Анастасия Исенбаева - Сборник «Мамины бусы»
– А сам?
– А чё сам? Я ж нечаянно. Видал, как она мне в башку поленом запустила? Меткая! – несмотря на шишку и отбитое ухо, в голосе Перца сквозило уважение вперемежку с восхищением.
Тут мы приблизились к основному зданию, и Петровна отошла на второй план. Мне предстоял ответственный момент – вступление в клан Свободы. Пока поднялись на второй этаж, наслушались подколок от бойцов. Да, долго, видно, будут Перцу вспоминать этот прикол с корытом.
* * *
– Не знаю ничего почти. Я ж два года, как в клане. А Петровна, говорят, здесь с самого начала. То ли жена чья-то, то ли сестра, то ли мать… Хотя последнее навряд ли – в Зону с мамками не ходят… И вроде как тот мужик, с которым она пришла, погиб. А она осталась, потому что на Большой земле ей жить не для кого. Наш клан для неё и дом, и дурдом, и детсад…
После разговора с Лукашем вышли из «офиса», прошли вниз по улице и оказались в царстве женщины. За недавно покрашенным забором чистенький двор, колодец, на столбах натянутые верёвки со злосчастным бельём, сарайчик небольшой. Во всех окнах барака вставлены стёкла, а за стёклами виднелись тюлевые занавески. Словно не в Зоне, а в деревне обычной. Зашли в дом, и Татьяна, ни слова не говоря, поставила перед нами мешок картошки, огромный чан с водой и вручила ножи. Без верхней одежды она смотрелась уже не так внушительно – высокая женщина приятной полноты с грустными глазами и аккуратным узлом тёмных волос на затылке. Только кое-где причёска была припорошена сединой. Её бы в середину двадцатого века – такие женщины в то время считались эталоном красоты.
И вот сейчас я чистил картошку, слушал Володьку и раздумывал – что может держать женщину в Зоне, если она ни сталкер, ни учёная, ни искательница острых ощущений? Этот вопрос захватил меня полностью – как-никак очередная тайна Зоны. А я всегда был любопытен. Разговор сам собой переметнулся на мои приключения последних месяцев, что не мешало обдумывать загадку.
Открылась дверь соседней комнаты, и до моего носа донёсся безумно приятный запах гречневой каши и жареного мяса. В животе заурчало. В дверном проёме появилась фигура Петровны с миской и ложкой в руках.
– Танцор, ты ж с дороги – иди, поешь горячего. Потом доделаешь работу. А ты, Володька, зайди ко мне – отдам список продуктов. Занесёшь Лукашу, пускай достанет то, что в списке. А то подъели запасы-то – крупы кончились почти, и масло… – Она поставила еду на стол и вышла из комнаты.
Я себя не очень долго упрашивал. Не ел такой вкусноты с тех пор, как пришёл в Зону. Всё тушёнка, да сухпайки. А здесь – целый пир. Я понял, почему мужики с Татьяны сдували пылинки.
Не успел я поднести ложку ко рту, как входная дверь заскрипела, и в комнату робко протиснулся невысокий усатый мужичок в комбинезоне клана. Он переминался с ноги на ногу и держал руки за спиной.
– Хлопцы, а Таня где?
– Петро-о-вна-а! К тебе гости! – Перец разулыбался и подмигнул мужичку. Тот злобно на него зыркнул, но промолчал.
– Кто там ещё? У меня работы непочатый край, за вами, как за детьми малыми, ходить и убирать нужно… – Татьяна вышла, увидела гостя, упёрла руки в боки, как тогда, при первой нашей встрече, и протянула:
– Скряга…Чего припёрся?
– Таня, пойдём во двор, поговорим?
– Чего? Здеся говори. Буду я ещё на холод выходить.
Скряга покосился на нас неодобрительно, но спорить не стал. Прокашлялся, подошёл к женщине и протянул артефакт. Такого я ещё не видел. По форме и по размеру он напоминал цветок пиона, мягко светился и пульсировал, словно сердце.
– Вот… Очень редкий. Говорят, он мужикам бесполезен, а бабам усталость снимает и здоровье… улучшает… по женским делам…вроде как. Положи у изголовья кровати – и будешь спать хорошо, и вообще… – Тут он совсем стушевался, сбился и замолчал. Смотрелись они довольно интересно – Татьяна, статная женщина, и мужичок, хоть и крепыш, но почти на две головы ниже зазнобы. Что передо мной разворачивается одна из сцен какого-то местного сериала про любовь, я уже понял. Не знал только сюжета в целом.
– Я уже сколько раз говорила – не тягай мне всякую муть! Лучше помоги делом! Вон, у меня крыша в медпункте протекает. Неделю назад просила – заделай сам или хлопцев запряги. И что? Как текло, так и текёт? Сейчас морозы ударили, снег заметает в комнату! А ты по аномалиям лазаешь, как молодой. Голову оторвёт – будешь знать!
Скряга покраснел, забормотал что-то невразумительное про крышу, про нехватку времени и стал отступать к двери.
– Погодь! Давай сюда свой аленький цветочек, ладно уж. Положу под кровать. – С этими словами она забрала подарок и вышла.
– Какая женщина, а мужики? – Скряга подмигнул нам на радостях, что подарок не отвергли, и быстренько слинял, пока его протечкой не замучили.
– Любовь это или как? Она… ну, в общем, она ж выше! И вообще… – Женщина становилась всё интереснее. Я, конечно, понимаю – на безрыбье и рак рыба, и любая баба без внимания в Зоне не останется, но вот эти вот пунцовые щёки взрослого человека, подарочки… стихов не хватает для полного комплекта.
– Типа да. – Перец оглянулся на дверь, за которой скрылась Петровна и, понизив голос, стал рассказывать:
– Скряга появился с полгода назад, летом. Через неделю у него день рождения был, ну, мы отметили, всё как полагается… Нажрался наш Казанова, и женской ласки захотел. Стал к Танюхе приставать. Она ему оплеуху дала такую, что он летел метра два, головой саданулся о стену и вырубился. Когда очнулся – всё, кирдык. Влюблённый по самые уши. До сих пор клинья подбивает, ухаживает. А она нос воротит, типа, не надо ей ничего и никого. Он всё время говорит, что таких баб уже не делают. С него стебаются, но он ничё так – упёртый. Думаю, сойдутся они рано или поздно. И вообще…
Наш разговор прервал сигнал тревоги. Я бросил недоеденную кашу, Володька нож. Вытаскивая на ходу оружие, мы выскочили на улицу.
– Твою мать! Мутанты! И чё им зимой не спится? – Перец рванул в самую гущу событий, я тоже побежал было за ним, но что-то меня бросило на землю и рвануло бок. На мгновение передо мной появилась рожа кровососа, а потом он опять исчез. Я пытался выстрелить, но меня швыряло по земле – прицелиться было нереально. Краем глаза увидел Таню с дробовиком в руках. Раздался выстрел, и в какой-то миг я почувствовал, что свободен. Разрядив обойму в место, где предположительно мог быть мутант, вскочил с земли, одновременно пытаясь перезарядить оружие. Хладнокровно, со спокойным выражением на лице, Петровна снова выстрелила. Враг стал видимым. Татьяна выстрелила третий раз, прямо в башку уроду, я добавил… Кровосос замер на несколько секунд, а потом рухнул.
– Слабый. Они спят зимой, а это шатун, видать. Летом мы бы с тобой так легко не отделались. – Таня продолжала держать в руках оружие, но на труп даже не смотрела.
– Откуда вы знали, куда стрелять? – Я тяжело дышал и пытался остановить кровь ладонью. Лапа кровососа порвала комбинезон, но сама рана была не глубокой.
– Нужно не суетиться. Если присмотреться – видно. Воздух колыхается, будто от жары. Вот и всё. – Петровна вытянула шею и посмотрела за забор. – Так. Я смотрю, всех тварей укоцали. Я пойду в медпункт. Ты помоги Перца дотащить – кажись, его порвали сильно. Буду вас лечить. – Пошла в барак, бормоча себе под нос – надо марганцовку развести, и бинты из биксов достать… И что там Болотный доктор советовал… А, жгучий мох отварить и рану промывать, только разбавить один к четырём…
* * *
Вечером того же дня готовили ужин и мыли посуду сами бойцы. Татьяна Петровна была слишком занята ранеными. Я отделался легче всех – после промывки раны, наложения швов и повязки был бесцеремонно выпровожен из медпункта. Уже поздно вечером все, кроме дозорных и раненых, собрались в большой комнате главного здания и обсуждали сегодняшний инцидент. Хриплый магнитофон еле слышно играл что-то старенькое, но очень душевное. Пришла Петровна, и тяжело вздохнув, села на скамью.
– Ребята заснули. Всё хорошо будет, через пару дней станут в строй. Только Перец… Я не справлюсь. Лукаш, ты бы связался с Доктором, жалко мальчика.
– Сделаем, Танюш. Не волнуйся.
Женщина оперлась спиной о стену и прикрыла глаза. Я осторожно её рассматривал. Тёмные круги под глазами выдавали, как она устала. Руки, лежавшие на коленях, поражали грубой, потрескавшейся до крови кожей. Из причёски выбилась седая прядь и спадала на лоб, изрезанный морщинами, которых днём я как-то и не заметил. Зона никого не делает краше, а с женщинами вообще обходится очень жестоко. К Петровне подсел Скряга, и еле слышно предлагал покушать, попить водички, выпить пивка… Она только морщилась, всем видом говоря, что ей ничего не хочется, и молчала.
– Танцор! А почему ты Танцор? – белобрысый парень отхлебнул пива из бутылки и с интересом на меня уставился.
