Николай Побережник - Эрта. Падение терратоса
— Профессор, — Кинт открыл люк и громко крикнул, — похоже, прибыл сопровождающий инспектор.
— Да–да, спасибо, Кинт, я слышал.
Уже утро, вагон более — менее прогрелся, Кинт поставив в столовой на печь большой медный чайник, вернулся в свое купе.
— Все механики живы? — сел на кровати Волье.
— Угу, — Кинт положил ладони на радиатор, — вот, совсем другое дело… Кстати, окончание экспедиции, может, и верное решение, машина требует серьезного ремонта.
— Может, и верное, — согласился Волье, — я слышал скревер?
— Да, прибыл сопровождающий инспектор.
По корпусу вагона пошла мелкая вибрация, в стороне машинного что–то ухнуло, чихнуло, вибрация прекратилась, и стало доноситься размеренное пыхтение силовой установки.
— Ну вот, запустили… Идем, чайник вскипел уже, наверное, позавтракаем и седлать коней уже надо, да и конюшню разбирать еще, — сказал Кинт вставая.
— …вот мастер–инспектор, здесь у нас жилой отсек вагона, — послышался голос профессора.
— Очень интересно, — ответил незнакомый голос.
— Идемте, расположитесь у меня в купе, а потом, если вам интересно, я попрошу старшего машиниста, и он проведет вам экскурсию.
— Очень интересно, но позже, сначала я должен опечатать архив.
— Конечно…
Дверь купе была приоткрыта, и они увидели, как по коридору в сопровождении профессора прошел высокий мужчина с баулом за спиной. Инспектор мельком заглянул в дверной проем, встретившись взглядом с Кинтом.
— Что там? — спросил Волье.
— Странный взгляд у этого инспектора.
— А у Мореса, что, не странный? — хмыкнул Волье.
— В том–то и дело, что Морес смотрит так, будто видит тебя насквозь, а у этого стеклянный какой–то взгляд, безразличный.
— То есть, не нравится он тебе?
— Ну, он не девица чтобы нравиться, но что–то…
— Идем завтракать, дел еще куча, — Волье подтолкнул Кинта в коридор, — ты свои–то глаза видел в зеркале?
— А что с ними не так?
— Все так, все так… идем уже, а?
Работы было действительно много. После завтрака вся команда охраны занималась лошадьми и разборкой конюшни. Профессор и его гость пару раз появлялись на смотровой, затем к ним присоединился старший машинист и повел инспектора на экскурсию.
— Волье, милейший, когда мы сможем двинуться в путь? Хотелось бы дотемна успеть в Дастен, — крикнул профессор со смотровой площадки.
— Через полчаса.
Профессор удовлетворенно кивнул и спустился вниз.
— Крей, ты прости, что я вызверился на тебе вчера, — сказал Кинт, когда они вдвоем тащили длинный рулон ткани снятой с палатки–конюшни.
— Да ладно, сам виноват… знаю же что для тебя Маа… эм… это больная тема, в общем, и дернул же бес за язык.
— Ну да…
А через полчаса экспедиция тронулась в путь. Исполинская экспедиционная машина, выпуская клубы пара и шипя, словно проснувшийся дракон из древних легенд, уверенно катила по снегу, продавливая его огромными колесами, и оставляя приличную утрамбованную колею, по которой неторопливо ехали верхом Волье, Кинт и Крей. Двое других охранников ехали в вагоне, их время наступит через три часа.
Спустя пару часов пути машина, преодолев небольшую возвышенность, обогнув редкую рощицу, покатившись под горку, поехала чуть быстрее. Кинт обратил внимание, что на смотровой площадке показался инспектор, он приветливо помахал охране, осмотрел белые холмы, поросшие редким лесом и рощицами в подзорную трубу… вдруг, со стороны силовой установки как–то заскрежетало, лязгнуло, машина замедлила ход и остановилась
Чего это они? — Удивился Крей.
— Похоже поломка, — ответил Кинт, — к тому все шло.
— А чего это он? — снова спросил Крей, показывая рукой на смотровую площадку.
Инспектор перелез через ограждение с небольшим саквояжем и побежал сначала по вагону, потом перескочил кабину механиков и, прыгнув в снег, умело кувыркнулся и побежал.
— Что–то происходит, — Кинт дернул из чехла из–за спины карабин и привстал в стременах.
— Крей, ну–ка догони этого инспектора, поинтересуйся…
Инспектор, пробежав еще несколько метров, рухнул в снег, а через пару секунд произошел взрыв… он был огромной силы, все, что успел увидеть Кинт, так это большой кусок обшивки вагона летящий прямо на него в сопровождении других, более меньших обломков железа, изуродованных взрывом…
— …этого добей, — будто из тоннеля, откуда–то издалека донесся чей–то голос, еле различимый для Кинта.
Чуть слышно что–то шлепнуло, потом еще… Кинт тщетно пытался расслышать то, что происходит, но потом провалился кромешную темноту. Он не мог понять, есть он, или его уже нет, жив или мертв, но понимание пришло чуть позже, когда все тело охватила дикая боль. Болело все — голова, живот, грудь. «Значит, еще живой» — подумал он и попытался пошевелить рукой и неожиданно для самого себя взвыл диким зверем от боли во всем теле и снова потерял сознание. Спустя какое–то время сознание снова вернулось, было темно и холодно, а еще было трудно дышать. Что–то тяжелое лежало на нем, Кинт снова попытался пошевелить рукой, что отдавалось болью, но уже терпимой. Стало понятно, что он лежит под снегом, придавленный уже закоченевшим трупом коня и куском обшивки.
— Ну–ка, — Кинт попытался грести снег руками, толкаться ногами, преодолевая боль, но привычка выходить в охранение с ранцем за спиной, а также карабин в чехле сыграли злую шутку — ранец за что–то зацепился и не давал выползти. Нащупав на поясе нож, уже почти поддаваясь панике перед страхом задохнуться, часто и тяжело дыша, с трудом срезал лямки ранца и ремень чехла, и дело пошло. Гребя и отталкиваясь руками и ногами он, наконец–то, смог выбраться по грудь из завала, который вполне мог стать его могилой и сделал глубокий вдох, отозвавшийся пронизывающей болью в легких.
— Дьявол! Ммм… — поморщился от боли Кинт и стал осматриваться, потянув из кобуры револьвер.
Развороченной грудой искореженного железа предстал перед ним вагон экспедиционной машины, кругом разбросанные куски обшивки, узлы и агрегаты оборудования, что–то рядом горело. Посмотрев на небо, он понял по расположению солнца, что время примерно обеденное, стянув зубами перчатку, запустив руку под бушлат, достал часы и убедился, что верно определил время. Затем, вылез полностью на снег и, встав на четвереньки, попытался подняться… земля поехала в сторону и он рухнул на снег, снова испытав дикую боль, особенно в голове. Так, на четвереньках он и пополз, осматривая место трагедии… Никого, никого вокруг, только разбросанные части вагона и трупы, которые с большим трудом, но можно опознать — по одежде. У Крея не было головы и части плеча, словно кто–то гигантским палашом сёк, потом на глаза попалась конечность… чья–то рука и, судя по перстню, это одного из студентов. Кинт ползал на четвереньках вокруг развороченной машины, от тела к телу, или к частям тел. Волье был «целиком», и его точно добивали, размозжив голову. Кусок гнутой железяки лежал рядом. Расстегнув на трупе Волье пояс с кобурой, Кинт сел на колени, надел пояс поверх своего и медленно стал осматривать белую, искрящуюся на солнце и слепящую даль. Никого, только следы пары саней уходят в сторону леса.
