Андрей Горюнов - Контакт первой степени тяжести
Опасный момент создался, когда они уже поменялись почти что с бомжом: до финишных позиций им оставалось не более полуметра – Белову – чтоб сесть и впериться в пол, бомжу-контрагенту – чтоб встать как ни в чем не бывало на место Белова. Сержант, читавший исповедь Белова, внезапно удивленно хмыкнул, и дежурный, оторвавшись от писанины, кинул на него недовольный взгляд. От провала их спас случай: внезапно раздавшийся зуммер вызова на табло. Дежурный резко повернулся к тревожно вспыхнувшему сбоку на панели красному огоньку и, щелкнув тумблером, раздраженно сказал в микрофон:
– Седьмой ПГМ, сигнализация, – не спать на ходу! Не видишь, что ли?
После чего вновь уткнулся в журнал.
Этого мига хватило.
В ту же секунду Белов уже сел на скамейку – в кепчонке бомжа и вонючем длиннющем драповом пальто – шестидесятого, поди, размера. Сев, Белов тут же склонился точно так же, как и остальной бомжатник – в поясном поклоне: глазами в пол. Бомж, совершивший с ним обмен, остался в свитере – грязном, но не грязнущем – в большом и длинном свитере – почти что до колен. Седые сивые пряди его волос, не сдерживаемые больше кепочкой, образовали гривищу до плеч: Тарзан Тарзаныч Кингконгов. Штормовку, взятую им у Белова – отличную штормовку – с меховой подстегиваемой подкладкой – бомж не спеша перекинул через руку, затем достал из своего кармана брюк комочек – сложенный полистироловый пакет цветастый, с ручками.
Аккуратно, спокойно, словно никаких мусоров перед ним и не было, а сам он находился не в ментовке, а на пляже Майами, бомж не спеша, без резких движений сложил штормовку Белова вчетверо и спрятал ее в пакет. После чего, повернувшись к дежурке спиной, стал изучать висящий на стене стенд «Их разыскивает милиция».
– В прокуратуру! – повернулся лейтенант к сержанту и в ту же секунду обалдел: там, где должен стоять был конвоируемый ими художник, стояло кинг-конгистое существо, с пакетом, сивой гривой, в дурацком длинном свитере…
Некоторое время лейтенант стоял неподвижно, как вкопанный, глядя на фотографию грудастой шлюхи на пакете в руках бомжа и тяжело, с трудом соображая.
– Где!? – врубившись наконец, лейтенант стремительно бросился к бомжу.
Бомж повернулся к нему и снисходительно, однако не без учтивости в голосе, ответил вопросом на вопрос:
– Кто?
– Да тут стоял!
– Никто здесь не стоял! – бомж даже отступил на полшага, смерив лейтенанта неприязненным, почти брезгливым взглядом.
– Стоял здесь, в куртке!
– А, в куртке! – вспомнил бомж. – Ты так бы и сказал. Так он же вышел. – Бомж указал на дверь, ведущую на улицу. – Там ждет тебя, наверно. – Бомж пожал плечами. – Я не знаю.
Почувствовав недоброе, лейтенант махнул сержанту:
– Быстро!
Сорвавшись, конвоиры бросились на улицу. Дежурный за стеклом встал и, окинув равнодушным взглядом всю дежурку, спросил бомжа:
– Вы что хотели?
– Я паспорт потерял, товарищ старший лейтенант. А может быть, его и украли у меня – дело темное. Пришел заявить вам об этой утрате.
– После десяти, в двадцать вторую комнату придите. К майору Садыкову.
– После десяти? – Бомж чуть задумался, прикидывая. – Ну, хорошо, спасибо.
И, поклонившись, вышел.
* * *Яркое утреннее солнце ослепило вышедшего из милиции бомжа.
Лейтенант и сержант уже успели вытащить из машины дремавшего после бессонной ночи дежурства водителя и, вернув его к жизни интенсивными пинками, теперь уже втроем лихорадочно обсуждали создавшуюся ситуацию.
Глянув на них снисходительно, бомж потянулся и произнес не без иронии в голосе:
– Что, – упустили голубя? – Бомж укоризненно качнул головой. – Теперь идите в ГУМ, встречайтесь у фонтана…
Бомж вынул из кармана брюк спичечный коробок, из коробка – окурок, спичку…
Прикурив и затянувшись с наслаждением, он заметил, не обращаясь ни к кому персонально, а как бы адресуясь в пространство:
– За пачку сигарет я мог бы дать наколку… Верняк, гарантия от Центробанка…
Три полупустые, мятые пачки сигарет немедленно протянулись к нему.
Переложив не спеша все сигареты в одну пачку, бомж пересчитал их:
– Шестнадцать штук всего. Не густо. Не обрадовали.
– Ну, ты! Резину не тяни!
– Добавь на пиво. А то «Пегас», блядь – кашляю я от него.
– У меня «Ява» была, – обиделся водило.
– Тоже говно еще то, – размял плечи бомж. – Ну что, начальники – мне некогда.
Лейтенант, как старший, принял наконец решение:
– На, подавись! Куда пошел он?
Бомж сощурился и, внимательно исследовав на просвет купюру, полученную от мента, на предмет наличия водяных знаков на оной, шумно шмыгнул носом, почесал себе за ухом и наконец разжал губы:
– Что думать-то, напрасно голову ломать – вон, на троллейбусе уехал он, удрал. – Бомж уверенно указал на остановку в двадцати шагах от отделения.
– Считаешь – на троллейбусе?! – азартно воскликнул водитель и распахнул дверь своих «жигулей».
– Конечно, на троллейбусе! – кивнул бомж, выпуская дым сквозь ряд гнилых зубов.
Рванув с места, «жигули» понеслись, будто бешеные, мигая проблесковым маяком и воя сиреной…
– А может, на автобусе… – предположил бомж, глядя вслед удаляющимся «жигулям». – Одно ясно, что не на трамвае: они здесь не ходят. Рельс даже нету… – Бомж покачнулся слегка: похмелье не сахар… Плюнув бычком на ступени милиции, он не спеша побрел к ближайшему коммерческому киоску и протянул в окошко ментовскую купюру:
– Пивка открой-ка!
Засосав в страждущее ротовое отверстие хороший объем пенного, бомж задумчиво глянул на тающие у горизонта милицейские «жигули».
– О-о-о! Мудаков найдет работа!
* * *– А им вот всем впаяй пятнадцать суток! – скомандовал майор, указывая дежурному на бомжей, покорно ожидавших своей участи.
– И будут две недели здесь вонять, – вполголоса ответил старший лейтенант.
– Отправь их к Прохорову тогда, на Стромынку. Он их обязан принимать.
– Он-то обязан. Да у нас бензина нет. Только на срочные вызовы, да и то! Исчерпали лимит.
– А куда ты предлагаешь? Когда привели, ты оформлял – о чем думал?
– Я вообще ни о чем не думал. Я заступил час назад. Пришел – они уже сидели.
– Ага, – майор подумал с минуту-другую. – Ну, «Отче наш» прочти им и – взашей!
* * *Наконец– то конвойные на «жигулях» догнали троллейбус.
Миг – и они ему срезали нос, прижали к бордюру.
Три двери «жигулей» распахнулись одновременно.
Лейтенант с сержантом натренированным рывком бросились к дверям троллейбуса. Водила, обежав троллейбус со стороны проезжей части и распугивая пролетавший мимо транспорт, забежал в тыл и, подпрыгнув, ловко ухватил веревки, оттягивая штанги троллейбуса от проводов. Обесточив троллейбус, он так и застыл в позе атлета, удерживающего за узду дикого скакуна.
– Стой! Стой, говорю!!
– Двери открой!
Ворвались с двух концов, сразу в обе двери.
– Всем оставаться на местах!
– О, боже мой! – шепнула одна из пассажирок своей соседке. – Сейчас всем проездные будут проверять: фальшивые или нет? Сестра моя вчера попалась точно так же. Ох, натерпелась – штраф, а потом оплевали в милиции, ограбили!
Мгновенно осмотрев троллейбус и убедившись, что Белов отсутствует, лейтенант вдруг бросился плашмя на грязный пол – в упор, лежа – как на стрельбище.
– Товарищ лейтенант! – вскрикнул в испуге сержант. – Что с вами?!
– Нет! Под сиденьями чисто! – Лейтенант вскочил на ноги еще быстрее, чем перед этим падал. – Вперед, за следующим!
Одна из пассажирок, мама, наклонилась к своей пятилетней дочери:
– Вот видишь, Ниночка, я же тебе говорила: милиция все время проверяет – кто в троллейбусе жвачки ест, а фантики прямо на пол бросает.
– Фу, пронесло! – вздохнула от души гражданку сзади, та, что с фальшивым проездным.
* * *Дежурный старший лейтенант построил вдоль стены дежурки всех бомжей.
– Р-р-равняйсь! Смирна-а! Ну, хорошо. Вольно, господа бомжи. Так… Начальник отделения велел мне вам для начала «Отче наш» зачесть. Смирно стоять! Не напрягаться! – Он чуть откашлялся смущенно и начал – не совсем уверенно: – Отче наш! Иже еси на небеси да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя… – он запнулся, видимо подзабыв.
– Хлеб наш насущный даруй нам днесь… – подсказала ему робко бомжиха и беззвучно заплакала.
– Точно! – обрадовался подсказке старлей и, торопясь, закруглил: – И отпусти нам грехи наши, яко и мы всем подряд их грехи отпускаем… – Он на секунду смутился таким довольно нелепым для милиционера признанием, но тут же поправился: – На носу себе зарубите, что не всегда я вам грехи и прочие художества намерен отпускать. И более того: еще раз, плесень вонючая, в моем районе заночуете – так отпущу вам, до бровей – мало не покажется! Аминь! Кыш все вонять на улицу отсюда!
* * *Перед пролетевшими перекресток на красный милицейскими «жигулями» открылся вид вперед на километр: проспект прямой, как стрела, идущий в гору, в небо – как на взлет. Там, впереди, уже вползли на самую верхотуру два троллейбуса…
