Бен Каунтер - Демонический мир
Понадобилось воистину катастрофическое событие, чтобы пронизать перешептывания легенд и привлечь внимание планеты. Но угроза леди Харибдии, которая так долго доминировала над Торвендисом, стоила разговоров. Планета знала, что будет война — рано или поздно она всегда наступала, если только запастись терпением. Нужна была лишь искра, чтобы возгорелись битвы, и скверна Сс’лла Ш’Карра распространялась вновь. Кому-то удалось создать из горного сброда армию, которая внушала страх, и в западных стенах теперь был пролом, через который хлынуло это войско.
Это могло быть началом нового цикла демонического мира, новым танцем сил, выясняющих, кому достанется честь владения планетой в новом веке.
Горы Канис опустели, ушли даже те племена, что остались ранее — некоторые вдохновились рассказами о победах Голгофа, другие испугались, что тот вернется с триумфом и истребит тех, кто не пошел с ним. Племя Хищной Птицы и разрозненные болотные кочевники, которые почитали тотем Ящерицы, пересекли горы и устремились в брешь, смешавшись с растущей ордой, что пробивала себе путь на восток.
Народы охотников за головами и шаманов сорвались с насиженных мест в наполненных испарениями джунглях и направились на север. Некоторые говорили, что загадочный волшебник повелел им присоединиться к крестовому походу Голгофа, другие следовали за воем демонов. Каноэ, вырубленные из разумных деревьев, переполняли новые реки, текущие там, где раньше были пустыни, и колонны воинов змеились на север, ориентируясь на танцующие звезды.
С изрезанного горного побережья прибыли драккары с воинством налетчиков, которые долго пребывали под властью Змеи и видели в Голгофе лидера, способного сделать их выше Змеи, если они докажут, чего стоят в бою. У пролома они встретились с налетчиками с другого края планеты, которые приплыли на джонках с изломанных островов на юге от континента, чтобы построить собственное государство на руинах города леди Харибдии. Даже пустынные племена, чья родина была уничтожена, пришли искать что-нибудь или кого-нибудь, за кого можно было сражаться, и их притянуло к орде Голгофа, словно гравитацией.
Они приходили из всех уголков Торвендиса, народы слишком малые или слабые, чтобы их стоило уничтожить, и такие, о которых никогда не слышали советники леди Харибдии, но когда все они собрались под одним знаменем, их оказалось слишком много, чтобы можно было сосчитать. К тому времени, как Сс’лл Ш’Карр и Голгоф из Изумрудного Меча добрались до границ собственно города, они возглавляли армию, которая была больше, чем любое войско, какое видел Торвендис на протяжении сотен лет.
Торвендис любил войны, ибо ничто не создавало легенды так же хорошо, как сталь, пронзающая плоть. Вкус резни проникал в воздух и реки планеты, почва предвкушала вновь напитаться кровью, а воздух готовился уносить в небеса новые крики.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Те немногие души, которые пытались записать историю Торвендиса, неизбежно сходили с ума. Немногочисленные различимые связи, которые им удалось выявить, тянулись, как правило, к титаническим битвам в прошлом демонического мира. И многие из наиболее почитаемых легенд Торвендиса касались этих битв — брешей, прорванных в истории, когда одна сила уступала место другой или из анархии поднимался новый правитель. Многие, многие пытались установить власть над Торвендисом — некоторых поддерживали темные силы варпа, другие действовали совершенно одни, как оппортунисты или узурпаторы — ибо так велика символическая мощь мира в центре Мальстрима. И всякий раз, когда одна сила пыталась отнять власть у другой, та не желала отдавать Торвендис без боя.Тарн полз вперед на животе, стараясь держаться ниже камней и неровностей земли. Ночь была настоящим проклятьем воров — от звезд, что проливали на землю тусклый свет, и расширившейся, побелевшей Песни Резни небо выглядело белым, как молоко. В такую ночь достаточно зоркий глаз мог бы разглядеть бегущую крысу, но Тарн не испытывал заблуждений по поводу того, что он должен совершить вылазку именно сегодня — армия Голгофа раздулась до внушающих ужас размеров, и Тарн обязан был выдвинуться в город сейчас, иначе орда бы распалась.
Багровые Рыцари основали свое королевство после годовой осады островной крепости Понтифика, на гранитные стены которой они бросили громадные боевые джонки, что несли ужасные демонические осадные машины, и галеры, наполненные гниющими воинами-рабами. Демонический легион Сс’лла Ш’Карра разгромил немалую психическую армию Бога Перемен на промерзших равнинах. Мутандер и его пронизанные болезнями боевые монахи вели против железной империи Тысячи партизанскую войну, которая в конечном итоге продлилась дольше, чем само царствие Мутандера. Сражения периодически велись даже за небеса Торвендиса, как, к примеру, тучи гарпий бились друг с другом в древние века чудовищ, или когда шелковые птицы-машины сотни государств состязались за владение континентом, недавно поднявшимся из южных морей.
В таких-то катастрофических битвах мозаика власти на Торвендисе менялась даже быстрее, чем его география. Конечно, величайшим из сражений было первое соперничество между Аргулеоном Веком и Последним, бой между двумя одиночками, который, тем не менее, принес больше разрушений, чем любой другой конфликт в истории планеты. Другие заявляли, что их триумфы затмили победы Века, и даже, что враг, которого они разгромили, был страшнее, чем неведомый и ужасный Последний, но их измышления — не более чем слухи в бесконечной паутине истории, что формирует все живое на планете. Но всегда есть новые пророчества и предсказания, что однажды на планете произойдет еще более великая битва, и есть также те, кто говорит, будто славнейшие дни Торвендиса минули, и никогда уже не начнется столь же великолепное кровопролитие, как то, что свершили Век и Последний.
Только один факт никогда не оспаривается. Никто не отважится предсказать будущее. Мудрейший из мудрецов и безумнейший из пророков не рискнут предположить, что Торвендис когда-либо познает мир.
На первый взгляд ландшафт мог бы сойти за естественный, но на деле был совершенно иным. Возвышенности рядом с границами города леди Харибдии были не холмами, а наполовину погребенными под землей зданиями, вросшими в почву и походившими на животных, утопающих в болоте. Рощи, которые росли между ветшающими галереями и амфитеатрами, состояли вовсе не из деревьев, но из пучков накренившихся колонн. Резкий звездный свет озарял скульптуры на пьедесталах, которые, покачиваясь, поднимались из песка. Говорили, что город всегда расширяется, потому что растет по собственной воле и рассыпает по окраинам свои семена, из которых произрастают здания и дороги, тянущиеся обратно к своему родителю.
Тарн жестом приказал двигаться вперед ближайшим воинам, по большей части Змеям, которые, как выяснилось, превосходно умели скрываться и были почти столь же свирепыми убийцами, как сам Тарн. Было тут и несколько других — пустынные кочевники, чья врожденная магия заставляла тени сгущаться вокруг них, и парочка зловонных болотников, которые могли убить человека так быстро, что он и не понял бы, что мертв.
— Кто-нибудь потерялся? — прошептал Тарн ближайшему, землистокожему воину Змеи с черными зубами и двухклинковым кинжалом, который он не выпускал из рук.
— Отряд Кин’рика час назад свернул не туда, — ответил Змея.
— Мы их больше не увидим, — сказал Тарн. Он не особо сочувствовал Змеям — в свое время он убил их почти столько же, сколько собственных соплеменников — но они были хорошими рубаками, и нужно было сохранить как можно больше из них живыми, чтобы кто-то мог вернуться к Голгофу до наступления рассвета. — Перевалим еще одну высоту и будем на расстоянии полета стрелы от окраин города. Передай дальше, пусть все двигаются как один. Найдите, что сможете, и возвращайтесь, не попадаясь на глаза. Если кто-то останется здесь, когда взойдут солнца, ничто его не спасет.
Змея кивнул и уполз прочь. Приказ распространился быстро и тихо. Разведчики достигли нужной позиции и начали выполнять свою миссию.
Тарн полз, волоча свое тело по земле. Над возвышенностью вырисовались высочайшие вершины города, увенчанные булавочными головками света. Даже Тарн ощутил изумление, когда перед ним распростерся город, ощетинившийся светом и злобой, и он увидел в первый раз, насколько тот огромен и ужасен.
Город был отвратительным шедевром. Тарн не понимал, каким образом ему еще удается стоять — громадные башни с массивными вершинами нависали над бездонными ямами карьеров, удерживаемые мостами и лестницами, которые с такого расстояния казались тонкими серебряными нитями. Каждую из этих раздутых башен окружали галереи и балконы, кишащие несчетными тысячами легионеров и вооруженных граждан. В руках жителей, оставивших ночные гулянья ради службы, под болезненным светом сверкали луки и копья, смертоносные плети и болевые стрекала. Тарн знал очень немногое о том, что происходило в этих зданиях — и вряд ли кому-то из-за пределов города хотелось об этом знать — но понимал, насколько серьезной угрозой они считают Голгофа, если им пришлось отказаться от ночи священных наслаждений, чтобы стоять на карауле. Весь город казался живым, и Тарн мог поклясться, что башни медленно, едва заметно пульсировали, как будто дышали.
