Владимир Марышев - Избранные
Он должен был прийти в ужас и немедленно что-то предпринять для своего спасения. Чего уж проще — дать понять подруге, что на этот раз ее прихоть грозит бедой, и немедленно вернуться к берегу. Но вместо этого Андрей только набрал полную грудь воздуха, словно заранее смирившись с неизбежным, желая лишь одного — продлить хотя бы на несколько мгновений готовый нахлынуть экстаз.
Это не поддавалось рассудку. Ворохов всегда считал, что даже бездна наслаждений — недостаточная цена за одну-единственную человеческую жизнь. Читая «Египетские ночи», он усмехнулся: «Ну, Пушкин, действительно сукин сын! Взял нелепую античную побасенку — и почти заставил поверить, что некие сексуально озабоченные типы добровольно складывали головы к ногам сладострастной Клеопатры! Но вот именно — „почти“… Не было таких людей, нет и не будет. Нормальный хомо сапиенс, не склонный к суициду, слишком дорожит этим светом. И правильно делает!»
Однако сейчас Андрей так не думал. Вообще не думал ни о чем — только смотрел, как играет роскошным телом прекраснейшая из дочерей морского бога. Ничего другого не существовало в мире, и если ему сейчас предстояло навсегда распрощаться с ним — значит в этом и заключалась высшая справедливость. Многие верят, что человек появляется на свет неспроста — природа выбирает для этого самый благоприятный момент. Есть свой час и для ухода. Только одни встречают его на больничной койке, харкая кровью, другие — на перепаханном танковыми гусеницами поле, с дырочкой в черепе, и лишь единицам судьба готовит изысканную, прекрасную смерть.
И все же его час еще не пробил. Внезапно ноги Марго соскользнули с плеч Андрея. Секунды две она блаженствовала, неподвижно лежа на спине. Казалось, это не женщина, а большой торт, который искусно изготовили в форме женщины и подали к столу эксцентричного миллионера, радуя и сладкоежек, и сластолюбцев. Но вот Марго нащупала дно и попятилась к берегу, маня за собой Ворохова. Он сделал три спасительных шага, и она, засмеявшись, прыгнула в его протянутые руки.
Андрей вошел в нее стремительно и легко, как завоеватель, накопивший силы для штурма могучей твердыни и вдруг обнаруживший, что гарнизон уже открыл ворота.
Невероятно! На этот раз мир не перевернулся, не раскололся, не взорвался, как Сверхновая. Их тела не лизали жадные огненные языки, не заливала клокочущая лава, не засыпал горячим песком знойный африканский самум. Удивительный дар Марго, позволяющий ей обставить секс причудливыми декорациями зрительных и осязательных иллюзий, никак не проявлял себя.
Но этого и не требовалось. Они любили друг друга с таким исступлением, как будто хотели за считанные минуты повторить весь богатый эротический опыт человечества. Опыт, который юная раса приобрела сама и отразила потом в откровенных любовных трактатах. Сама, без помощи мудрых подсказчиков с иных светил, передавших однажды горстке избранных чудодейственный Дар!
Марго вновь запрокинулась назад. Ее лицо с тихим плеском погрузилось в воду. На поверхности остались лишь дразнящие полушария грудей, и почему-то именно это невероятно возбудило Ворохова, хотя тело подруги, покрытое, казалось, лишь волнистой сеткой жемчужных бликов, по-прежнему было перед ним как на ладони. Он хотел рывком притянуть к себе Марго, но она уже сама взметнулась ему навстречу, окатив солеными брызгами. Затем поднялась — так высоко, что ее сосок прочертил на его щеке влажную дорожку — и снова опустилась, заставив Андрея застонать от восторга.
Это повторилось еще несколько раз, и за каждое движение морской богини можно было отдать полжизни. Но еще не всю жизнь! Чего-то не хватало для полной гармонии. Самой малости, угадав которую, можно было сделать удовольствие беспредельным.
И Ворохов угадал! Нет, даже не так. Разве монета, чудом задержавшаяся на ребре, размышляет над тем, в какую сторону ей упасть? Все решают законы физики! Вот и Андрей не размышлял ни секунды — просто сделал шаг к берегу, другой, третий…
Тело Марго в его руках сразу налилось знакомой тяжестью, и лишь тогда Ворохов понял: вот оно! Легкая волна ластилась к нему, облизывая лодыжки, словно упрашивала вернуться в уютную, дарящую невесомость глубину. Но все было тщетно: властелин суши, как и его далекие предки много миллионов лет назад, предпочел иную стихию. Продолжая обвивать ногами Андрея, Марго опять потянулась вверх — насколько было возможно, чтобы они все еще оставались единой плотью. Затем со стоном скользнула обратно, и это оказалось прекрасно, просто неописуемо — совсем не то, что в воде. Ворохов чуть не взвыл от наслаждения. Марго опять застонала, забилась всем телом, как пойманная птица, с силой вонзила ногти ему в спину, куснула мочку уха, откинулась, снова прильнула, потом ее стон перешел в крик…
И вот тут, когда Андрей уже каждой своей клеточкой чувствовал приближение оргазма, началось неизбежное. Наверное, Марго пришлось проявить невероятную силу воли, чтобы так долго подавлять свой дар. Уж очень захотелось испытать чувства, не приправленные экстрасенсорикой, отведать, как экзотического блюда, земной любви — земной в прямом смысле слова. Но нельзя совершить невозможное — существовала грань, за которой она уже не могла себя сдерживать.
Мир стремительно искажался. Стройные пальмовые стволы затряслись, как в лихорадке, и пышные зеленые шапки облетали с них, словно воздушные головки одуванчиков. Солнце растеклось по небу, как проколотый яичный желток, а одинокое облако распалось на клочки растрепанной ваты. Затем откуда-то упала чудовищная тень. В мгновение ока она сгустилась, и остров накрыло огромным черным куполом. Он казался выкованным из несокрушимой брони, но в следующую секунду из зенита ударила ослепительная ветвистая молния и вспорола его со всех сторон, рассекая на тысячи осколков, длинных и острых, как лезвия. Еще секунду они висели в воздухе, потом бесшумно осыпались вниз, и над головой расцвел новый небесный свод — невозможный, фантастический, переливающийся сразу всеми красками, какие только могла изобрести искусница природа. Целый океан, принявший в себя воды множества радужных рек! Если Вуд можно было по праву назвать земным раем, то сейчас как будто приоткрылись двери рая небесного. Но только приоткрылись — на ничтожный миг. Затем яркий праздничный свет одной мощной волной излился на Ворохова, и вот тут-то его наконец сотряс оргазм, какого он не испытывал ни разу в жизни — даже в ту сумасшедшую ночь. Первую ночь с Марго…
Лучезарный солнечный желток, вновь целехонький, как ни в чем не бывало жарился на небесной сковородке. Однако теперь его разрезал на узкие ломтики перистый лист высоченной пальмы, так что глазам было не больно. Летать бы еще и летать, бездумно глядя вверх и слушая пение цикад, но Ворохов уже чувствовал себя Адамом, впервые познавшим стыд. Он нехотя поднялся, натянул плавки, отыскал сброшенную Марго влажную тряпочку, передал ее владелице и вновь растянулся на песке.
— Как ты думаешь, — спросил Андрей, — нас кто-нибудь видел?
Марго взяла его руку и положила себе на грудь.
— Парочка попугаев, — ответила она. — Да еще спутник-шпион, последняя разработка Клана. Он фотографировал наши забавы и немедленно передавал снимки Кириллу Ильичу. Тот раскладывал их перед собой и на радостях исполнял танец вокруг стола. Еще бы: буквально у него на глазах милуются два «кси», обещая дать долгожданное сверхгениальное потомство. Мечта селекционера!
Ворохов даже не улыбнулся.
— Между прочим, вполне достойная мечта. Не скажу, чтобы Кирилл Ильич был мне симпатичен… скорее, даже несимпатичен. Но он думает не о себе — заботится о продолжении рода. Да, Неведомский не хочет выпускать меня из рук, и я его хорошо понимаю. Однако нас притянуло друг к другу независимо от его воли. Если бы я был верующим, то сказал бы, что это благословение небес.
— Не усложняй. По-моему, все очень просто.
— Может быть. Вот только я сейчас думаю… Что стало бы с хрустальной мечтой Кирилла Ильича, если бы он увидел, как милуются не ДВА, а ДВЕ «кси»?
Марго приподняла голову.
— Ты это о чем?
— Отлично знаешь, — глухо ответил Ворохов.
— Ах да… Все не можешь забыть наши танцы-обжиманцы с Пэм… Слушай, чего я никогда терпеть не могла, так это оправдываться. Уже сто раз тебе говорила, что буду поступать так, как мне нравится. Если бы природа действительно одарила меня лесбийской любовью, я приняла бы этот дар не задумываясь. И никогда бы не терзалась, не дрожала от ужаса, представляя, как к этому отнесутся окружающие. Допускаю, что тебе было бы больно…
— Почему «бы»? Мне в самом деле было больно.
Марго накрыла пальцы Андрея своей ладонью.
— Ты… Ты меня любишь?
Ворохов сел — рывком, как заводной механизм, способный принимать только два положения.
— Да! Черт побери! — Он был готов разрыдаться, чего с ним не случалось уже давно, невероятно давно. — Да, да, да!
