Егор Седов - Плацдарм. Билет в один конец
– Думаю, мне стоит пригласить эту Ходжез, – прервала Зоя размышления девушки. В глазах пожилой женщины появился тот лукавый блеск, который для Сьюзен всегда связывался с ее собственными сверстниками, – до тех пор, пока она не встретила Зою. – Это должно придать вечеринке особую пикантность, тебе не кажется?
– Больше, чем просто пикантность, – отозвалась Сьюзен серьезно. – Пригласить ее – все равно что развязать несколько острых языков.
– Все к лучшему. Любая хорошая вечеринка требует правильного подбора гостей, иначе она становится скучной, как мытье посуды.
– Вероятно, надо показать ей фотографии белого «роллса» Лейси Хьюстон, которые я сделала в понедельник.
Зоя изумленно приподняла брови:
– Ты сфотографировала машину?
Сьюзен кивнула:
– Я и на миг не предполагала, что Хьюстон стала бы возражать. Но ведь другим на ее месте это не понравилось бы, понимаешь, Зоя? Если бы я дежурила у Клиники с моим верным фотоаппаратом в руках и ловила бы в объектив тех пациентов, которые пытаются проникнуть туда незамеченными, это могло бы отвадить остальных.
Зоя покачала головой:
– Лишнее беспокойство, дитя мое. Вот все, к чему это приведет.
– Пусть даже так. Если хотя бы немногие из них отступятся, для нас это уже будет победой.
Зоя в задумчивости посмотрела на Сьюзен. Прелестная девушка, типичная калифорнийка. Высокая, великолепно сложенная, с белокурыми волосами, блестящими на солнце, и синими глазами – дивное творение природы. К тому же за привлекательной внешностью, за миловидным личиком скрывался тонкий ум, что выгодно отличало ее от очень многих пустоголовых девиц, целыми днями валяющихся на пляжах. Сьюзен была серьезной, целеустремленной и весьма самостоятельной для своих двадцати четырех лет особой. После смерти матери и последовавшей вслед за тем размолвки с отцом ей еще только предстояло избрать себе путь в жизни. Она собиралась стать профессиональным фотографом, но пока что это занятие было для нее простой забавой. Когда кампания против Клиники благодаря стараниям Зои набрала силу, та посчитала, что нуждается в секретаре для обработки корреспонденции, и наняла на эту должность Сьюзен. Зоя питала искреннюю привязанность к девушке. Сьюзен так поразительно походила на…
Зоя вздрогнула и сосредоточила внимание на разговоре. Девушка между тем говорила:
– Если Синди Ходжез придет, то, вероятно, я сумею ее заинтересовать некоторыми из моих снимков. Возможно, она возьмет их для своей колонки. Это произведет настоящий фурор!
– Поступай так, как считаешь правильным, дорогая. Бог свидетель, я готова приветствовать все, что способно нанести ущерб Клинике, но публикация твоих снимков не приведет к ее закрытию, а между тем именно этого я и добиваюсь.
Она слабо улыбнулась, когда над головой ее вспорхнула голубая сойка, затеяв перебранку с кем-то на крыше. Сойка напоминала Зое мэра города, Чарльза Уошберна.
– Думаю, стоит пригласить и мэра. Он всегда укоряет меня за противодействие Клинике, а небольшая доза укоров обычно заставляет меня с еще большим пылом рваться в бой.
– А как насчет Дика Стэнтона?
– Разумеется! Какая же вечеринка без Дикки? И кроме того, он смертельно обидится, если сам не поможет нам ее устроить.
Зоя вынула длинную тонкую сигару из жестяной коробки, лежавшей на столе возле нее, – дорогой сорт кубинских сигар, привозимых в страну контрабандой, и закурила, в первый раз за весь день.
– Я вот о чем подумала… Единственным человеком из Клиники, которого я когда-либо приглашала к себе в дом, был их директор – как там бишь его? Хэнкс? И он такой высокопарный осел, что препираться с ним не доставляет никакого удовольствия. Насколько я понимаю, ведущим врачом там является тот самый Ноа Брекинридж, которого Ходжез упомянула в своей заметке. Полагаю, надо попросить его прийти.
– Что ж, Синди утверждает, что он симпатичный. Правда, я с ней никогда не встречалась. Возможно, ей кажется симпатичным любой мужчина моложе шестидесяти.
– Я приглашу его, а там уж будет видно. – Смех Зои был хриплым, прерывистым – от возраста, сигар и прочих злоупотреблений. – Интересная получится компания.
Джеффри Лоуренс читал заметку Синди Ходжез за завтраком в отеле «Беверли Хилтон». Она его очень заинтересовала, особенно в той части, которая касалась Лейси Хьюстон. Джеффри всегда просматривал колонку «Новости от Синди», независимо от того, где он находился в данный момент. Ходжез подробно описывала жизнь знаменитостей, а для Джеффри было просто необходимо знать все о передвижениях богатых и пользовавшихся широкой известностью лиц.
Джеффри был профессиональным вором, специализировавшимся на драгоценностях, – безусловно, одним из наиболее удачливых, если не самым удачливым. Теперь ему уже перевалило за сорок, почти всю свою взрослую жизнь он занимался тем, что грабил других, и за все это время не провел ни дня в тюрьме и даже ни разу не был арестован, что говорило о том немалом искусстве, которого достиг Джеффри в избранном им ремесле.
Он придерживался четырех незыблемых правил: никогда не давать волю алчности; никогда не браться за новое дело до тех пор, пока деньги от предыдущего не оказываются на исходе; никогда не использовать один и тот же номер денежного перевода дважды и, наконец, никогда не красть у тех, кто не может с легкостью возместить потерю, – именно по этой причине он и ограничил свою деятельность исключительно людьми состоятельными. Джеффри хотелось думать, что именно этим правилам он обязан своим успехом, а также тем обстоятельством, что ни разу не был задержан полицией.
Разумеется, Джеффри Лоуренс – не подлинное его имя. Он менял имя после каждого дела, имея в запасе целый набор поддельных удостоверений личности. В настоящий момент у него было туго с деньгами. Последняя из задуманных им операций, кража драгоценностей у одной светской львицы из Беверли-Хиллз, в последний момент сорвалась – видно, его обычное чутье на сей раз не сработало, – и ему пришлось отказаться от своего замысла. Джеффри редко подводила его интуиция, и тем не менее ошибки случались. Он всегда так рассчитывал свои действия, чтобы иметь резерв денег для следующего предприятия, но так как последняя затея провалилась, у него осталось всего несколько долларов. Нужно было найти кого-то, кто согласился бы ссудить его деньгами, а для Джеффри это было крайне нежелательно. Если он начнет брать взаймы, то окажется в долгу еще до того, как возьмется за следующее дело. Однако на этот раз ему не приходилось выбирать.
Он снова просмотрел заметку в «Инсайдере». О драгоценностях Лейси там не упоминалось, но в этом не было необходимости – он умел читать между строк. Любому, кто следил за карьерой Лейси Хьюстон, было известно, что она никуда не выезжает без своей коллекции. Джеффри припомнил комические куплеты, которые он слышал в одном из шоу Лас-Вегаса, там были такие слова: «Лейси даже в сортир не пойдет без своих побрякушек». Ему попадались на глаза различные оценки общей стоимости этих драгоценностей – от двух до пяти миллионов долларов. По спине его пробежал приятный холодок, адреналин в крови подскочил.
Он попросил счет и, покинув отель, направился к стоянке такси. Джеффри знал, что тарифы на такси в Лос-Анджелесе были баснословно велики и поездка до Голливуда почти окончательно его разорит. Но будь он проклят, если воспользуется обычным автобусом. Джеффри Лоуренс привык путешествовать с шиком.
Двадцать минут спустя он высадился из такси у остановки «Голливуд энд Вайн». Прошел несколько кварталов на восток и внезапно остановился у одной из звезд на тротуаре: Лейси Хьюстон. Он весело рассмеялся, провел по буквам носком ботинка и продолжил свой путь. Можно ли считать это добрым предзнаменованием? Джеффри отнюдь не был суеверен и тем не менее понимал, что в жизни человека удача играет немаловажную роль. Не раз благодаря счастливому повороту судьбы ему удавалось спасти свою шкуру.
Пройдя еще несколько кварталов, он свернул налево, в убогий переулок, и остановился перед витриной небольшого магазинчика. Стекло было таким грязным, что за ним едва можно было разглядеть выставленные на обозрение товары – часы, кольца и другую дешевую бижутерию. Маленькая вывеска перед входом в магазин гласила: «Берни: скупка и продажа драгоценностей».
Когда Джеффри толчком открыл дверь, над ней звякнул колокольчик. Помещение до отказа заполняли застекленные прилавки, которые выглядели так, словно их не протирали уже в течение многих лет. Джеффри знал, что выставленные здесь предметы были дешевыми побрякушками, отданными в залог. Ни одна из них не стоила больше ста долларов, хотя Берни мог потребовать за свой товар любую цену, в зависимости от того, насколько легковерным оказывался покупатель. Все сколько-нибудь ценные вещи Берни хранил под замком в задней комнате, и они предназначались для продажи только серьезным клиентам, включенным в его особый список.
