Алексей Ефимов - Долгая дорога к дому
2.
Они поехали вчетвером — он, Иситтала, Иккин и Санам, его девушка — рослая, со связанными в тяжелый хвост волосами и диким взглядом широко расставленных глаз. С собой они взяли запас воды и продуктов на несколько дней и всего одну винтовку — с оружием в Лангпари действительно обстояло неважно.
Выехав в хмурый, дождливый полдень на "Эрине", — небольшом фургоне-вездеходе, очень удобно оборудованном для жилья, — они долго ковыляли по разбитой и чрезвычайно извилистой дороге, поднимавшейся по склону западного хребта, между громадных деревьев. Поначалу им ещё попадались поляны, усеянные желтыми и белыми цветами, потом густые хмурые кроны сомкнулись над ними. Длинный подъем привел их в узкую боковую долину. Дорога, покрытая ярким охристо-желтым песком, вилась по свежей зеленой траве вдоль темной стены леса, где в тени уже поблескивал пятнами заледеневший снег.
До перевала они добрались уже вечером. Этот выход из Лангпари тоже был укреплен — от скалы до скалы тянулась древняя каменная стена в два человеческих роста, с пятью или шестью низкими обомшелыми башнями. Такими же древними были и массивные деревянные ворота. Всё это охраняло два с небольшим десятка крепких юношей в коротких теплых куртках из темно-серого меха, вооруженных короткими мечами, копьями и луками, — но за стеной Элари заметил несколько рядов вполне современных проволочных заграждений.
За перевалом открылась долина, похожая на Лангпари, но только совершенно безжизненная: между темными оплывами осыпей простерлась огромная открытая равнина, светло-коричневая и поразительно ровная. Над ней висели тяжелые розовато-серые облака, но дождь уже кончился и небо начинало проясняться: в разрывах туч сияла снежная вершина священной для файа горы Малау.
Они спустились вниз по крутой и извилистой дороге, с такой скоростью, что у Элари то и дело захватывало дух. Цепляясь за сидение, он внимательно смотрел в окно, за которым редкие кусты вновь сменились деревьями. Толстые, неимоверно перекрученные стволы поднимали вверх частые ветки густых широких крон. Деревья были совершенно одинаковой высоты — метра по четыре — и лепились к скалам с равными промежутками, создавая странное впечатление посаженной в заброшенном ущелье аллеи.
Юноша с удивлением заметил, что они едут по рассевшейся и заросшей каменной мостовой. Когда-то, очень давно, здесь и впрямь было нечто вроде бульвара — по его краям виднелось сгнившие скамейки и фонари с шаровидными лампами. Что самое странное, некоторые из них источали тусклый, даже в предзакатных сумерках, сине-серебристый свет, таинственно сочившийся из-за сплетения черных ветвей. Вероятно, файа иногда ещё навещали это место и грустили среди остатков древнего мещанского уюта.
Скалы перед ними вновь сблизились. Долину замыкали утесы из песчаника, покрытые пузырчатой коркой железистого натека. Их нависающие выступы были усажены щетками туго закрученных стекловидных сосулек. Песчаный перешеек между скалами стал жемчужно-серым из-за множества мелких кусочков столь же мутного стекла. Из песка торчали обожженые стволы окаменевших деревьев. Поверх них, дико сплетаясь, лежали чисто-серые мертвые стволы, зловеще щерясь джунглями острых, как рога, сучьев. Эта баррикада была шириной в несколько метров и лишь слева, у скалы, оставался узкий проход.
— Что здесь было? — удивленно спросил Элари.
Иситтала ответила не сразу. Она провожала опаленные скалы взглядом, пока машина не миновала их.
— Это осталось со времен Тромской битвы, — наконец сказала она. — Тогда войска колонистов попытались войти в долину. Мы остановили их, хотя для этого нам пришлось взорвать здесь ядерный заряд. Взрыв получился очень слабым — всего тонн сто — но радиация была такой, что пятьдесят лет никто не ездил этим путем.
Элари поёжился.
— А… сейчас?
Иситтала отвернула голову.
— Сейчас здесь, под этими скалами, можно заниматься любовью. Всё это было очень, очень давно…
Они вновь замолчали. За скальными воротами стены ущелья понизились и широко разошлись в стороны. Впереди, в слабой дымке дали, встала крутая, серая и зазубренная стена хребта Анса — центральную его часть составлял массив Малау.
Дорога, всё такая же извилистая, пошла вниз по дну не очень обширной долины. Деревьев тут уже не было — только поросшие травой кочки. На ходу "Эрин" сильно трясло, но отроги хребта Этц-Лангпари, защищавшего долину с запада, постепенно уходили назад.
По равнине Иситтала проехала немного — преградившая им путь плоская глинистая котловина растянулась на десятки миль. На её идеально ровном дне не росло и былинки. Ближе к горам вновь начиналась черная щебенка и по ней они двинулись на юг.
Проникавшие между плоскими увалами языки глины подавались под колесами, как масло, и Элари попытался представить, каково пробираться по такой котловине во время дождя. Эти огромные, вязкие во влажную погоду пространства были грозными природными ловушками — и торчавшие из глины кости неосторожных копытных служили хорошим напоминанием об этом.
После заката Иситтала остановилась. Элари вылез из машины, с наслаждением потягиваясь — за полдня езды он отсидел зад. Файа занялись ужином: из привезенных с собой дров они развели костер, на котором стали варить кашу — весьма кстати, так как никто из них не ел с обеда. Для Элари на привале не нашлось дела, он пошел на прогулку — и скоро замер, восхищенный. Бесконечно высоко в чистом зелено-голубом небе парили легкие сиренево-серебристые облака. Под ними от огромного массива Малау исполинским мостом протянулся шлейф тяжелых густо-лиловых туч, а ещё ниже смешались огненно-алые, оранжевые и золотые полосы. Контуры грозных скал утонули в мягкой дымке, густо-синей и тонкой наверху, плотной и голубовато-серой внизу. Призрачно-легкая гора казалась островом, прорезающим слои воздушного океана. Необъятное молчание царило вокруг. Только где-то вверху, на разрушенных ветром утесах, размеренно и печально кричала какая-то птица.
Закат угасал. Дымка на западе поднималась всё выше, а над равниной легли замечательные сумерки. Воздух был очень прозрачен — и в то же время наполнен палево-голубым светом. Тени исчезли, всё темное сделалось четким и как бы чугунным, далекое или светлое — легким, воздушным. Всё вокруг было необычайно чисто и свежо в этом удивительно мягком освещении, полном отрешенности и покоя, и Элари сел, скрестив ноги, любуясь вечером.
От бездумной расслабленности его отвлек аппетитный запах. Хотя, по его мнению, файа должны были питаться сырым или, по крайней мере, жареным на углях мясом, на деле их пища была по большей части вегитарианской — а выросший на овощах Элари не слишком-то её любил. Но в животе у него урчало от голода и простая каша с маслом показалась удивительно вкусной. Он не принадлежал к людям, делавшим из поглощения пищи ритуал и съел свою порцию едва ли не в минуту.
Пока они ели, закат окончательно угас. Яркая Ирулана осветила горы, легкие перистые облака в её свете засеребрились тысячекрылой стаей больших птиц. Звезды между них горели особенно ярко. А под серебристыми птицами облаков, паривших между звездами, стелилась до горизонта таинственная и темная земля…
3.
На ночь Иситтала загнала фургон в какую-то расщелину, где царил глубокий мрак. Холодная прозрачная тишина окружила их лагерь — странная для вечно шумящей от ветра пустыни. Отчаянно зевающий Элари хотел лечь в теплом кузове, но Иситтала предложила ему устроиться вдвоем в спальном мешке, на приличном расстоянии от Санам и Иккина. Раздеваясь, юноша бездумно поставил босую ногу на землю и тут же запрыгал с проклятиями — в чуткую подошву впилось несколько адски острых иголок. Выяснилось, что вся земля кругом покрыта зверскими колючками, похожими на крохотные орехи с торчащими во все стороны шипами. Теперь ему стало понятно, почему Иситтала прихватила с собой большой веник и тщательно вымела намеченную к ночлегу площадку. Наконец, они легли, но заснули далеко не сразу: их нагие тела, плотно прижатые друг к другу, неторопливо двигались, замирали, двигались вновь…
Наконец, Иситтала задремала, но Элари не спал, плавая в теплой, счастливой усталости. В глубочайшей темноте, затопившей ущелье, звонко шелестел по траве пробудившийся ветер. Сквозь скалистую расселину на западе мерцала большая красная звезда — и там, высоко под ней, мчались длинные полупрозрачные облака, похожие на легионы потерянных душ.
4.
К утру стало очень холодно. Свирепый ветер забирался в спальный мешок, захватывал дыхание, и Элари проснулся от него. Если бы не Иситтала, он бы, наверное, совсем окоченел. Тело подруги казалось единственным источником тепла в мире и юноша нашел очень интересный способ окончательно проснуться и согреться — хотя много времени это не заняло. Часто дыша и все ещё невольно улыбаясь, Элари ощутил что-то вроде паники: казалось совершенно немыслимым выбраться из этого уютного мешка, края которого увлажнил легкий налет инея, — но острая резь внизу живота заставила юношу передумать. Пришлось задержать дыхание, чтобы натянуть штаны, стоя босиком на жесткой щетке травы и остром ледяном щебне, — но после этой процедуры Элари почувствовал себя очень бодрым. Спать ему, почему-то, окочательно расхотелось — зато очень захотелось есть.
