Владимир Свержин - Война ротмистра Тоота
— Конечно, не слышал. Поскольку в результате заговор победил.
Ротмистр Тоот недоуменно поднял брови:
— Это как?
— Это так. — Ориен поднялся, рубя ладонью воздух. — Не забегай вперёд. Под знамёна заговорщиков собирались недовольные очень разных мастей. И в тот момент подобная консолидация представлялась залогом неуязвимости заговорщиков. Все, кто самостоятельно мыслил, были на стороне революционеров. А остальные не горели желанием рисковать головой, защищая интересы свихнувшегося монарха. Кого только не было в рядах недовольных: лучшие учёные, чиновники, подчас из самых высокопоставленных, офицеры, генералы. — Ориен склонил голову, показывая, что был из их числа. — В общем, многие, очень многие. Кстати, об учёных. Вот смотри, — командующий указал на ярко горящие лампы, — всё это плод их усилий. Мы установили несколько приборов на башнях-излучателях — безопасность по сей день ломает голову над непонятными налетами на башни. Зато теперь получаем электричество прямо из атмосферы. Можно сказать, ловим молнии ещё до их возникновения.
— Хитро.
— Не то слово. Да что там электричество! И сами излучатели были разработаны нашими учёными.
— Что же произошло дальше?
— Дальше? — переспросил Ориен, недовольно морщась. Было видно, что этот вопрос доставляет ему боль. — Я бы сам дорого заплатил, чтобы узнать, что именно произошло дальше. В то время я ещё не входил в верхушку организации, но гарнизон Торнаты, которым командовал, был всецело предан нашему делу. Сейчас я могу лишь догадываться. Дело в том, что в рядах заговорщиков состояло множество хонтийцев и пандейцев, которые не желали сохранения Империи, говоря, что их страны были включены в состав державы силой и интригами. Руководство охотно вступало с ними в переговоры, обещая пересмотреть старые границы, включить в число предполагаемых реформ создание на месте Империи Братского союза. — Ориен снова рубанул воздух. — Много говорили, планировали, а за разговорами благодушно просмотрели тех, кто был под носом.
— О ком ты?
— О Неизвестных Отцах, мой дорогой братик! О ком же ещё? Эти сволочи, по сути, создали подполье в подполье. Они кивали и улыбались, поддерживая высокие замыслы наших вождей, но при этом плели свой заговор. И они провернули его. Надо признать, провернули блестяще. В одно утро вдруг полыхнули восстания соединений, расквартированных в Хонти и Пандее. Тогда я лишь удивился, почему это вдруг командиры этих частей начали выступление, не согласовав его с Военным Комитетом. Но когда по восставшим был нанесён удар тактическими ядерными зарядами, времени удивляться уже не осталось. На следующий день пожар восстания уже охватил и гражданское население колоний.
— Да, я помню.
— Помнишь, но не знаешь, что именно Неизвестные Отцы организовали восстания в провинциях и сообщили командованию имперской армии об ими же организованном военном перевороте. Это позволило вчерашним заговорщикам занять ключевые позиции и начать травлю бывших соратников. К сожалению, об этом я узнал много позже. Как ты знаешь, в первые же дни Торната была осаждена, и, словно в насмешку, во главе хонтийской армии стоял наш недавний соратник — генерал-аншеф Коту, искренне считавший нас предателями, пожелавшими одним махом уничтожить всех, кто мог поднять оружие против императора. Стоит ли говорить, что, закрепившись у власти, Отцы перестали нуждаться в императоре и выкинули его так быстро, что он сам не успел опомниться. Их победа казалась неотвратимой. К счастью или к несчастью, мне всегда удавалось быстро складывать факты в непротиворечивую систему и делать правильные выводы. Я знал, что ещё до войны в Империи началось создание подземных цитаделей и резервных городов на случай атомной войны. По счастью, разработка и сооружение большинства их велись под руководством наших специалистов, а потому, вместо того чтобы геройски погибнуть на радость Неизвестным Отцам, мы ушли под землю, как уходит под землю зерно, дающее по весне зелёный росток.
ГЛАВА 22
Атр невольно усмехнулся. Вот уж чего он не ожидал точно — услышать сейчас в подземелье строки вдохновенного Шарана Прекраснослова.
— Чтоб камень пробить и осмысленность дать Предвечному Свету, — тихо продолжил легионер.
— Не забыл. — На губах Ориена тоже появилась улыбка.
— Конечно.
Совсем недавно Шаран Прекраснослов считался одним из выдающихся поэтов Империи. Мало кто знал, что его настоящая фамилия Тоот и что он приходился родным братом их отцу.
— Тоже был среди наших.
— Я слышал, он покончил с собой в первые дни войны.
— Это не совсем так. Когда всё началось, дядя Шаран записался добровольцем. Как ты знаешь, до того как сделать себе имя среди поэтов, он был командиром танкового батальона. Его поставили формировать пополнение для дивизии генерала Фэска. Помнишь барона Фэска?
— Конечно.
— Дядя обрадовался назначению. Он знал, что Фэск — из наших. В будущем перевороте ему отводилась одна из главных ролей. Ещё бы, под его началом стояла танковая дивизия столичного гарнизона. Но… — Ориен замолчал.
— Что «но»?
— Дело в том, мой дорогой братик, что барон Фэск оказался в числе тех самых заговорщиков, которые впоследствии стали Неизвестными Отцами. Именно его люди провели тайные аресты и расстрелы военных руководителей заговора. Все они теперь числятся среди погибших в боях. Шаран успел предупредить меня и сообщить, что собственноручно намерен застрелить барона. Не могу точно сказать, что произошло дальше. Но уверен — Шаран Тоот не мог принять яд, «предчувствуя ужасы войны».
— Я понимаю, о чём ты говоришь, — нахмурился Атр.
— Пока работала связь, я успел из осаждённой Торнаты предупредить многих командиров верных частей, а те уж позаботились, чтобы как можно больше людей, имевших отношение к заговору, оказались в подземных цитаделях. Нам удалось спасти многих. — Ориен замолчал, нахмурясь, очевидно вспоминая события десятилетней давности. — Когда я учился в Имперской Военной Академии, нам говорили, что основной целью любой войны является мир. По сути, мы-то и спасли тех, кто должен был стать основой, стержнем нового мира. Признаюсь, это было непросто: непросто отсиживаться в подземных бункерах, когда идёт война и гибнут товарищи, непросто выживать потом, строить новую, чуждую всякому нормальному человеку жизнь в лисьих норах, пусть даже и столь добротных, как эта.
— Тогда почему, — пристально глядя на брата, спросил Аттайр, — почему вы не вышли из-под земли, когда закончилась война?
— Куда? Для чего? Геройски погибнуть в схватке с танковыми корпусами Барона? Теперь эта тварь — один из Неизвестных Отцов. Нам следовало беречь силы, готовить свой удар. А в это время жизнь наверху становилась всё более абсурдной, народ превращали в стадо баранов, ведомых несколькими козлами, и в овчарок, которые преданно охраняли это стадо.
— Ориен, как ты можешь так говорить? Что ты знаешь о жизни там, наверху? Да, там тяжело. Многие продукты можно получить только по карточкам, до сих пор донашивают одежду, сшитую ещё при императоре. Да, люди не уверены в завтрашнем дне, они обмануты и сами не подозревают, что обмануты. Но это люди! Они живут и надеются на счастье. — Ротмистр чувствовал, как внутри закипает таившееся до срока возмущение. Ему не хватало слов. До слёз, до отчаяния не хватало слов. — Ориен, это не абсурд! Это тяжёлая, порой ужасная жизнь. Но это наша жизнь!
— И наша страна, — кивнул старший брат. — «И какие бы трудности и лишения… В светлое будущее… Великие правители и мудрые наследники императора…» Дорогой братик, ты живёшь во всем этом безумии и потому, даже если чувствуешь подвох, не желаешь верить своим ощущениям. Беда в том, что у этой страны, да что там — у этого мира — нет будущего.
Не знаю, что сейчас происходит в Островной Империи, — может, они отсиделись за океаном и сейчас посмеиваются, глядя на разлагающийся труп своего давнего врага. Но только то, что делается здесь, уже не поддаётся осмыслению здравым умом. Когда-то Неизвестные Отцы планировали одним махом уничтожить сепаратистов Хонти и Пандеи, заговорщиков в Метрополии, императора в его унылом безлюдном дворце и торжественно взять бразды правления в свои руки, упиваясь славой и могуществом.
Но всё пошло по-другому — ты знаешь как, потому что сам был пешкой или, если тебе больше нравится, черным конём на этом поле. Война затягивалась, экономика рухнула, Саракш превратился в выгребную яму. Тогда-то наши «победители» испугались и превратились в Неизвестных Отцов. Спрятались. Никто, кроме них самих, для этой своры не важен. Никому не известны имена входящих в Совет. Им есть чего бояться. Знай какой-нибудь энергичный полковник, где их можно застать всех сразу, — и часы их власти были бы сочтены.
