Дэн Абнетт - Медузон (ЛП)
— А другие? — спрашивает командор.
Врака качает головой. Новость о случившемся с Го’солом и Джо’фором слишком постыдна, чтобы произнести её вслух.
Я не могу говорить, но да, я могу сражаться. Я сжимаю руками край диагностического стола. Мне непривычно так долго находиться без брони. Будь моя воля, я бы надел её обратно.
Капитан смотрит на меня. Мне приходится собрать всю волю в кулак, чтобы не отвести взгляд. Я киваю. Настолько отчаянно я хочу сражаться.
— Хорошо, — отрывисто говорит Тейваар. — Когда отдохнет, отправишь его ко мне. Нам нужны все воины Расколотых Легионов, которые могут драться. И пошли за братом Э’нешем. Пусть найдет новичку место.
Э’неш был одним из тех, кто организовал ту злосчастную засаду. Я иду вслед за ним вниз по хребтовому коридору корабля, который носит громоздкое имя «Волунтас Экс Ферро»[5]. Перед тем, как я покинул апотекарион, один Железнорукий легионер с безумным взглядом объяснил мне, что корабль прибыл в систему одним из последних, в составе флота второй волны, который следовал за лордом Манусом. К тому моменту почти все Авернии уже были уничтожены, а примарх убит. Магистр Войны одержал победу и в итоге отправился дальше, оставив на планете отребье, которому поручили прикончить нас. И потому «Волунтас» был одним из немногих, кому удалось проскользнуть обратно и спустя столько месяцев заняться поиском выживших. Пока легионер вещал всю эту неприятную правду, он был как безумный, словно до сих пор не мог поверить, что не погиб вместе со своим отцом.
На борту корабля находятся сто шестьдесят семь космодесантников. «Волунтас Экс Ферро» рассчитан лишь на половину этого числа, и потому переполнен. Места на всех не хватает, и среди наших братьев много раненных.
Полагаю, я один из счастливчиков. Мое тело невредимо, пусть я и не могу говорить.
Поскольку это корабль Легиона, на его борту осталось мало сервов из числа людей. Они — рабы-слуги медузийцев, и их фенотип незнаком мне. Имперская Истина гласит, что человечество едино, но достаточно лишь посмотреть вокруг, дабы убедиться, что оно многообразно. Видя, как простые смертные переживают потрясение от предательства, я невольно задаюсь вопросом, стоило ли нам вообще пытаться их объединить. Они не смотрят мне в глаза. Действия Магистра Войны повлияли на них больше, чем на нас, по крайней мере внешне.
Чем дальше это зайдет, тем хуже будут для нас последствия. Смертные слабы, и потому податливы — тому, что погнуто, можно вернуть изначальную форму. Но прочнейший металл не гнется, он раскалывается. Пока мы идем на пусковую палубу десантных кораблей, я непрерывно вглядываюсь в отягощенные думами лица сверхлюдей и вижу в них так много сломленного железа.
Брат Э’неш приводит меня в ангар под номером «два». Здесь мне предстоит разместиться.
— Другой ангар, — говорит Э’неш, и это первые слова, которые он произнес с тех пор, как забрал меня из лазарета, — полон раненных. — Саламандр улыбается. Он знает о моем недуге и пытается приободрить, но его улыбка полна боли и стыда. — У них осталось всего два исправных «Громовых ястреба».
Мы как раз проходим мимо них. Корабли сплошь покрыты попаданиями от орудий и подпалинами от входа в атмосферу. Вокруг них суетится толпа сервиторов. Под руководством трех Железорожденных и железного отца киборги и десяток менее технически одаренных Железноруких залечивают раны машины. Они срезают поврежденную броню в фонтане сверкающих голубых искр, падающих на палубу.
Я думаю о керамите. Он прочен и универсален. Но рано или поздно он даст трещину. Например, теплозащитное покрытие этого «Громового ястреба» после многократного термического воздействия при входе в атмосферу начнет потихоньку разрушаться. Невооруженному глазу оно может показаться целым, но в его молекулярной структуре будут тысячи микротрещин. Броня будет служить, служить, а затем, в один прекрасный день, она расколется от малейшего попадания или вообще без всякой видимой на то причины.
Именно поэтому мы проводим ритуалы обслуживания. Именно поэтому все комплектующие детали тщательно проверяются, и если они подверглись воздействию, которое выходит за предельно допустимые значения, их заменяют.
Но этих Железных Рук заменить некем. Больше некем.
Третий «Громовой ястреб» на данный момент не способен летать. Палуба вокруг него разорвана — результат жесткой посадки. Десантно-штурмовой корабль привели в вертикальное положение, краны поддерживают «Ястреба» там, где этого больше не могут делать его собственные опоры. Не считая потерянных посадочных когтей, с правой стороны он выглядит неплохо, даже лучше своих собратьев. Проходя мимо него, я поворачиваю голову и вижу, что у корабля отсутствуют левый двигатель и боковое крыло. Я мысленно отдаю честь мастерству пилота, который посадил «Ястреба». Вот только возможно ли вообще спасти эту машину?
Остальные пять посадочных отсеков, идущие за изувеченным кораблем, пусты. Из-за переполненности «Волунтас» их площади временно отвели под казармы. Именно там наше место для сна. В помещениях много раскладных коек, и возле каждой стоит верстак. В своей любви к механизмам медузийцы сродни нам, Саламандрам. Тем лучше, поскольку ни у одного из увиденных мной легионеров не было полноценного комплекта снаряжения. А тем немногим адептам, что есть на корабле, понадобились бы годы для починки всего этого.
Э’неш подводит меня к переделанному административному столу. Я понимаю, что он предназначен для меня, потому что здесь моя броня. На рабочей поверхности аккуратно разложены пластрон и левый наруч. Остальные части закреплены на стойке для доспехов.
Мой брат смущается.
— Мне жаль, что твой доспех не в оружейной или военных залах, — говорит он, — но, как ты уже догадался, там просто нет места.
Я провожу рукой по нагруднику. Его очистили от угольно-чёрной копоти. Вмятины на металле сгладили и подготовили к ремонту. Я перевожу взгляд на Э’неша, и он опускает глаза.
— Прости. Я решил поработать с твоим снаряжением, пока тебя осматривали в лазарете. У меня была всего одна ночь. Это меньшее, что я мог сделать после того, как… — Его голос умолкает. А горящие глаза светятся слегка не так, как должны.
Я чешу кожу вокруг восстановительной повязки на руке. Рана была серьезной, ещё немного — и потребовалась бы ампутация. На мое счастье, этого не произошло. Рана заживет. Процесс деления клеток вызывает раздражающий зуд в мышцах. Выстрел мог быть сделан из оружия самого Э’неша. Все три моих товарища — Го’сол, Джо’фор и Ге’Фаст — мертвы. И после всех пережитых нами ужасов двое из них пали от рук наших союзников.
Если б я верил в судьбу, то сказал бы, что она жестока.
Я хотел поблагодарить Э’неша за проделанную работу — все сделано аккуратно и тщательно. Но я не могу этого сделать. Меж нами разверзлась пропасть молчания, которую я не в силах преодолеть.
— Что ж, — говорит он. — Ещё увидимся. Моя койка там. Здесь, на корабле, где-то полдесятка наших. Всех Саламандр разместили вместе.
Я киваю, но не могу улыбнуться, чтобы утешить его. В смерти наших братьев нет его вины. Он отворачивается, безуспешно пытаясь скрыть позор, который, как я знаю, останется с ним навечно.
И который уже убивает его.
Проходит время, я провожу его за работой над своей броней. Будь это в старые времена, когда мы путешествовали в составе славных флотов, повергших Галактику к ногам Императора, я бы выбросил половину имеющихся деталей и запросил замену из оружейной. Но все изменилось. Теперь у меня нет такой возможности, ресурсы в крайнем дефиците. Однако мне дали новый шлем, поскольку свой я потерял вскоре после резни. Его принес Оск’мани, один из шести моих братьев на этом корабле. Шлем сделан недавно, тусклый металл ещё не познал краски. Модель мне незнакома, и по качеству он хуже моего родного, но у него толстая броня: три дополнительных слоя, скрепленных молекулярными связующими штифтами.
Оск’мани кладет руку мне на плечо. Он думает о шлеме то же, что и я.
— Это всё, что они могут сделать, брат. Внутренние системы не ахти какие, но толщина обеспечит дополнительную защиту от масс-реактивных. Радуйся, что остальные части твоей брони восстановимы.
Я ставлю шлем на стойку и осматриваю свою работу.
Жаль, я не могу работать быстрее. Все мои братья в броне, в полной боевой готовности. Я же, наконец, могу носить свои пластрон и наспинник. Я заменил силовые кабели в плакарте[6] и починил разъемы интерфейса на груди и позвоночнике. К счастью, электросхемам понадобился лишь частичный ремонт, ибо эти механизмы настолько сложны, что для полного ремонта потребовались бы знания технодесантника или жреца Механикума. Я же простой ремесленник.