Сергей Снегов - Люди как боги (трилогия)
— Я и говорю: в вас много странностей.
— Тогда объясни, Фиола, зачем ты сидишь со мной?
— Я беседую с тобой. Ты рассказываешь много интересного.
— Другие люди говорили бы интереснее, чем я, но ты хочешь видеть меня. Почему ты встречаешься со мной, а не с Лусином?
— Ты мне приятней, — призналась она. — Я думаю днем, что вечером увижу тебя, и мне становится от этого тепло. Я не понимаю, что это такое. У нас каждый относится ко всем другим одинаково дружелюбно.
— А у нас отношение к некоторым иное, чем ко всем остальным. Мы называем это особое отношение любовью. И мы не требуем, чтобы любовь была особенно логична.
— Все явления имеют логику. Должна иметь ее и любовь.
— Она имеет ее. Но это особая логика. Тем, кто не знает любви, она покажется сумасбродством. И если мы не замечаем, что любовь странна, то лишь потому, что она широко распространена среди нас. Нет таких, кто не влюблялся бы хоть раз.
— Бедные! Вы, очевидно, проклинаете все на свете, когда на вас сваливается такое несчастье, как любовь?
— Наоборот, благословляем ее, как священный дар. Лучшее в человеке связано с любовью.
— Что именно — лучшее?
— Как бы тебе объяснить?.. Например, рождение новых людей… Без любви оно не происходит.
— Вам надо поучиться у нас. Все это просто и разумно. Яйца с зародышами приносят…
— Фиола, помолчим лучше. На Земле перед расставанием всегда молчат.
Мы молчали. Фиола прижималась ко мне. Может, она хотела сделать мне приятное, может, ей стало нравиться так сидеть — я не спрашивал. Я с горечью понимал, что страсть к ней бессмысленна. Можно сотрудничать со звездожителями, можно дружить с ними, помогать им, обучать их нашим наукам и технике, нашему общественному устройству, но влюбляться в них — противоестественно. Любовь — человеческое, слишком человеческое, ее не перенести в иные миры.
От этих мыслей мне стало совсем грустно.
— Прилетай к нам, — сказала Фиола. — Тебе понравится у нас.
— Может, и прилечу.
— Если ты не прилетишь, я попрошусь на Землю. Вы обещали возить нас к себе. Ты будешь меня ждать?
— Да, конечно, — проговорил я со вздохом. — Мне кажется, я только и делаю, что жду тебя.
— Приезжай обязательно. Я хочу тебя видеть больше всех людей.
— В этом мало логики, Фиола.
— Мало, да. Ты заразил меня своими странностями, Эли.
Я держал ее руки в своих, гладил их.
— Поцелуй меня, — сказала она одним светом глаз.
Я поцеловал ее и проговорил печально:
— Желанная и недоступная.
Она напряженно вслушивалась в мои слова. Я знал, что она потом будет повторять их про себя, будет стараться проникнуть в темный их смысл. Мне стало стыдно. Зачем я вношу человеческое смятение в спокойную душу далекого от людей существа? Зачем прививаю ей мучительную культуру наших страстей? Она постигнет лишь наши тревоги и страдания, наслажденье и счастье наше ей узнать не дано. В смятении и тоске она будет кружиться в своих глухих садах, будет призывать меня пением и светом: «Эли! Эли!» Зачем?
— Желанная и недоступная! — шептал я, глядя, как она исчезает в глубине сада.
34
Конференция звездожителей удалась на славу. Огромный зал Галактических Приемов был разбит на секторы, прикрытые куполами, а внутри каждого сектора созданы свои условия: альдебаранцы находят расплющивающее тяготение, альтаирцы — жесткое излучение своего яростного светила, вегажители — томный полумрак с роскошными растениями. Лишь для ангелов с Гиад специальных условий не обеспечили: этот народ отлично приспосабливается к любым.
Много секторов пустует. Конструкторы Оры предусмотрели столько разных возможностей существования, что половину их пока не удалось обнаружить.
Я хотел посидеть с Фиолой во время совещания. Но Вера настояла, чтоб я явился в сектор Солнца, где собрались люди. Я сел между Ромеро и Андре, тут же разместились Аллан, Ольга, Лусин, Леонид, позади и впереди — работники Оры, свободные от дежурств по механизмам. Людей набралось порядочно. Еще больше было гостей, особенно ангелов. Сектора поднимаются амфитеатрами — где креслами, где лужайками, где деревьями, каждому народу по привычкам. Перед креслами видеофоны с переводом любой формы речи в понятную слушателю. Я говорю «слушателю» по привычке, лишь мы да ангелы слушаем, у остальных речи освещают или пронизывают.
За отдельным столиком в центре зала уселись Вера и Спыхальский — председатели сегодняшнего совещания.
Я толкнул локтем хмурого Андре:
— Надо бы выбрать президиум, как любили предки — по одному представителю от созвездия, как по-твоему?
Андре в последние дни, недосыпая и недоедая, возился с ангелами, но нового не узнал. И у трусливых альтаирцев не удалось ничего выспросить, хотя они, несомненно, скрывали важные сведения о небесных путешественниках.
Он буркнул:
— Обратись к Ромеро. Я не специалист по президиумам.
К Ромеро я не обратился. Ромеро поставил трость между ног и скрестил на набалдашнике руки. Он со скучающим презрением оглядывал зал.
Я продолжал выпытывать у Андре:
— Ты после ангелов ходил к жителям Альдебарана и Капеллы, — как там?
— Так же. Никак.
— Ни единого намека?
— Я же сказал — никак! Или поставить дешифратор, чтоб ты мог понимать друзей?
— Ни мысли, ни сновидения?..
— В сотый раз отвечаю — ничего! Альдебаранцы стараются мыслить поменьше, а сны у них лишены образов — какие-то цветные полосы. Возможно, им снится, что тяжесть усилилась настолько, что не хватает дыхания.
— У них сон тяжелый в подлинном смысле… Без увеличения тяжести они не засыпают.
— Спасибо за разъяснение. Ты забыл, что я тоже слышал лекцию Спыхальского об образе жизни на Альдебаране и Капелле?
Пока мы беседовали с Андре, Спыхальский предложил Вере доложить о цели первого межзвездного совещания. Вера в своей речи объявила начало новой космической эры — периода внутригалактического сотрудничества. Андре показалось, что Вера старается расписать межзвездное сотрудничество слишком уж розовыми красками.
— Вселенское благотворительное общество, — сказал он, зевнув. — Братство падающих с неба синтетических галушек. Великое объединение звездожителей Губ-не-Дур.
Насмешка Андре задела меня. Я с упреком спросил, не он ли недавно сочинил симфонию о гармонии звездных миров.
— Я, — отозвался Андре равнодушно. — И сейчас я за космическое товарищество. Но пусть и звездные братцы закатывают рукава.
