Олег Верещагин - Не время для одиночек
Было ещё относительно светло, и Колька шёл по еле заметной тропинке, ориентируясь на видневшиеся тут и там через зелень развалины, над которыми кое-где поднимался заметный дымок. Слышалось даже бряканье гитары — видимо, тоже отмечали праздник. Шла какая-никакая жизнь.
Очевидно, его заметили издалека — он уловил отдалённый свист и, не сбавляя шага, улыбнулся. Встречают…
Но его не встречали в общепринятом смысле — никто не высыпал на улицу, никто на него не глазел… Он мог видеть людей — сидевших у костерков, что-то готовивших, разговаривавших, спавших или просто отдыхавших на импровизированных стульях, а то и просто — на земле.
Колька круто свернул в один из дворов — точней, в дом с полностью разрушенной крышей. У огня, разожжённого в железном тазу, сидели двое парней и девчонка лет по 14–15, две девчонки на пару лет младше и мальчишка лет десяти.
— Присяду? — Колька опустился на корточки, потянул руки к огню. — На ужин ничего?
— Голодный, что ль? — спросил один из парней.
— Да не то, чтобы очень… Слышали про взрыв? На Староречной? — он спросил это быстро и также быстро отметил, что младший мальчишка дёрнулся.
— Про гранату, что ль? — неохотно произнёс всё тот же парень. — Слышали…
— Из ваших никого не задело?
— Не…
— Хорошо. Здорово, — кивнул Колька. — А Нежку Ульянова в клочья. Ему столько же лет было, сколько вам, — он кивнул в сторону младших девчонок. — И если бы не он — ты бы тут не сидел, — кивок на младшего мальчишку.
— Я… — открыл тот рот, но молчавший до этого парень ткнул его в плечо.
— Замолчи.
— Правильно, — поддержал Колька. — Замолчи. И дальше молчи. Пока или не угрохают — или пока другие вам нормальную жизнь не построят.
— Не угрохают, если ни во что не лезть, — сказала старшая девчонка.
— Те, в кого гранату бросили — куда они лезли? — тихо спросил Колька. — Ведь никуда. Остановились на красивое посмотреть. Уже виноваты. А завтра по вам тут начнут из автоматов стрелять — найдут, за что. Например, приедут голодные, а вы им своё не отдадите. Было уже такое. Недавно было.
— Чего ты хочешь, Ветерок? — спросил первый парень.
— Расскажите мне, что знаете о тех, кто бросил гранату, — предложил Колька.
— Ничего мы о них не знаем, — угрюмо обронил второй парень.
— Я знаю, куда они поехали, — вдруг с отчаянной решимостью сказал младший мальчишка.
— Молчи, дурак! — рявкнул тот парень, что его уже одёргивал, но младший упрямо мотнул головой:
— Не замолчу! Мне граната прямо под ноги… — в его округлившихся глазах мелькнул ужас пережитого. — А тот, с велосипедом, меня отшвырнул, и сам… Только я, — он внезапно оробел, — я не поведу. Я просто расскажу, где. А так не поведу.
— Послушай, — Колька взял его за локоть, — откуда ты знаешь, куда они поехали?
— Мы со Стёпкой видели, откуда они выезжали. Не один раз даже, — он сглотнул и тихо добавил, глядя Кольке в глаза. — Они меня убьют, если узнают, что я видел и рассказал.
— Послушай, — веско произнёс Колька, — меня зовут Ветерок. Ты про меня много раз слышал, я думаю. И я тебе клянусь: если они и правда окажутся там, где ты скажешь — они больше никого не смогут убить или даже обидеть. Это я тебе обещаю. Можешь спросить у старших, чего стоит моё слово.
4.
— Их там девятнадцать человек — где-то треть банды, — Колька оглядел Городских Теней. — Любой из вас может отказаться. Но я прошу только об одном: не ходить в полицию. Я… мы не уверены, что там чисто и что их не предупредят. И в любом случае — я поеду даже один, — он вогнал в парабеллум магазин, клацнул затвором и поднял пистолет длинным тонким стволом вверх.
Звено стояло молча. Потом все — почти одновременно — стали доставать "наганы" и проверять их.
— Тут Борька Ульянов, — подошёл к Кольке, проверявшему карманы куртки, Живко. — Он с нами хочет. Не знаю, как узнал…
— Хочет — пусть едет, — сказал Колька сквозь зубы, сражаясь с застёжкой. Живко кивнул. "Вряд ли ему можно что-то запретить," — подумал Колька и рывком застегнул наконец-то куртку до верха.
Как будто — доспех перед боем.
* * *Пакгаузы для угля были построены у железной дороги на северо-восточной окраине города ещё до ядерной войны. Они долго пустовали, хотя весь уголь до конца так и не был вывезен и использован, им топили даже в Безвременье — кто мог сюда добраться и урвать часть ставшего ценней золота топлива.
Ряды однообразных серых зданий за полуразрушенной стеной до сих пор на треть были набиты антрацитом. Его и сейчас потихоньку растаскивали для самых разных нужд, хотя централизованно углём в Семиречье с его богатейшими ресурсами энергии уже давно не топили, а в правительстве было решено использовать уголь для производства лекарств, высококачественных пластмасс и прочей крайне нужной и дорогой продукции. Но комбинат для переработки пока что только строился. И уж во всяком случае — на территорию пакгаузов никого не заносило по ночам.
Звено остановило мотоциклы на подъездной дороге, при мерно в километре от ворот. По этой дороге когда-то ходили грузовые машины, но с тех пор она пришла в полнейший беспорядок.
— Они и правда тут ездят, — один из мальчишек, наклонившись с седла, включил фонарик и осветил размазанный в кашу лист лопуха, росшего на обочине. На этой каше виднелся след протектора.
— Ты сомневался? — Колька снял шлем, вытащил из чехла у ноги обрез двустволки 12-го калибра. — Живко, бери пять человек, лучших стрелков. Займёте места вдоль стены, стреляйте тех, кто попытается скрыться на складах. Гай, возьми ещё пятерых. Блокируйте их транспорт. Остальные — со мной. Сейчас, — Колька посмотрел на часы, — двадцать минут первого. В час — все на местах. В пятнадцать минут второго мы покидаем склад, сделав все дела. В полвторого нас тут нет — в радиусе двух километров как минимум. Всё, начали действовать. (1.)
1. Подобный образ решительных, силовых и не вполне законных действий зачастую без согласования с официальными властями был характерен для пионерии с момента формального основания (а фактически даже раньше) — и неизменно на протяжении всей её истории. И, хотя сейчас на Земле и в большинстве колоний нет нужды в подобном, но практически то же можно видеть в наши дни в колониях с агрессивным туземным населением. Делалось немало попыток ограничить подобную "самодеятельность", но — безуспешных, так как подобная жёсткость и быстрота реакций "вшиты" в саму идею организации.
Пятнадцати, а то и четырнадцатилетние мальчишки, совершенно деловито подготовившиеся к бою со своими практически ровесниками, уверенно затрусили по дороге.
* * *Если бы Колька был пионером — то в скором времени его ждал бы фитиль на метр длиной и понижение в звании. Достаточно было бы сбыться хоть одному из нижеперечисленного:
1. мальчишка-очевидец по каким-то причинам соврал;
2. мальчишка был просто подослан;
3. у "Детей Урагана" оказалась бы более бдительная охрана —
и всё звено погибло бы, пожалуй, на угольных складах, как слепые котята, выброшенные жестокой рукой в помойную яму.
Но Колька не был пионером. Мальчишка говорил правду и не был подослан, а "Дети Урагана" чувствовали себя тут в полной безопасности. Во всяком случае — в достаточной, чтобы развести неплохой костёр. Часть из них спала, завернувшись в спальные мешки, некоторые сидели у огня. Мотоциклы каким-то стадом невиданных рогатых животных смирно сгрудились метрах в пятидесяти от огня, у стены пакгауза. Словно спали…
На взгляд Кольки, многие из Городских Теней слишком сильно шумели, перебегая по кучам угля ближе и ближе к огню. Но, конечно, слух Ветерка был на порядок, не меньше, лучше, чем у обычного человека…
Борька Ульянов лежал рядом с Колькой, выставив вперёд руку с револьвером. За весь вечер он не обменялся ни с кем ни единым словом, да и ни к чему это было. Борька пришёл мстить за брата — беспощадно и безжалостно. И то, что брат погиб в День Жатвы, обязывало к мести вдвойне…
Куски угля захрустели совсем рядом, в каких-то пяти метрах. На фоне костра Колька, как ни старался. Не видел лиц "Детей Урагана" — просто контрастные фигуры, остановившиеся так близко, что он ощутил запах дыма, который они принесли от костра — горьковатого угольного дыма.
— Ты поступил как сволочь, — резко сказал один, и Колька нахмурился: голос показался знакомым… но откуда? — Как ты мог, скотина, я тебя спрашиваю?! Это же сопляки! — говоривший пнул кусок угля, он защёлкал по откосу. — Это дети!
— Так никто же из них не погиб, — хмуро сказал второй.
— Потому что красношеий оказался благородней нас!
— Они смотрели эту траханую передачу! Ты не хуже меня знаешь, Толька, что эти имперские передачи кодируют людей…
