Федор Вихрев - Пулеметчики. По рыцарской коннице – огонь!
История была пришпорена, история понеслась вскачь, звеня золотыми подковами по черепам дураков.
А. ТолстойПобедоносные войска англичан возвращались домой, встречаемые по дороге ликующим народом. Радостные кличи возносились в небо, едва собравшиеся видели гордую посадку едущего впереди войск Гарольда Феликса, Счастливого, отмеченного Богом, возлюбленного богами и Ши. Кричали женщины, бросая в воздух цветы, кричали мужчины. Крики ненадолго смолкали, когда люди видели идущих за королем монахов из Питерборо, распевавших во весь голос Третий псалом Давида на саксонском языке:
Господи, как умножились враги мои!
Многие восстают на меня:
Но ты, Господи, щит предо мною, слава моя и ты
возносишь голову мою…
Не убоюсь тём народа, которые со всех сторон
ополчились на меня…
От Господа спасение и над народом твоим
благословение твое!
Услышав это пение, осеняли себя крестом все встречающие, в том числе даже многие язычники, вознося славу Богу, хранящему их милую Англию.
Потом вновь к небу рвались ликующие крики, и все показывали на отряд странно одетых воинов, идущих в невиданном ранее порядке, стройными красивыми рядами. А потом и на скачущих в столь же образцовом порядке всадников.
– Вот они, воины, посланные Богом для спасения Англии! Вот арбалетчики, поразившие тьму врагов своими громовыми стрелами! – раздавались в толпе возгласы. Самые же осведомленные рассказывали, что Господь волей своей прислал сих воинов из земель незнаемых, чтобы помогли они свершиться Божьему суду и наказали Вильгельма, герцога Нормандского, за ложь его и стремление отобрать у законного государя Королевство Английское. Оружие же у них волшебное, данное им самим архангелом, ибо нет на земле другого такого по мощи и дальности стрельбы.
Но в конце шествия, заставляя вновь умолкнуть ликующие крики, тянулись несколько запряженных волами телег. На первой везли лежащее в открытом гробу тело младшего брата короля, Леофвайна, на следующих – нескольких наиболее знатных эрлов. На последней из них, нисколько не отличающейся от других, но накрытой тканью с вышитыми нормандскими львами, лежало безразличное ко всему тело виновника, Вильгельма Бастарда.
Война на суше закончилась, но в море еще кипели бои. Примерно треть судов из тех неполных четырех сотен, что были вытащены на берег, успели выйти в море, часто с неукомплектованной командой, без малейших запасов пищи. Еще около полутора сотен кораблей, стоявших на якорях, смогли уйти первыми, чтобы встать во главе этой спасающейся от англичан армады. Но все они отплывали почти без надежды, не рассчитывая добраться до нормандской земли, так как вызванные предусмотрительным королем английские драккары уже кружили, как орлы, завидевшие добычу, в окрестностях Гастингса, покрывая Серое море. И те корабли, что плыли прямо, стремясь скорее уйти от враждебных английских берегов, попадали в заранее приготовленную ловушку.
Завидев несущиеся навстречу паруса, на нормандских судах обычно сразу спускали парус и, бросив оружие, собирались у кормы, ожидая уготованной им саксами участи с покорностью несчастливой судьбе. Потому что уже большинству команд было ясно, что Гильом, этот Бастард и Инфеликс[48], погиб, дерзая противостоять воле Божией. Поэтому они сдавались, даже не пытаясь сопротивляться. Саксы, как ни странно, не особо зверствовали, захватывая корабли. Старую команду сгоняли в середину корабля, обыскивали, связывали. А корабль, с новой командой из англичан, направлялся к берегу. Там его вытаскивали на сушу и ждали прибытия воинов береговой охраны, сопровождающих крестьянские телеги. С корабля снимали все ценное, без чего можно обойтись в плавании, сгоняли пленных в толпу и очередной караван отправляли в сторону Гастингса. Оставшаяся же команда уводила вновь вытащенный на воду корабль в Дувр или даже в Лондон.
Но иногда этот ставший почти привычным сценарий нарушался. Норманны, слишком гордые, чтобы сдаться, и слишком смелые, чтобы бояться каких-то саксов, принимали бой. И тогда трещали весла и борта. А на колыхающейся палубе начиналась резня. Бряцало оружие, хрипели умирающие. Среди обломков весел, скамеек гребцов, скользя на мокрой от воды и крови палубе, воины бились на мечах и топорах. Те норманны, кому удалось выжить в этом побоище, не дожидаясь конца, бросались за борт, прямо в волны, на которых плавали обломки и трупы. Честно сказать, чаще всего победу, требующую больших жертв, саксам приносили лучники с арбалетчиками, которых у французов в экипажах обычно не хватало, и большая численность.
Всего лишь четырем-шести десяткам кораблей из отплывших пяти с половиной сотен все же удалось прорваться к враждебным бретонским или родным нормандским берегам. Среди прорвавшихся – бывший флагманский корабль герцога «Мора». Стоявшее на якоре ближе к берегу, чем остальные, судно успело принять на борт несколько десятков воинов. Кроме того, по счастливой случайности весь экипаж оказался на борту. Первой вышедшая в море, «Мора» встретилась только с одним саксонским шнеккаром. Шнеккар был намного меньше размерами, поэтому и воинов на нем оказалось недостаточно, но саксы на свою беду решились атаковать. В результате ожесточенного боя они были вырезаны до единого человека. Нормандцы, благополучно выйдя из сражения на неповрежденном корабле, пусть и с поредевшим экипажем, на рассвете следующего дня достигли гавани Шербура, одними из первых вернувшись в Нормандию.
На берег, под взглядами ожидающих печальные известия горожан и виконта, управляющего этой местностью, с корабля сошли два десятка изможденных, покрытых ранами воинов и примерно столько же выглядевших немногим лучше моряков. Возглавлял этот отряд чудом уцелевший в битве Ральф де Монтгомери. Встав напротив виконта де Бретей, он пару минут смотрел на него взглядом раненого насмерть оленя и произнес медленно, тихо, но четко выговаривая, слова, в которые вслушивались все встречающие:
– Наше войско разбито. Герцог мертв. Проклятые англы применили против нас колдовство, противустать коему не смогли ни папское благословение, ни молитвы епископов из Байё и Кутанса. Погибло большинство благородных графов, баронов, рыцарей и бакалавров. Нас ждут тяжелые времена, нормандцы.
В толпе встречающих закричали и заплакали узнавшие, что они стали вдовами, женщины. Даже виконт не смог удержать изумленно-испуганного восклицания, услышав о печальной участи, настигшей герцога и самое грозное войско, что собирала в последние годы Нормандия. Какую катастрофу вызовет эта весть, когда она распространится! И он утвердительно склонил голову, когда Ральф потребовал немедленно отправить гонца в Руан, неподалеку от которого, в Лиллебоне, в новом, недавно отстроенном дворце ждала, чем закончится авантюра ее мужа, герцогиня нормандская Матильда.
Новости о печальной участи, постигшей вторгшееся нормандское войско, подобно кругам на воде, расходились по землям Нормандии и окружающих ее герцогств и графств Франции. И одними из первых о них узнали родственники Бастарда. Прибывший печальный вестник, рыцарь из свиты Ральфа де Монтгомери, на изнуренном, но еще довольно бодро передвигавшемся коне незамеченным обогнул Руан, направившись в замок. Стоящий на мосту у ворот страж окликнул его.
– Куда, эй! – Но, разглядев под слоем пыли богатые украшения сбруи, тотчас сменил тон. – Мессир, обождите, сейчас вызову начальника стражи, – и крикнул в глубь воротной башни: – Гурней, позови мессира Алана! Здесь благородный всадник!
Начальник охраны, узнавший прибывшего посланника в лицо, сам проводил его в замок. Они пересекли двор, окруженный аркадами, потом второй, потом поднялись по узкой каменной лестнице и вошли во внутренние покои. Потолки здесь выглядели непомерно высокими, а шаги как-то особенно гулко отдавались под сводами. Всюду царил полумрак. Замок выглядел опустевшим, навстречу идущим попалось лишь несколько служанок. В конце коридора длиной туазов в десять вестник наконец заметил довольно большую группу людей и стоящих у дверей двоих воинов в кольчугах и с мечами на боку. Это были слуги и стража герцогини. Начальник стражи подошел к стражам, не обращая внимания на заволновавшихся слуг, и спросил:
– Мадам в зале?
– Да, мессир. С ней советники и старший сын, – поспешно ответил стражник, с любопытством глядя на запыленного, пропахшего потом спутника начальника стражи, одновременно дав сигнал слуге распахнуть дверь. Они вошли в зал, где на высоком кресле, держась по обыкновению прямо, сидела Матильда и разговаривала о чем-то со старшим сыном, Робером Коротконожкой. Вокруг кресла на стульях без спинок сидели несколько придворных дам в окружении стоящих приближенных советников герцога. Увидев начальника стражи, сопровождающего запыленного, пропахшего путника, она с искренним интересом спросила:
