Закон хабара - Силлов Дмитрий Олегович "sillov"
Еще недавно мои глаза не разглядели бы этот след, оставленный на толстом одеяле опавшей листвы. Но не сейчас. Теперь я отчетливо видел эти вмятины, вдавленные в грязно-желтый покров осени, – и не только видел. Глядя на них, я понимал, что добыча очень устала и скоро остановится, чтобы отдохнуть. Она прошла здесь пару часов назад, нас разделяло более пяти километров, но слабый ветер, путающийся в ветвях деревьев, дул в мою сторону, и потому сейчас я знал о добыче больше, чем, возможно, она сама знала о себе.
Лес был моим домом, моим оркестром, который я мог использовать так, как мне нужно. Захочу дом – и лес подскажет, в какой пещере из корней или уютной яме мне лучше укрыться. Пожелаю развлечься – и ветер принесет мне запах юной самочки. А уж с пропитанием вообще никаких проблем: мои чувствительные рецепторы всегда предоставят мне богатый выбор пищи, не хуже, чем у людей в супермаркете. И пусть эта пища при виде меня бежит так, как никогда в жизни не бегала, – это бесполезно, так как в этом лесу я самый быстрый и убежать от меня просто нереально…
Однако всему замечательному всегда настает конец, причем иногда он приходит в довольно грубой форме. Мой упоительный сон был прерван довольно чувствительным толчком в бок, отчего я рефлекторно развернулся в положение сидя на заднице, автомат в руках, руки уже переводчик огня вниз сдернули и патрон дослали.
– Спокойно, сталкер, – ухмыльнулся в щупальца Шахх. – Убивать никого не надо. Просто марево над кузней пропало, это значит, скоро братья выйдут. И, зная их характер, давайте-ка я заранее из вас вормганы достану.
– Вот это неплохо бы, – сказал Иван, потирая горло. – До сих пор ощущение, будто тушенкой подавился, – стоит в горле жирный кусок мяса, и ни туда, и ни сюда.
– Это мы сейчас поправим, – сказал Шахх, подходя к моему двойнику.
– И как ты его, интересно, доставать будешь? – подозрительно поинтересовался Иван, но договорить не успел: Шахх схватил его за плечи, и голова сталкера утонула в пучке шевелящихся щупальцев. Я было подумал нехорошее – мало ли, может, у ктулху с голодухи крыша поехала и он решил Ивана выпить. Даже готовый к стрельбе автомат повернул в сторону затылка Шахха, решив: через пару секунд не отпустит – выстрелю.
Но стрелять не пришлось.
Мутант отпустил сталкера и смачно выплюнул в траву шевелящийся ствол с прикладом в виде раскрытых торцевых кусачек. После чего направился ко мне.
– Погоди-погоди, – тормознул я его, глядя на красное как свекла лицо Ивана, который натужно отхаркивался кровью – по ходу, удалить дьявольское устройство оказалось сложнее, чем вставить. – Я, типа, умею некоторым образом тело трансформировать, думаю, сейчас сам его выплюну.
– Ну, попробуй, – сказал Шахх, остановившись в паре шагов от меня.
Я попробовал. По той же схеме, что раньше с переделкой лица работал. Мысленно представил, как гадость, вросшая мне в горло, отторгается, превращаясь в инородное тело, которое можно просто вытолкнуть из себя мощным выдохом…
Но что-то пошло не так. Вернее, никак не пошло. По ощущениям, как стоял в горле комок, так и остался стоять, никуда не делся.
Странно. Если я усилием мысли себе новое лицо лепил, словно из куска пластилина, раны залечивал, то почему с вормганом-то ничего не выходит?
– Не получается? – участливо поинтересовался Шахх.
– Погоди, – в некотором замешательстве произнес я. – Сейчас еще раз попробую. Может, что не так делаю.
– Дай-ка я лучше помогу, – сказал мутант, и не успел я слово сказать, как моя голова окунулась в ворох омерзительно-склизких щупалец, которые плотно ее обхватили, так, что хрен вырвешься. И вздохнуть – никак, будто морда в вакуумном мешке оказалась. Я рефлекторно раскрыл рот, словно утопающий, пытаясь втянуть в себя хоть немного воздуха, – и тут же вспомнил все прелести гастроскопии, когда тебе в пищевод заталкивают шланг, жесткий, словно резиновая дубинка. Только на этот раз «шланг» был толще раза в два, но, правда, более гибкий и, конечно, омерзительно-скользкий. А еще из пасти Шахха воняло так, что, по-моему, вормган вылетел из меня почти что самостоятельно вместе с фонтаном рвоты, которым я щедро окатил морду мутанта, отпрянувшего от меня недостаточно шустро.
– Т-твою ж мачеху, – ругнулся Шахх, отпрыгивая от меня метра на два. – Маленько не успел.
И принялся отплевываться, утирая щупла тыльной стороной лапы. Теперь мы харкались все втроем, хором, с перекошенными мордами лица, злые не только друг на друга, но и на кузнецов – изобретателей на редкость стремного оружия.
Иван пришел в себя первым. Сплюнув последний раз, утерся и произнес:
– Ну, теперь точно всех червей этих гадских выблевал. Тот редкий случай, когда желудок пустой как барабан, но неимоверно счастливый по этому поводу.
– Аналогично, – отозвался я через полминуты, наконец отплевавшись и морщась от омерзительного вкуса желудочного сока во рту. – Думал, что все патроны выплюнул, но, по ходу, пара все же осталась. Нет худа без добра.
– На, держи, – сказал Иван, протягивая мне плоскую фляжку, которую извлек из внутреннего кармана. – Сам не употребляю, но в таких случаях вещь незаменимая.
Я принял предложенное, набрал в рот. Коньяк. Дорогой, с явной, но ненавязчивой ноткой шоколада. Тщательно прополоскав рот и горло, пока жечь не начало, я сплюнул вязкую коньячную слюну и протянул было флягу обратно Ивану, но тут Шахх лапу протянул:
– Дай.
– Ну на, – слегка удивленно произнес я.
Ктулху сделал то же самое: сунул горлышко фляги в пучок щупальцев, запрокинул башку, после чего смачно выплюнул коньяк в траву вместе с вормганом.
– Варвары вы все, – проворчал он, возвращая флягу Ивану. – И я вместе с вами. Таким коньяком горло полоскать и плеваться – это великий грех. Помнится, когда я был человеком…
– То, наверно, побухивал, – перебил его мой двойник. – А теперь, похоже, завязал – лично я никогда не видел ктулху-синяка. Видимо, вашей породе алкоголь противопоказан. Как видишь, в превращении в мутанта есть свои несомненные плюсы.
Шахх хотел что-то ответить, но тут двери кузницы распахнулись и наружу вышли Шаман и Медведь. Оба заметно уставшие, даже, на мой взгляд, слегка похудевшие с лица. В руках оба брата бережно несли свертки из кристально-чистого полотна, которое в их руках, черных от въевшейся копоти, смотрелись даже несколько странно.
– Принимайте работу, – проговорил Медведь. – Скажу, что сложнее мы, пожалуй, ничего в жизни не чинили.
Мы с Иваном поднялись с земли. Скажу честно, у меня аж горло слегка перехватило от волнения и ладони вспотели. Я вообще-то не из пугливых, но тут вдруг реально страшно стало – это ж «Бритва», нож, не раз спасавший мне жизнь. Словно старого боевого друга из госпиталя встречаю – как он там, вылечился, нормально все?
С Иваном, кстати, то же самое творилось. Побледнел, на лбу капли пота выступили. Сразу видно, ему его «Монумент» ничуть не меньше дорог, чем мне мой нож…
Взяли мы свертки, переглянулись. Иван развернул свой первым – и мы хором выдохнули, не веря своим глазам.
– Оххх… блин… быть не может…
Кузнецы и правда сотворили чудо.
У Ивана в руках лежал нож красоты необычайной. Вроде бы и его старый «Монумент», который я целым лишь мельком видел перед тем, как он разлетелся на куски, – а вроде и другой нож. От клинка, напоминающего черный длинный лист невиданного растения, шли волны вполне ощутимой, мрачной энергии. Верилось, что таким ножом можно и голову врагу отрубить одним ударом, и границу миров вспороть легко и непринужденно. А рукоять – это вообще было фантастическое зрелище. Похоже, кузнецам и правда удалось выточить накладки из аномалии «Жара» и закрепить их заклепками в форме знаков радиационной опасности. Казалось, что сейчас неистовое пламя, бьющееся под прозрачным покрытием рукояти, вырвется наружу и сожжет дотла руку своего хозяина.
Иван, похоже, и правда опасался чего-то подобного, с восхищением рассматривая нож, который держал так, словно он был хрустальным. А может, просто искренне восхищался ножом, который больше был похож не на рабочий инструмент, а на самое настоящее произведение искусства.
