Василий Сахаров - Приватир
— Здравствуй, любимый.
— Здравствуй, милая. Как ты?
— Да, все хорошо. Ты сильно с дороги устал или может быть, поужинаешь?
— Перекусить не помешает, а то весь день на ногах.
— На стол уже накрывают, мой руки и проходи к столу, тем более что у нас отец гостит, и он хотел бы с тобой переговорить. Ты ведь не против, что он у нас остановился?
— Нет, конечно, не против, — как можно мягче и теплее улыбнулся я ей.
Поцеловав свою женщину, и разомкнув объятья, я привел себя в порядок, переоделся в чистую одежду, и направился в столовую. Здесь уже сидел мой тесть, знаменитый наемник по кличке Кара, он же Николай Буров. Старый воин расположился под неяркой лампой, просматривал одну из столичных газет, и как только я вошел, поднял на меня свой взгляд. С тестем мы не виделись всего только полгода, и внешне, Кара изменился очень сильно. Надо сказать, что не в лучшую сторону. Раньше, это был живчик, с горящими глазами и шальными идеями в голове. Теперь же, передо мной сидел самый настоящий старик. Голова его стала абсолютно седой, на лице прибавилось морщин, а самое основное, что сразу бросилось в глаза, это пустой рукав левой руки.
«Вот так-так, — мелькнула у меня мысль, — всего только шесть месяцев минуло, с той поры как мы расстались, а у одного из самых серьезных и воинственных наемников на всем исследованном нами пространстве, руки как не бывало и видок далеко не самый лучший. Наверное, это лето наемнику дорого обошлось».
— Привет, дядя Коля, — я обратился к нему так, как обращался в старые времена, будучи одним из его приближенных бойцов.
— Салют, Саня, — голос Кары, так же как и внешность, претерпел серьезные изменения, стал сухим и, можно сказать, каким-то надломленным.
Присев напротив него и, глядя в глаза человека, которого узнавал с большим трудом, я спросил:
— Что, родственник, худо было?
— Понимаю, по внешнему виду, судишь… — невесело ухмыльнулся он.
— Ну, да, для меня это один из признаков того, что дела у тебя плохи и Лордом-Протектором всея Украинские территории ты не стал.
— Это точно, не стал и теперь уже никогда не стану.
— Гляжу, дядя Коля, что из ярого оптимиста, ты превратился в полнейшего пессимиста.
— Плевать. Устал я от кочевой жизни. Пора на покой, — поморщился наемник и, давая мне спокойно перекусить, снова уткнулся в газету.
Ел я, не спеша и никуда не торопясь, дела делами, война войной, а домашнюю стряпню следует ценить и уважать. Для начала осилил первое блюдо, наваристую ушицу из толстолобика. На второе жареная картошечка с мясом и, как достойное завершение позднего ужина, большая кружка чая, между прочим, с родной плантации, а к нему, как дополнение, кусок пирога с фруктами. Эх, и жизнь хороша, и жить хорошо. Настроение мое определенно улучшилось, и теперь можно было переговорить с родственником более подробно.
Откинувшись на спинку кресла и мелкими глотками попивая горячий чай, я вновь сосредоточился на своем госте, и спросил его:
— Так что у тебя случилось, дядя Коля?
— А ты разве не знаешь, Саня?
— В командировке был, а потому, все что слышал, это радионовости, где сказали, что на Украине идут ожесточенные бои. На этом все.
— Если так, то ты не в курсе последних событий в моей армии.
— Расскажешь, буду в курсе, а нет, так и сам все узнаю.
— Разбили меня Саня. В пух и прах моих бойцов разгромили, да так, что я еле ноги унес. Видишь, — он приподнял обрубок левой руки, — до того довоевался, что в калеку превратился.
— Кара, давай по порядку.
— Можно, — тесть помедлил, и спросил: — Ты ведь помнишь, что ко мне должны были подойти отряды наемников из Одессы, Николаева и Туретчины?
— Да, помню этот разговор, и про то, что ты все же выступил летним походом на Харьков, я знаю.
— Все правильно, помощь ко мне подошла, и я собрал пять с половиной тысяч бойцов, самых лучших, какие только есть, и такой наемной армии, даже против вас не собиралось. В конце весны мы выступили на Артемовск, впереди разведка и лучшие следопыты, а за ними все остальные бойцы. Настроение было бодрое, народ подобрался боевой, боеприпасов полно, и с вооружением норма: минометы, огнеметы и даже химические боеприпасы. Подготовились очень хорошо, и целью всего похода ставилось, нанести сектантам как можно больший урон и договориться с ними о перемирии на пять лет. За это время смогли бы создать свое вольное государство, и стал бы я самым настоящим лордом. Однако…
— Однако, — я продолжил за него, — победителями оказались они, а не вы.
— Именно, — согласился Кара. — Сатанисты встретили меня в районе Славенска, и не только теми кланами, что на Дебальцево должны были наступать, но и теми, кто против Днепропетровска с Доном работали. Трое сектантов на одного моего бойца, да еще и в лесах, так что нам не помогли ни минометы, ни химбоеприпасы, ни огненная смесь. Наши отряды на развалинах города зажали и блокировали. Три раза я на прорыв шел, и каждый раз мои воины несли потери и снова возвращались на исходные позиции. Дошло до того, что я, Кара, гроза всего Черноморского побережья, сам мира запросил, а в ответ только полное презрение. Полтора месяца на руинах Славенска сидел, и уже от отчаяния, пошел на прорыв не к Дебальцево, а на Изюм. Со мной девятьсот головорезов, три десятка вьючных лошадок, пяток минометов и все оставшиеся боеприпасы. Мы проломились сквозь их оборону, вышли к Изюму, да так удачно, что целый клан накрыли. Сам понимаешь, жалеть я никого не стал, и такую резню там устроил, что они ее надолго запомнят. Курвы…
Кара замолчал, а я поинтересовался:
— Что за клан?
— Зеленые Ромбы, те самые которые должны были Луганск задавить.
— И что дальше?
— Ха, — Кара усмехнулся, — я этим фанатикам такие бега по их территории устроил, какие никогда и нигде не устраивал. Представь себе, зигзагами и все ближе к Харькову. От Изюма к Петровскому, поворот и к Северскому Донцу. Одним броском форсировал реку и на Савинцы, от них на Балаклею, а там, снова, переход через реку и на Первомайский. Эти твари перепугались, что я смогу к Харькову выйти и все что можно, туда перебросили, а я посмотрел на это дело, повернул на юг и в конце августа смог в Дебальцево пробиться.
— Сколько у тебя людей уцелело?
— Двести девяносто три человека из пяти тысяч, которых я в поход повел, и почти пятьсот бойцов в Дебальцево.
— Не много.
— Да уж, кровью мои наемники умылись, но и сектантов наваляли прилично. Кстати, они мне прозвище придумали — Мясник.
— А с рукой что, — я кивнул на его культю. — Как потерял?
— Метательный диск. Чирк, и по самый локоть как бритвой срезало. Что самое обидное, это во время последнего прорыва произошло.
