Василий Головачев - Застава
Швырёв вкатил в гостиную столик на колёсиках, на котором стояли два кофейных прибора, орешки и солёные сухарики.
Кофе оказался вкусным, мягким, какой нравился Гордееву.
– Итак, тебе не нравится, что Юлий Тарасович…
– Начал ограничивать…
– Твои замыслы.
– Не мои лично – «Заставы». Я этого не понимаю.
– Новая метла по-новому метёт.
– Дело не в смене уровня подчинения. А началось всё с хроников. Мы-то чем не угодили Совету, охраняя их? Все попытки ксенотов отбить их у нас провалились.
– Не без помощи со стороны.
– С этой помощью надо ещё разбираться. Создаётся впечатление, что засады были устроены не без утечки информации о маршрутах хроников. Но, допустим, я выдаю нежелаемое за действительное, аналитики ещё не высказали своего мнения. Ты мне скажи, зачем хроникам дают абсолютно утилитарные задачи, разбазаривая их уникальный дар?
– Не кипятись, Иван, космос нам пока действительно недоступен, потому и сузились задачи. Сейчас важнее выявить порталы ксенотов, через которые они попадают на Землю и пересекают материки, как я – прихожую. Нам нужны их центры, базы, компьютерные сети, связь и так далее. Необходимо срочно выявить другие наши заводы, способные втихую изготавливать контрафакт. Идея Веселова столкнуть ксенотов лбами так, чтобы они начали грызню меж собой, весьма продуктивна, и если она сработает, а она уже начинает работать, по моим сведениям, мы переломим ситуацию с пастухами.
– Я понимаю и обеими руками «за». Но использовать хроников в прагматических целях как обычных оперативников – нонсенс! Это всё равно что колоть орехи их головами.
Швырёв понимающе усмехнулся.
– Колоть орехи никто их не заставит.
– Веселов заставит. Он уже запретил им бесцельно – по его мнению – ходить в прошлое, а тем более в будущее. Есть задание? Выполняйте!
– Откуда знаешь?
– От самих хроников, они не жалуются, но удивляются. А теперь вот он приказал свернуть экспедицию на Вилюе. Тоже с подачи Совета?
Швырёв затвердел лицом, занялся кофе, повертел в пальцах орешек.
– Когда он это озвучил?
– Сегодня днём.
– Мне об этом ничего не известно, поинтересуюсь. Что ещё тебя беспокоит?
Гордеев помолчал, формируя вопрос.
– Алексей, ты знаешь меня давно.
– Что за преамбулы? Восемнадцать лет.
– Я когда-нибудь панику поднимал?
– Не припомню. К чему клонишь?
– Тебе не кажется, что в Совете завёлся «крот»?
Швырёв нахмурился, аккуратно поставил чашку на столик.
– У тебя конкретные подозрения?
– У меня нет, но они появились у моего аналитика.
– Дэна? Хороший специалист, когда-нибудь я заберу его у тебя. Шучу, шучу. Но то, что ты говоришь, страшно, Петрович! Если в Совете завёлся «крот» ксенотов…
– Ну, не в Совете, а уровнем пониже, в эшелоне «Прикрытий», к примеру. Ведь не зря же появились джокеры? Знающие, кстати, о существовании не только системы «Триэн», но и «Заставы». Налицо утечка информации. Может, мы проверим? Васин сумеет это сделать незаметно.
Швырёв встал, укатил столик на кухню, вернулся.
– Я сам проверю, очень осторожно, не вмешивайся. Вашим контрразведчикам лучше на эти уровни не соваться.
– Тогда у меня всё. – Гордеев ударил ладонями по коленям, поднялся.
– Не торопись вешать ярлыки, – посоветовал комиссар «Триэн». – У меня есть мнение на этот счёт, однако отстаивать я его не буду.
– Почему?
– Потому что уверен, что оно правильное. Не верю я в «крота» в Совете, всё тогда пошло бы иначе. Но за то, что заострил на этом внимание, благодарю.
Гордеев пожал протянутую руку и вышел, почувствовав такое облегчение, будто с плеч свалилась гора.
9. Будущего-net
Ватшин позвонил утром, в начале десятого:
– Надо посоветоваться… – он спохватился: – Извини, не разбудил?
Уваров, собравшийся поучаствовать в утреннем кофепитии с сотрудниками на работе, засмеялся.
– Ты что такой встрёпанный с утра, как невыспавшийся воробей?
– Понимаешь… я много думал…
– Думать вредно.
– Не шути.
Уваров посерьёзнел.
– Приезжай ко мне вечером. А могу и я к тебе, если это удобно.
– До вечера далеко, да и лучше бы на нейтральной территории. Сможешь через час подъехать в какой-нибудь парк потише?
Уваров прикинул, сколько времени у него займёт на поездку туда и обратно по заткнутым пробками улицам. Можно было отказаться, сославшись на занятость, но тон Константина говорил о его внутренних переживаниях, и Уваров решил не отказывать писателю.
– Смогу, какой парк?
– Сокольники, Горького, Чистые Пруды, всё равно какой.
– Тогда давай в Серебряный Бор, он самый тихий сейчас. Найдёшь? Это в конце про…
– Приеду к одиннадцати. – Ватшин выключил телефон, не дослушав.
– …спекта Жукова, – закончил Уваров, озадаченный таким странным поведением писателя. Парнем он был славным, вежливым, открытым и никогда не пытался испугать собеседника или обидеть неосторожным словом.
На сборы и разговор с начальником лаборатории ушло пять минут. Дорога от института до Серебряного Бора заняла намного больше времени: МКАД и Третье кольцо хоть и двигались, спорадически замирая каждые три минуты, однако за час доехать до места встречи не удалось. К парку Уваров подъехал с получасовым опозданием, о чём заранее предупредил Ватшина.
– Ничего, я тоже буду чуть позже, – ответил Константин.
Джип пересёк мост через реку, доехал до конечной остановки троллейбуса № 20 и остановился у входа в парк.
Лет сто назад москвичи назвали Серебряным бором сосняк на правом берегу реки Москвы. Он тянулся от Троице-Лыкова и Крылатского до деревень Раздоры и Ромашково. По сосняку же назвали и посёлок, возникший в начале двадцатого века на левом берегу реки. Рядом с посёлком в той же излучине была сосновая роща, и данное название перекочевало и на неё, в то время как правобережный сосняк стал называться Серебряноборским лесничеством.
Потом излучину спрямили каналом для удобства судоходства, сэкономив время движения катеров по реке, и образовался Серебряноборский остров, почти полностью получивший статус памятника природы.
На его территории умещались два старых сосняка, молодые посадки сосны, разветвлённый залив Бездонка, старые же ивняки-ракитники, ольшаник, тростниковое болото, сырые и сухие луга, а также оголённые пески и посадки парка «Ветеран», постепенно отвоёвывающего площади острова и превращающего их в зоны отдыха и прогулок.
Уваров хорошо знал парк, потому что не раз отдыхал и даже загорал здесь на песчаных пляжах с семьёй.
С Ватшиным он встретился прямо на автомобильной стоянке: писателя тоже привезли сюда на джипе телохранители.
Старший двойки сопровождения Уварова, с подбритыми висками и квадратной физиономией, по фамилии Лоза (впрочем, это могла быть и кличка, Уваров не интересовался, но к этому парню все обращались так), запротестовал было, хмуро бросив, что надо было предупредить их о цели поездки, но Уваров отрезал резко:
– Надеюсь, я имею право на личную жизнь? Или вы хотите сопровождать меня и в туалет?
Телохранители переглянулись, но больше не вмешивались.
Уваров и Ватшин обнялись.
Писатель выглядел рассеянно-расстроенным, косился по сторонам и явно чего-то опасался.
– Куда пойдём?
– Я тут знаю одно укромное местечко, у протоки из Бездонки, бывал здесь раньше.
– Веди.
Они углубились в парк, не обращая внимания на телохранителей, построившихся после короткого совещания в некое подобие «брючного ремня с пряжкой», как выразился бы Солома: двое следовали впереди охраняемых, остальные топали по одному сзади.
Посетителей в парке было мало, из-за жары многие прятались в тень либо выбирались на берега водоёмов. Поэтому компания мужчин в количестве шести человек выглядела странновато, однако делать было нечего, Ватшин чего-то ждал, помня о подслушивающих устройствах, и заговорил, лишь когда они присели на травяной пригорочек в тени ракит, перед протокой с зеленоватой водой, скрытой от посторонних глаз ивняком и зарослями высоких трав.
Телохранители, оценив положение подопечных, укрылись за кустами и деревьями неподалёку.
– Что случилось? – не выдержал Уваров. – На тебе лица нет. Что за таинственность?
Константин ответил не сразу, заворожённый медленно текущей водой.
Мимо пролетела красивая оранжевая бабочка – большая лесная перламутровка, вильнула и неожиданно села на лоб Ватшина. Он дёрнулся, пытаясь схватить её за крылья, и бабочка улетела.
Уваров рассмеялся.
– Хорошо, что не оса.
– Да, – рассеянно согласился Ватшин, – хорошо… я в деревне родился, ностальгирую по родной природе, Москва не мой город.
– Ностальгия – это когда хочется вернуться, а некуда.
– Есть куда возвращаться, но ведь завязан теперь со всех сторон, все приятели в Москве. Иногда мне страшно хочется проснуться.
