прыжок леопарда 2
Лишь после того, как за Сашкой захлопнулась дверь, я рассказал шефу о своих навязчивых сновидениях. Озвучил вторую версию:
- Мне кажется, нужно готовиться к встрече с этим рыцарем, впадающим в детство. Без меня он здесь пропадет. Опять же, Никита... не дает мне покоя этот Никита! Просто похож, или...
Отец долго молчал, взвесил все "за" и "против", и выдал свое резюме:
- По правде сказать, и то и другое звучит фантастично. Но нет ничего третьего, что можно бы принять, как версию. И вообще, с каких это пор у тебя появилась дурная привычка людей убивать?
- С тех пор, как убили тебя.
- Ах да, - спохватился он, - ты же не знал...
И вдруг, впервые за много лет, мне стало его бесконечно жалко. До слез, до сердечных спазм. Сдал старикан, осунулся, поседел. Глубже стала сетка морщин в уголках беспокойных глаз. Он даже не в силах скрывать свою хромоту. И это всесильный шеф, Евгений Иванович Векшин - человек-легенда. Что за тревога таится в его душе? - честно сказать, не знаю. Во мне его кровь. Поэтому я никогда не читал его мыслей, считая это чуть ли ни святотатством.
Отец потупил глаза:
- Я должен уехать, Антон. Не хочу оставлять тебя одного, но я должен.
- Как скоро?
- Сегодня. Идеальный вариант - прямо сейчас. Слишком многие знают, что мы с тобой живы и было бы неразумно подставляться, как двойная мишень. Хочу засветиться где-нибудь в другом месте, подальше отсюда. Но это всего лишь одна из причин.
- Контора?
Отец резко остановился, присел на диван.
- Нет, - сказал он свистящим шепотом, ─ Конторе, как таковой, ты больше не нужен. Опасайся чекистов, особенно Мурманских. У них на твой счет приказ, который никто не отменит.
- Кто же это так сурово распорядился?
- Деньги.
Я оставил его ответ без последствий и потянулся за пивом. На сердце лежал противный тошнотворный комок, как в детстве, перед хорошей дракой. Мысли были тоже не самые светлые.
Люди, что вы хотите больше всего? Не знаете? - как же вы счастливы! А я - всего ничего: жить, просто жить. Чтобы все, как у людей: каждый день ходить на работу, скандалить с женой, детишек растить, рассуждать о политике, рассказывать пошлые анекдоты. Да вот, что-то не получается. Гонят меня, как волка - окружили флажками, обставили вешками: "Ату его, суку!"
- Значит, чекисты, - я поставил пустую бутылку в общую кучу и закурил, - случайно не те, что нам помогали? И еще, ты не мог бы сказать, почему вдруг Контора так резко ко мне охладела - то землю грызет из под пяток, а то, вдруг, "больше не нужен"!
- Мушкетова нет. Контора теперь - это я, - произнес отец самым нейтральным тоном. - Де юре, такая структура больше не существует - нынешней власти она не нужна. Но остались отдельные люди... в их руках информация, которой они успешно торгуют.
Я внутренне скис.
- В частности, на тебя уже есть покупатели. Это одна из прибалтийских республик...
На крыльце загремело. Я вопросительно посмотрел на отца. Он кивнул головой. И тут появился Мордан с огромной канистрой наперевес. Как задницей чуял, что можно.
- Ну, блин, дела! - заявил он с порога. - Мы, братцы мои, теперь, как народные депутаты, под надежной охраной. Лично меня туда и сюда сопровождали трое. Даже пиво помогли донести.
- У тебя все? ─ сурово спросил шеф.
Сашка притух и покорно поплелся на кухню.
- Кто остальные - затрудняюсь сказать, - продолжил отец, - но и в том и в другом случае посредник один и тот же: небезызвестный тебе Эрик Пичман.
- Резидент ЦРУ в Алжире?
- Выше бери. Он теперь второй секретарь совбеза, советник Клинтона по восточным вопросам.
- Чем он конкретно интересуется?
- Ему нужен конкретно ты.
- Зачем, он же знает, что я не предатель?
- Мало ли? - усмехнулся отец, - При случае, у него самого и спроси. В секретных лабораториях ЦРУ изучают психику человека. В том числе - различные аномалии, прочую ерунду. В общем, лишним не будешь! Кроме того, ты и Наталья - это два моих слабых звена. Метод старинный и безотказный - через детей надавить на родителей. Знают его и наши силовые структуры. Они тобой тоже интересуются.
Пришла очередь притухнуть и мне.
- Что-то мало врагов для одного человека, - заметил я с горьким сарказмом. - Ты, наверное, не всех перечислил?
- Ясное дело, не всех не всех. Есть еще, так называемая финансовая элита, стремительно набирающая политический вес. Они, по-моему, тоже в доле. Торговля государственными секретами стала в последнее время признаком хорошего тона.
Ох уж эта элита - наглая, гнилая самодовольная! В том и отличие бедной России от всего остального мира, что нашу элиту лелеять нельзя. Ее нужно полоть, вырывать, как амброзию: тотально и беспощадно. И чем тщательнее - тем лучше. Россия, как муравейник, сильна коллективным разумом. Совесть страны, ее надежда, оплот и опора - работящий сиволапый мужик. Будет необходимость, он вычленит из своих рядов Есениных, Шолоховых, Жуковых, Королевых - тех, кто нужнее на данный момент.
- Ты ничего не сказал о друзьях.
- Тут уж, брат, извини! - отец шутливо развел руками. - Друзей, как и опыт, человек наживает сам. Могу предложить пока одного.
- Ты говоришь о Сашке?
Мой вопрос повис в воздухе. В мыслях своих отец был уже далеко. Я знал, что он непременно уедет. Ему оставаться в России намного опасней, чем мне. Даже слухи о том, что кто-то видел его живым, хуже, чем смерть в ее натуральном виде. Вот он и воспользовался оказией: завтра же рванет за кордон, к старым друзьям и никого, ближе Мордана, рядом со мной не оставит.
- Александр! - внезапно спохватился отец, - где свежее пиво?
- Где яблоки, где пожрать, где высшая справедливость? - продолжил я, подражая его голосу и заржал.
Глава 3
Прощальный ужин затянулся до позднего вечера. Вернулись "с работы" торпеды Мордана. Принесли выручку, выпивку и закуску. К торжественному столу пригласили не всех. Уважили только Контура и бригадира - человека по кличке Штос. Такие как он, нужны в любом коллективе: у каждого случаются черные дни. Но глянет страдающий человек на вечно унылую физию Штоса - и вроде как полегчает: "Ты смотри! А этому еще хуже!" Еще (за глаза) старшего бригадира называли Угором.
Угор наверное и родился несчастным. Его нормальное состояние - с глубокого бодуна. И сколько бы он ни выпил, похмелье не проходило. Бригадир оставался в одной поре, с вечным желанием "подлечиться". А потом, неожиданно для него самого, в организме отрубался какой-то рубильник и он припадал к столу, так и не приходя в заветную "норму".
- Вот увидишь: проснется и спросит, какое сегодня число, - прояснил для меня Мордан, когда Штоса отправили баиньки.
- Неужто забудет?
- Для него, если хоть часик поспал - наступило утро нового дня. Для всего коллектива стрелку забили вчера, для Угора - неделю назад.
- Кстати, о стрелке! - вдруг спохватился Контур и вышел из-за стола.
- Ик! - отозвался "спящий" в подтверждение этих слов.
- Но в драке незаменим! - Мордан, как рачительный командир, отмечал также и "плюсы" в развернутых характеристиках на своих подчиненных. - Даст, бывало, человеку по кумполу - черепушку провалит. А может и так долбануть, что стоит бедолага вроде при памяти, а под ним половицы - хрясь!!!
Все засмеялись. До сих пор обходились только общими фразами. Темы для разговора, если они и были, не входили в категорию общих.
Я знал, что Мордану нужно подаваться в бега, на юг. После того что случилось, упрятать его за решетку - дело ментовской чести. Кроме того, где-то там проявились следы сестренки Наташки. Воровской телефон указывал на Чечню. Вот он и хотел оградить ее от возможной беды. Хотел, но не мог. Наряду с непонятками, я, как гипс на обеих ногах, "тормозил всю мазуту". И ведь не снимешь эти оковы без высшего дозволения!
- Давеча слышал как поезд гудит, - двинул я пробный шар, - и такая тоска меня одолела! Плюнуть на все, рвануть на юга, "оторваться" по полной программе... ты как, Сашка?
Мордан подавился соленой рыбой.
- Это тебе-то рвануть на юга?! - вымолвил он с презрением. - Весь город в твоих портретах. Чтоб они референдум так рекламировали, мать их с субботы на воскресенье. На-ка вот, полюбуйся, у проходной пивзавода висит.
Он достал из-за пазухи сверток из плотной бумаги, развернул и бросил на стол.
- Ого, - изумился я, - себя с трудом узнаю: вот это рожа! А надпись вполне удалась. Гудит, как набат: "Обезвредить преступника!" Но, все равно: без души поработала типография, без души...
- Это работа на обывателя, - объяснил отец, - черной краски не пожалели, чтоб пострашней было, чтоб в подсознании гражданина портрет отпечатался. Что б даже не сомневался: если встретят нечто, хоть отдаленно похожее - сразу бежал стучать.
