Крис Кельм - Сердце Альтиндора. Дилогия (СИ)
Кошка фыркнула, и отвернула морду.
— Не хочешь разговаривать? Обижаешься? Понимаю, сам чуть было в неволю не попал. Но сейчас другой случай. Мне не нужен раб. Мне нужен друг. Давай дружить?
Я растянулся на траве, глядя на голубое небо. Дрожь постепенно стихала, сердцебиение и дыхание приходили в норму. Рядом со мной сидела пантера и, щурясь, испепеляла меня ненавидящим взглядом.
Окончательно оклемавшись, я уселся и протянул руку к своему питомцу.
— Ну, что, киска, пойдем ловить Хозяина леса?
Пантера оскалилась и глухо зарычала.
Я тут же отдернул руку.
— Ты чего?
Я поднялся на ноги.
Пантера тоже вскочила на лапы.
Мы стояли как в типичном вестерне, друг против друга, напряжены до предела, готовые в любую секунду к действию.
Я отважился на вторую попытку и снова, но на этот раз очень медленно, протянул к пантере руку. Она отстранилась, сделала шаг назад, а потом развернулась и в несколько прыжков оказалась у подножия холма.
— Эй, ты куда? Назад!
Она демонстративно перешла на шаг, гордо удаляясь в сторону леса, и вскоре скрылась в густых зарослях.
Н-да… Облом…
То ли амулет попался бракованный, то ли после Затмения он утратил свою силу. Впрочем, не совсем. Все-таки пантера меня не тронула, хотя и могла. И хотела.
И что теперь делать?
Я не знал. Кошка ушла, Хозяин леса был мне не по зубам, а Полика ждал моего возвращения с сердцем одного из них.
Неудачник…
Согласен.
Я спустился с холма и подошел к тому месту, где оставил свои вещи. Но ни сумки, ни лука, ни ножен там не оказалось. А из соседних кустов доносилось смачное чавканье, и легкий ветерок доносил чесночный запах колбасы.
Моей колбасы.
Это что еще за мурло позарилось на…
Додумать я не успел. Мне в шею вонзилось что-то острое. Я потянулся к ранке, и тут меня повело. Ноги в мгновение стали ватными, перед глазами поплыло, стало тяжело дышать. Я схватился за ворот, да так и рухнул плашмя на землю.
Последнее, что я увидел, была кучка перегноя, бросившаяся мне в лицо…
… Их было… много. Маленькие, ростом чуть больше метра, с пухлыми ручками, короткими ножками и округлыми брюшками. Поголовно лысые, с уродливыми, приплюснутыми и сморщенными мордашками. Верхней одеждой карликам служили накидки из шкур вроде пончо, подпоясанные простой веревкой. Штанов они не носили принципиально. Зато на ногах у них были сандалики из кусков кожи. Они ни секунды не стояли на месте и ни на мгновение не закрывали рты. Голоски у них были писклявые, противные, а речь — быстрая, похожая на бесконечное «Пи-пиу-ти-пу-ти-пати-пути-пу…» Так что не поймешь, о чем они говорили.
Ходлики, одним словом.
Я понял это, когда заметил большой костер, посреди поляны. Карлики ворошили дрова длинными ветками и нетерпеливо ждали, пока те перегорят и превратятся в угли. На которых они собирались запечь большую добычу…
Меня.
Пока я находился в отключке, они, несмотря на свой рост и телосложение, притащили меня в свою деревушку, состоявшую из полусотни шалашей, ютившихся под деревьями вокруг поляны. Раздели донага, даже бинты посрывали, сволочи. А какая-то зараза, содрав на пальце кожу, присвоила мой перстень. После чего меня связали и оставили лежать на плетеной циновке в тенечке.
Вырубили они меня при помощи духовой трубки, какую носил с собой всякий уважающий себя ходлик. Это была обычная бамбуковая палка длиной сантиметров тридцать, которая стреляла шестисантиметровыми шипами. Простое, но очень эффективное оружие, особенно, если шипы обработаны какой-то отравой, отключающей крупную добычу за пять-десять секунд. Когда я пришел в себя, долго не мог сообразить — кто я и где я. Кроме того, перед глазами плыло, а тело отказывалось подчиняться. Минут через десять стало легче, но слабость не отступала, картинка до сих пор была мутной, а мысли путаными.
Кроме трубок ходлики владели небольшими, но грозными топориками а-ля каменный томагавк. У некоторых были ножи — на вид изготовленные людьми. Впрочем, в селении много чего напоминало о людях: грязная одежда — зачастую рваная и испачканная кровью — была свалена в кучу под одним из деревьев; вилы, мотыги, серпы, цепа, деревянные ведра, глиняная посуда — все это было украдено или отнято у людей. Причем, большинству сельскохозяйственного инвентаря ходлики так и не нашли применения. Судя по всему, они тащили барахло по принципу — шобы було.
Возможно, жадность была основной чертой характера ходликов. Они и сейчас то и дело пытались что-нибудь стащить или отнять у зазевавшихся соплеменников. Отчего постоянно возникали ссоры, затевались драки. Малорослики мутузили друг друга не по-детски. Особенно удавались бои «все против одного» и «кто ударил меня в спину».
Пока ходлики развлекались, я тайком перетирал веревки на руках о случайно подвернувшуюся сухую палку с шершавой корой. Волоконные веревки были толстые, но непрочные. Я перетер их до половины, а потом попросту разорвал, разведя руки в стороны. И карлики, занятые сами собой, ничего не заметили.
Оставалось снять путы с ног — и я свободен.
Но голод — не тетка. А ходлики хотели жрать. После короткой дискуссии у костра, большинство решило, что ж а ра достаточно, и, пока четверо вбивали в землю рогатины, толпой направилось за мясом. Двое прихватили прочный шест, который собирались использовать в качестве вертела.
Они окружили меня со всех сторон и принялись о чем-то спорить. То ли решали, как меня лучше тащить до костра, то ли поступило предложение разделить тушку на части. Скорее второе, так как один из ходликов вытащил из-за пояса нож и тут же ткнул им меня в бок.
От боли меня выгнуло дугой, я заорал как раненый бизон, в мгновение ока схватил обидчика одной рукой за горло, сжал пальцы и стал трясти из стороны в сторону. Ходлик сдавленно верещал и пучил глаза, вцепившись крохотными ручками в мои пальцы. Кто-то из сородичей попытался прийти ему на помощь, но я извернулся и разбросал помощников связанными ногами. Они разлетелись по сторонам как мячики. Остальных я разогнал свободной рукой, в которой сжимал палку, избавившую меня от пут.
Мой обидчик начал синеть, когда я заметил выпавший из его руки нож.
То, что надо!
Я потянулся к нему, и почти достал, но тут в меня вонзилось сразу несколько обработанных зельем шипов. Пальцы, сжимавшие горло негодяя, разжались сами собой. Тело стало тяжелым, и я повалился навзничь. Прижимаясь щекой в земле, мутнеющим взглядом я некоторое время наблюдал за суетой на поляне. Вереща и размахивая руками, ходлики бросились врассыпную. Кто-то пытался спрятаться в шалаше, кто-то искал укрытие за деревом, но большинство бестолково бегало по поляне, размахивая руками над головой, падая, сшибая соплеменников.
А между ними металась большая черная тень, очень похожая на моего петьку…
Когда я пришел в себя в очередной раз, меня окружала непривычная тишина. И это при том, что ходлики, пожалуй, все до единого, находились на поляне. Но выглядели они… О-е, о-е… Меня чуть не вывернуло наизнанку. Ходликов было много, но ни одного целого. Разорванные, разодранные, выпотрошенные… Просто жуть.
Мой петька постарался на славу. Не дай Бог попасться ему под коготь. Жаль, опять ушел. Мы бы с ним вдвоем… Ну, да, ладно…
Стараясь не смотреть на грубую расчлененку, я выдернул из тела шипы, освободил ноги, кое-как поднялся и, шатаясь, принялся бродить по селению в поисках своих вещей. Штаны, подштанники и рубаху я нашел среди прочей одежды. Моя лежала поверх кучи, отыскать было легко. К счастью, раны подсохли, и бинтах я пока не нуждался. Доспех и пояс с Иглами обнаружился в одном из шалашей. Не ошибусь, если предположу, что сие жилище принадлежало вождю племени. Помимо моих вещей там нашлось немало примечательного: пара кривых йоланских кинжалов, копье, частично битый набор фарфоровой посуды, несколько пар новых сандалей, а главное — тугой кошель с местной валютой и мешочек поменьше — с горстью драгоценных камней.
В поисках своего оружия мне пришлось облазить всю деревню. Я нашел не только его, но и разбогател еще на полсотни имперских золотых. Так что блеск прочего хлама, который я в начале посчитал своей законной добычей, быстро померк на фоне звонкой монеты, и я решил его оставить, прихватив только кинжалы.
Последней я обнаружил свою сумку. Она была пуста. Что ж, это можно пережить.
А вот кольцо я так и не нашел, хотя не только обшарил каждый шалаш, но и, морщась от отвращения, обыскал все тела на поляне. Перстень исчез. Возможно, какой-то пронырливый ходлик стащил его тайком и припрятал в укромном месте.
