Олег Шовкуненко - Оружейник. Книга 1. Тест на выживание
— Олесь предлагает идти до Двины. По ней на лодках и плотах спуститься до Витебска. А там нас встретят и помогут.
— На воде нам кентавры не страшны, — снизошел до объяснения лесник. — Воды они боятся.
— Не пойму я что-то, ты лесник или моряк? — поддел Скубу Леший. — За водные процедуры агитируешь во всю. А ты подумал, вдруг в этой самой воде водятся твари куда пострашнее кентавров?
— Люди с острова никогда ни о чем подобном не рассказывали, — Одноглазый отрицательно покачал головой.
— С острова? — мы с Загребельным переглянулись.
— Это и есть то самое место, куда Олесь предлагает идти, — пояснил Крайчек. — Плавучий остров, собранный из тридцати двух океанских кораблей. Он стоит на якорях недалеко от побережья Финляндии.
— Вот это новость! — я не смог удержаться от восклицания.
— Уж больно похоже на красивую легенду, — задумчиво протянул Загребельный.
— В Витебске я говорил с посланниками Железного острова, — уверенно объявил лесник. — Они приглашают к себе всех. На кораблях полно места. И среди них, кстати, один круизный лайнер и несколько паромов.
— Красивое, тихое, спокийнэ життя, — призывая всех прислушаться к его словам, Горобец поднял вверх палец и наставительно им помахал. — Там нет ни призраков, ни клятих кентавров.
— В тихом омуте черти водятся, — тихо произнес архитектор Хлебников.
— Мне тоже не нравится эта идея, — согласился Крайчек. — Во-первых, это бегство, самое настоящее бегство. Если мы уйдем с суши, то уже врядли на нее вернемся вновь. Твари просто не дадут нам вернуться. Во-вторых, корабли… У железа ведь тоже есть свой срок жизни. — Тут Томас ненадолго задумался, и было видно, что следующие слова дадутся ему нелегко. Так оно и вышло. — Но если другого выхода нет, чтобы спасти людей, я готов идти к морю.
— Мы поищем этот самый другой выход и причем сегодня же, — неожиданного громко заявил Загребельный. — На рассвете, до того как в городе появятся первые кентавры, у нас будет час-полтора. За это время попытаемся выяснить, что же все-таки произошло, почему кашалоты не атаковали Одинцово. Внимательно осмотрим место вчерашнего боя.
Тут Леший метнул на меня быстрый заговорщический взгляд, по которому сразу стало понятно, что он собирался действовать по подсказке нашего таинственного, неизвестно куда запропастившегося знакомого. Ведь именно Одноглазый со стены хитро улыбнулся и произнес: «Вы ребята в погонах частенько смотрите, да только нихрена не видите». Сейчас подполковник ФСБ был полон решимости опровергнуть клевету. Именно это подтвердили его следующие слова:
— Если кашалотам что-то помешало, то мы найдем это что-то. Найдем и превратим в свое оружие.
— А мы будем готуватися до эвакуации, — упрямо произнес Горобец.
— Так и поступим, — Крайчек подвел итог совещанию. — И удачи нам всем.
Глава 9
Утро нового дня выдалось холодное, сырое и пасмурное. Оно словно густая серая шпаклевка намазывалось на изувеченное тело мертвого города, ровняло, грунтовало его, превращая в единую сплошную массу из тумана, железа и бетона. Казалось через нее невозможно пройти, казалось придется обзавестись увесистыми кирками, сцепить зубы и долбить, долбить, долбить… Пробивать длинный, бесконечный туннель, в конце которого станет лишь немного светлее, но солнце… Нам ни за что не пробиться к солнцу!
Я удивился тому, как отличается мироощущение человека, находящегося внутри бронированной машины, от того, кто открыто стоит на улице погибшего города. Да что там говорить об ощущениях, кардинально меняется само восприятие. Теперь перед тобой не просто разруха и грязные обветшалые многоэтажки, теперь ты воочию лицезреешь мир, попавший под страшную власть чужих. И это совсем не известковые наплывы ветвятся по почерневшим от кислоты стенам домов. Это их гигантские увитые белыми жилами лапы вцепились в тела наших некогда уютных и мирных жилищ. Хапают, гребут, пытаются отнять у нас последнее, силятся разрушить саму память о человечестве. А туман… Это никакой не туман, это яд, выдыхаемый их смердящими глотками. Клубится, растекается по пустынным улицам. Напоминает, что чужие здесь, что они прячутся и только того и ждут, чтобы вонзить свои зубы в сладкое человеческое мясо… наше мясо.
От нахлынувших видений я почувствовал себя весьма и весьма не уютно, отчего покрепче перехватил автомат.
— Что случилось, Максим? — Леший оказался тут как тут, готовый в любую секунду открыть огонь. — Заметил чего?
— Нет, — я расслабился. — Нервы шалят.
Загребельный с укоризной покачал головой и скомандовал:
— Пошли. Нечего торчать на открытом месте.
Подполковник махнул рукой, указывая направление, и его люди цепью двинулись вперед. Они внимательно прочесывали всю улицу, каждый подъезд, каждую брошенную у обочины автомашину. Не заметить, оставить за спиной какую-нибудь хищную тварь, означало подвергнуть риску себя и своих товарищей.
В группе Лешего осталось всего шестнадцать человек. Мало, очень мало для разведки в нынешних чрезвычайно сложных условиях, когда окрестности поселка так и кишат полчищами наших врагов. Однако, несмотря на малочисленность своего отряда, Загребельный не пожелал взять с собой других, как он выразился «олухов». Сказал, что ему достаточно и одного — меня. Я не очень то и обиделся, олух он олух и есть. Мне никогда не сравниться в выучке и сноровке ни с одним из его людей.
— Что ж так тихо? — Андрей внимательно вглядывался в лежащие впереди кварталы. — Подозрительно тихо.
— Рано еще. Только-только светает. Туннели должно быть пока не открылись, — я вытянул из кармана пластиковую коробочку и поглядел на постепенно успокаивающуюся рамку. — Видишь, не вертится.
— Ты всему этому веришь? — подполковник метнул на меня быстрый испытывающий взгляд.
— Как, по-твоему, вот эта штуковина, — я подбросил на ладони подарок Одноглазого, — она существует или нет?
— Существует, — Загребельный не сдержал зевок, последствие бессонной ночи. — Пусть даже существует и человек, подаривший тебе ее. Но это еще ничего не значит. Никто не доказал, что его болтовня — правда.
— Вот я и тащусь с тобой, чтобы попытаться это проверить.
— Понятно, — кивнул подполковник и тут же приказал: — Бегом! Наши уже проверили улицу. Все чисто.
— Ни хрена тебе не понятно.
Я рванул вперед и, пробежав метров сорок, остановился под прикрытием бетонного фонарного столба. Хоть стрелять по мне никто не собирался, но все же старые привычки просто так не перешибешь. Леший вместе с группой прикрытия тут же меня догнали, легко так догнали.
— Ну, тогда объясни, — подполковник остановился рядом.
— В словах этого фантома со стены есть что-то правильное, то, чего я ждал… То, чего мы все ждали эти бесконечные жуткие годы.
— И чего же мы ждали?
— Победы, мира, спокойствия.
Леший не успел отреагировать на мои слова, так как впереди защелкали едва различимые хлопки. «Вал» со злостью выплевывал свои девятимиллиметровые пули. Выстрелов из другого оружия слышно не было, и это являлось хорошим знаком. Опасность оказалась невелика, столь невелика, что с ней покончили без мобилизации всей огневой мощи нашей группы, легко и почти бесшумно, так как и приказывал Леший.
Когда мы прибыли на место событий, то увидели довольно крупного падальщика. Своим внешним видом зверюга напоминала бесхвостую, изъеденную проказой крысу. Такие твари нападают крайне редко. В основном они предпочитают основательно разложившуюся мертвечину, в которой можно как следует изваляться, а затем впитывать вкусную гнилую жижу через свои глубокие темно-красные язвы. Мерзость! Я понимал людей Лешего. Даже если эта пакость и не представляла особой угрозы, то ее все равно стоило прикончить. Чтобы своим существованием не поганила наш мир.
Но Загребельный, больше для очистки совести, все же отчитал стрелка. И слабая попытка оправдаться: «Всего-то одна очередь… Бил наверняка, в голову…», — ничего не дала. Боец выгреб по полной. Патроны к «Валу» были на вес золота. А без бесшумного оружия, что за спецгруппа!
— Вот об этом-то я тебе и толковал, — сказал я подполковнику, когда мы двинулись дальше. — Людям нужна победа, победа над этими тварями, над безысходностью, над страхом, над злом, которое нас окружает. И она должна быть ни какая-то там временная мелкая и убогая, уездного, так сказать, масштаба, а настоящая всеобщая, полная и окончательная. Победа должна стать нашим знаменем, нашей верой, главной целью нашей жизни.
— Красиво говоришь, как по писаному. Тебе не оружейником, тебе замом по воспитательной работе служить или еще лучше в окружной газете…
Загребельный произнес это тихо и растянуто. Мои слова, конечно же, отложились в его мозгу, однако основные мысли командира разведгруппы были сейчас совсем о другом:
