Юрий Любушкин -Тайное оружие Берии. «Собачий спецназ» НКВД
Хлопот и забот в их маленькой, но дружной семье, «паровозной команде», как пошучивал дед, теперь изрядно прибавилось. Щенок, он и есть щенок. За ним глаз да глаз нужен. Хорошо, что дед целыми днями дома, превратившись в заботливую няньку. А что не сделаешь ради любимого внука? Ну а Никита сразу после школы домой, на смену деду. Полгода пролетело махом. И стала их Леда–Ледушка настоящей красавицей, мощной, статной, ладной овчаркой. Куда только подевалась былая неуклюжесть лопоухого щенка? Месяц, другой – и гадкий утёнок превратился в принца – лебедя. Так и их умница Леда вошла в жизнь королевой бала.
…Будто вчера все это было. А вот теперь они вместе в Москву едут. В Москву!..
Жаль, что дед не дожил до этого светлого дня, а то порадовался бы за своего любимого единственного внука. Вот была бы радость!
— Полагаю так, – разглагольствовал довольный за внука дед. Это после того, как Никита по призыву уехал с лужить на западную границу. – Лазарь Моисеевич [1] не в обиде будет на старого машиниста. Коль не стал наш Никита машинистом паровоза или на худой конец командиром бронепоезда (значение машиниста дед все же превозносил выше роли командира) – будет настоящим пограничником. И добавлял, усмехаясь в седые усы:
— Я лично не в претензии. Граница, надо понимать, тоже толковых людей требует на свою охрану.
На все сто процентов оказался прав Большаков–старший, на все сто…
* * *Большим балагуром и весельчаком был дед Никиты. Казалось, никакие беды не могли сломить его. Даже гибель любимого сына лишь добавила седины в голову, и все. Но так лишь только казалось.
После отъезда Никиты с Ледой, он, как потерянный, бродил по опустевшей квартире и вздыхал горестно: «Эх–ма–а, жизня… Нда–аа…»
И часто подолгу курил на балконе, прикуривая новую папиросу от докуренной до основания мундштука «беломорины». Мать ворчала на деда: «Пожалей себя. Хватит дымить. Слышишь, старый?»
И пугала свёкра нешуточно: будешь столько курить – положу тебя к себе в госпиталь на обследование. Узнаешь тогда. Там тебя враз образумят. Почему ещё не ужинал?
— Да как‑то не хочется одному. Кусок в горло не лезет. Тебя ждал, – отнекивался дед. – Вместе оно веселее…
Мама у Никиты хоть и рядовая сестра милосердия, но на хорошем счёту. Её ценят. Руки у неё золотые и душа тоже. Потому она и лучшая из среднего персонала в Центральном госпитале Красной Армии. И дома у неё авторитет непререкаемый. А для деда, ни разу в жизни ничем не болевшего, больничная койка – мука горькая. Он себя и представить не мог в больничной пижаме. Да и расставание с привычным бытом для него вообще немыслимое испытание. Поэтому угрозы невестки действовали. Но, что ни говори, а сдал дед, сильно сдал за последний год. Но ещё хорохорился по привычке:
— Я ещё правнуков дождусь. Уж правнука я точно воспитаю машинистом.
Выше и достойнее звания машиниста паровоза дед не признавал никакой другой мужской профессии. Но разве что пограничника. И то скрепя сердце. Сам машинист в третьем поколении, дослужившись до этой должности, начиная с кочегара, он сына своего, Большакова–младшего, видел только стоящего за рычагами паровоза. Естественно в должности машиниста. И все шло к этому. И семейная династия должна была продолжаться по раз и навсегда накатанной колее. А как иначе? Иначе и не могло быть по–другому. Но… Но наступил семнадцатый год. Грянула одна революция, другая, а за ними – лиха беда начало – заполыхало пламя Гражданской войны. Страшное смутное время.
И стали оба Большаковы водить бронепоезда в Красной Армии. Отец, соответственно, машинистом, а сын поначалу был у него в помощниках. И тут лихая судьба закрутила в немыслимый водоворот событий и их судьбы, раскидав по разным концам огромной страны. Да и немудрёно было в то беспокойное, кровавое время потеряться друг с другом. Слава богу, не навсегда.
Стал Большаков–младший комиссаром в Красной коннице. Ну и покидала его судьба на Гражданской по белу свету, помытарила, в том числе и по госпитальным койкам. Хлебнул лиха. Через край. Сполна ему военная судьбинушка все отвесила. Доверху. Выдала с довеском.
С отцом виделся за все эти годы пару раз, и то на ходу. Случайно. Только и успел сообщить ему при последней встрече, что женился и сейчас отправляют его отряд укреплять границу в Туркестане.
Хотел бы вернуться к отцу на паровоз, да куда там: начальство не отпускает. А молодую жену, сестру милосердия, пусть лучше приютит у себя. Пока он в дальних краях будет нелёгкую службу нести.
Рожать ей скоро. Ну а коль сын родится, быть первенцу машинистом. Вот тогда деду и подмога будет, и смена достойная в наступающей мирной жизни. И будут вместе гнать составы по гудящим рельсам вперёд, вперёд, вперёд. Туда, где они сходятся у горизонта. На том и решили…
Мать Большакова–младшего умерла от сыпного тифа, что свирепствовал в ту лихую годину, так что осиротел их дом без хозяйки. Но, как видно, ненадолго.
Сошлись характерами старший Большаков и молоденькая сноха. И за дочь была, и за хозяйку. На всем была печать заботливой женской руки, радетельницы семейного очага в их небольшой квартире. Уют и покой, внук подрастает. Смышлёный, ласковый, умненький. Чего ещё для старости желать? Большего счастья и не сыскать. Одно огорчало: изредка бывал дома сын, наскоком. Как красное солнышко – только прибыл и уже обратно в путь–дорогу собирается. Служба. Тут уж ничего не попишешь.
А служба нелёгкая, пограничная. Постоянно стычки с басмачами в этом самом Туркестане. А по сути – война там не прекращалась ни на день, ни на час… И сияет красный орден на груди молодого командира–пограничника, и сияет, светится белозубая улыбка:
— Ничего, батя, не журись, – обещают скоро в академию направить, вот тогда и заживём все вместе… Эх, что это за жизнь будет – счастье полной чашей!
И летел при этих словах маленький Никита высоко–высоко, к самому потолку. И радостно хохотал, попадая обратно в сильные и ловкие руки отца.
— Расти, пограничник! Расти, мой родной!
Эх, и лететь бы вот так, не переставая, и чтобы вся жизнь неслась, как эти радостные мгновения. Э–ээ–х!.. И чтобы счастье никогда не прерывалось, и было полной чашей до краёв. Э–ээ–х!..
И светло, и радостно было у всех на душе – скоро, совсем скоро все вместе будут. И тогда жизнь потечёт как один большой и нескончаемый праздник на всех.
Скоро! Теперь уже совсем скоро…
Глава 3 - «Но пасаран!..»
Но страшная весть чёрным крылом надолго (а может, и навсегда?) омрачила их веру в скорое светлое будущее…
Погиб отец Никиты незадолго до своей отправки в Москву, в академию. В жестоком бою, когда прорывалась огромная банда с сопредельной стороны на нашу территорию, оборвала злая басмаческая пуля яркую, бурную жизнь молодого талантливого командира.
Оборвала на самом взлёте…
Только и запомнил маленький Никита эти мгновения счастливого полёта – вверх–вверх, все выше и выше – на отцовских руках, до сияния лучиков солнца на эмали красивого красного ордена.
— Вот станешь пограничником, обязательно такой заслужишь.
Эти слова отца, как напутствие в большую жизнь
— Заслужишь…
А он станет взрослым – обязательно заслужит. Заслужит. А иначе и быть не может. Он – сын пограничника – будет пограничником! И никем другим…
Теперь дед в их доме им за отца и за деда одновременно. Только… Только сдал дед. Сильно сдал после гибели сына. Поэтому и огорчать его нельзя. Ни в коей мере… И усвоил Никита один из главных уроков жизни: коль уж взялся за гуж, то не говори, что не дюж. Дал слово – держи его. Ты же будущий мужчина. А настоящий мужчина слов на ветер не бросает. Это тоже было присказкой любимого Никитой человека, его деда. И старался он изо всех сил, чтобы во всем угодить деду и маму порадовать. Хотя, к слову сказать, дед‑то с него лишнего и не требовал. Видел, как малец после гибели отца из кожи вон лезет, старается. Что и говорить – хорошим внуком и сыном рос Никита, не нарадуешся на него. А пошёл в школу – круглый отличник. И так до десятого класса. Фотография его не сходила со школьного стенда – «Ими гордится наша школа». Что ни говори – молодец Никита Большаков. Достойная смена растёт.
А что касается ОСОАВИАХИМ, то это отдельная песня… Ода.
А вот школьные учителя прочили ему большое будущее математика или физика. Не сомневались – только университет при таких блестящих способностях юноши. Но, а после, конечно же, аспирантура. Не должен он свои таланты в землю зарывать. Это было бы просто преступлением. А там, глядишь, на них со страниц газет смотрит и улыбается своей замечательной улыбкой молодой советский академик. Да это же… Никита Большаков! Их ученик! Краса и гордость школы. Только в такой роли и таким в жизни они видели этого способного юношу. И все, казалось, к этому идёт. Все пути–дороги…
