Владимир Ильин - Напряжение растет
Четыре лестницы пронизывали здание, соединяя первые и последние этажи. Были они достаточно далеко друг от друга и без прямой видимости меж собой, так что затеряться в школе не было великой проблемой, как и избежать лишних встреч — при должной осторожности. Так что спортзала я достиг в одиночестве, хоть и пришлось дважды подниматься на этаж выше и переходить на другой лестничный пролет.
Коробка огромного помещения тоже имела на редкость удачное расположение — прямо посередине этажа, оттого имела три лишних входа со стороны коридора. Два из них обычно были закрыты изнутри, но вчера я предусмотрительно пододвинул засов так, что язычок его на миллиметр выскользнул из петли.
— Приветствую всех! — Зычно поздоровался я со спинами конкурсанток.
Грянул гром «прыжка на месте с разворотом», - и каблуки не помешали.
— Г-хм, — откашлялся я, подбирая правильные слова — такие, чтобы чувству самосохранения понравились.
Просто они так смотрят… Недобро… А теперь идут… Медленно… Все ближе… И ближе…
— Смирно!!! — Рявкнул я.
В дверях мелькнуло удивленное лицо физрука.
— Для получения наград! По р-росту! Шагом! Арш!
Физрук дрогнул и тоже потянулся к стихийно образующейся линии.
— С каблуками в начало строя! — Добавил я порядку.
Физрук развернулся и замаршировал обратно. А и отлично — на него медальонов все равно не дали.
— Равняйсь! Смирно! — Прохромал я мимо бессмысленно-воодушевленных лиц. — Поздравляю с прохождением конкурсного отбора!
— Ура! — прогремело под потолком.
— Каждая из вас признана прекраснейшей! Несравненной! — Вещал я вдохновенно, подбираясь к началу строя. — И для каждой мы приготовили достойную награду! — Воздел я руку над головой.
— Ура!
Линия слегка изогнулась, отражая любопытство хвоста к процессу награждения. Но одергивать я не стал — вместо этого выудил плоский короб из специального крепления на внутренней стороне костюма.
— «Рассветные медальоны» из серебра и аметистов! — раскрыл крышку, демонстрируя несколько десятков цепочек, неплотно обернутых вокруг шести рядов и пяти колонн декоративных гвоздиков.
— Ох-х! — Прошелестело по строю восхищение от крупных сине-розовых камней в изящной огранке и цепочки, сплетенной тройным кордом.
Или же — что это какой-никакой, а настоящий артефакт с собственным запасом сил! А может, от всего одновременно. Но главное — на лицах играли улыбки, предвкушение, радость и восторг.
Я медленно шел от одной девушке к другой, позволяя забирать свою награду самостоятельно — кое-кто, правда, намекал лукавой улыбкой, чтобы я самолично застегнул цепочку, но тут я указывал на трость, и мне все прощали.
— А это что? — перешептывались подруги, всматриваясь в глубину драгоценности.
Вихрь слов уже донес до каждой из них манящее слово «артефакт», и хоть все знали цену даже самым простеньким вещицам, названиями мало кто интересовался. Слишком много их, этих названий — все изделия в чем-то уникальны, даже из одного ряда, оттого мастера норовили дать им свои имена. Папа Миша этого крайне не одобрял. Хотя даже сейчас, из всей серии смастеренных на быструю руку медальонов (цепочки все до единой покупные, а камни — осколки одного большого) были разные по силе, однако все получили от мастера старое имя.
— Оно согреет ваши прекрасные волосы в стужу, — отбарабанил я подсказанную наставником заготовку.
— Это чтобы волосы сушить, — деловито пояснили из строя.
— Ух ты!
— Десять секунд — и все готово, — продолжил тот же голос. — И концы не секутся!
— Вау! — выдохнул весь строй.
В общем, следующую заготовку с «овеет и сбережет» я оставил при себе. Крайне практичные люди!
— А как включать?
— Нажмите на камень снизу вверх, — пояснил я, чуть повысив голос.
Слева резко хлопнуло и дыхнуло теплой волной.
— Тихонечко, — поспешил я уточнить, глядя на ошарашенную девушку с прической королевского попугая. И взгляд похожий — округлый и бессмысленный… — Г-хм, да.
— А теперь о финалистах! Внимание!
Строй резко затих и вновь обрел стреловидную форму.
— Как вы знаете, все ваши великолепные результаты нами крайне внимательно регистрировались в блокнотах! Абсолютно беспристрастно мы выставляли оценки вашей безукоризненной грации и таланту! Действуя независимо друг от друга, мы с сходились в одном — пяти баллов недостаточно для совершенства!
Выдержав достаточную паузу — такую, чтобы в должной мере подчеркнуть драматизм, я продолжил.
— Но!
Вновь пауза — и незаметный взгляд на секундомер. Пора.
— Блокноты, которые мы передали на хранение нашему товарищу, были им потеряны! Безвозвратно!
— Извините меня! — Неуверенно крикнул из дальнего угла Ян, сверяясь с уцелевшим лоскутом от салфетки.
— Простите ли вы его — решать вам, — с горечью завершил я, разворачиваясь к противоположному от Яна выходу и быстрым шагом — пока они не опомнились — покинул помещение.
А теперь — бежать! Пусть с тростью, не быстро — но бежать! До лестницы — вверх! Поворот! Еще поворот!
— О, Максим, ты здесь! Я тебя ищу! — Чуть не впечатался в меня после очередного угла Пашка.
Еле затормозил.
— Давай потом. — Захотел я продолжить путь.
— Нельзя потом! — Умоляюще-истеричным тоном произнес он, повиснув руками на моем пиджаке.
Хотел было стряхнуть его, но потом пригляделся к нему и изумился — отчего-то весьма растрепанный, с застегнутой через пуговицу рубашкой, поехавшим набок галстуком и с совершенно невероятным взглядом, Пашка выглядел Лайкой, еле выскользнувшей из-под Камаза.
— Мак-сим! — с невероятным чувством произнес он мое имя. — Мы должны выбрать Екатерину Стольникову из одиннадцатого «в»! Очень, очень надо! Пожалуйста! Она такая! — поплыл он взглядом. — Максим! И еще, еще — Марину Аксюшину! Пожалуйста!
— Ничего не получится, — мягко отцепил я его левую руку от себя. — Я отменил соревнования.
— К-как отменил? — Замер он с распахнутыми глазами. — Нельзя отменять! Ведь там Катя, Марина!
— А вот так, отменил, — поднял я его на ноги и закрепил вертикальное положение хлопком по плечу.
— Но Катя… Марина… — Совсем растерялся Паша.
Я хотел было что-то ответить, но тут в дальнем коридоре пробежал Ян, а за ним с минимальным запозданием толпа дам, вооруженная туфлями с острым каблуком.
— На его месте должен был быть я, — шмыгнул Паша жалобно.
— Не дай Бог, — вздрогнул я и похромал искать Таню, оставив товарища приходить в себя.
А через десять минут, в классе, я вновь сидел один, то и дело ловя гневные взгляды Татьяны, бережно и осторожно обрабатывающей раны на лице и оттоптанных руках такого всего из себя жалобно постанывающего Яна. В глаза бы ему лучше посмотрела, в бесстыжие… И счастливые, этого тоже не отнять.
