"Фантастика 2025-65". Компиляция. Книги 1-29 (СИ) - Свадьбин Виталий

Марья, которой не по чину теперь было ночевать на кухне, переселилась вместе со своим сундуком в комнатку рядом с кладовой. Я отдала ей ключи, порадовавшись, что сняла с себя еще одну заботу. Правда, забирать к себе чай и кофе нянька отказалась, дескать, «непорядок». Я удивилась:

— Они вообще на кухне в шкафу лежали, и ты не возмущалась.

— Так это было, когда мы с тобой вдвоем жили да с Дуняшей.

— И Петр, — напомнила я.

— Петя сперва болел, а после на кухню только поесть заходил, когда ты звала. Его забота — лошади да двор, до домашних дел он не касается и не касался, и все равно, кто дорогие припасы отмеряет. А сейчас сколько глаз да ушей кругом — все должно быть как подобает. Ты вспомни, барин-то, как сюда переехал, не торопился чай из сундука доставать. И ежели послушаешь ты меня, касаточка, то домашним слугам еще туда-сюда, а дворне чай вообще не по достоинству. За новым-то в город не наездишься.

— Так что же, людей пустой водой поить?

— Зачем пустой, касаточка? Яблок сушеных у нас с осени сколько осталось — взвара горячего на всех хватит. А ежели ты расщедришься да велишь кухарке туда меда и аниса добавить, все спасибо скажут. Смородина опять же листья пустила, малина, земляника, а там и вишневые можно будет надергать. Потом жара придет, квас поставим, мяту насобираем. А там и осень — шиповник, боярышник, те же яблоки: не все же ты велишь в городе продать, что-то и себе оставишь.

Парни, те же, что сделали мне парник, занялись малинником. Вскоре дикий лес — того и гляди медведь заведется — сменили аккуратные ряды молодых побегов. Вырезанные старые прутья я велела не отправлять в компост, куда сейчас уходили все отходы, а аккуратно сложить сушиться под навес.

— Зачем тебе они? На растопку? — полюбопытствовал Виктор.

— На копчение. Добавят тонкого фруктового аромата.

Муж покачал головой.

— Никогда не слышал, чтобы печь с подвешенным мясом топили какими-то особыми дровами.

— Вот потому ты и считаешь, что закоптить мясо — все равно что испортить, — хмыкнула я. — Смола хвойных деревьев придает дыму горечь, как и береза…

— Березовые дрова самые лучшие — горят долго и жарко.

— И при этом выделяют деготь. Когда он просто вылетает в трубу — ничего страшного, но если в той трубе висит копченое мясо…

Я не стала договаривать. Все же повезло мне, что папа — мой настоящий папа, а не Настенькин, о котором мне здесь приходилось отзываться как о «батюшке», — обожал и рыбалку, и охоту, и сам любил заготавливать добытое.

— Похоже, не зря ты запросила привилегию, — улыбнулся Виктор. — Печь скопировать любой может, но в такие тонкости поначалу никто не станет вдаваться.

Я ожидала, что следом услышу «откуда ты это знаешь?», но, похоже, муж сам опасался узнать ответ и потому больше вопросов не задавал.

Глава 30

Однажды меня разбудил осторожный стук в дверь спальни. Я приоткрыла один глаз, обнаружила, что солнце еще и не собиралось вставать, и снова уронила голову на подушку. Если бы случилось что-то по-настоящему серьезное, стучали бы не так.

— Вставай, касаточка, — донеслось из-за двери. — До света управиться надо.

— Что такое? — сонно заворочался рядом Виктор.

— Скотину в первый раз выгонять будем. Хорошо бы, чтобы и сама хозяйка была.

Я поцеловала мужа в колючую с утра щеку.

— Спи, про хозяина ничего не сказывали.

Он улыбнулся, притянул меня к губам и только после этого снова закрыл глаза.

На кухне уже пахло свежевыпеченным хлебом. Под чистым полотенцем остывали маленькие круглые караваи, каждый с налепленным сверху символом трехъязыкого пламени. Кухарка опасливо поглядывала на Марью, явно не решаясь возразить против того, что та заняла ее территорию.

— В этот раз я сама все сделала, но ты, барыня, запомни, чтобы, когда помру, ничего не упустить, — начала поучать меня нянька. — Хлеб в печь сажать надо до света. И соль на загнеток положить. Как хлеб готов будет, так и соль снимаем, пусть остывает. Этим скотинку кормить станем.

В дверях появилась Дуня с разноцветными лентами в руках.

— Вот, умница, — поприветствовала ее Марья. — А теперь, сделай милость, принеси мой праздничный передник. И барынин тоже.

— А зачем это все? — спросил Виктор. Как я и думала, он все же не выдержал любопытства и вышел из спальни.

— Ленты в хвосты да в гривы вплетем, от дурного глаза. А через передник скотинку прогнать надо. Чтобы, как я от дома не отхожу, так и скотинка не отбивалась.

Я заварила мужу чай на спиртовке: печь после того, как вынули хлебы, заново еще не растапливали.

— Теперь, барыня, полезай на крышу да кричи в печную трубу: «Дома ли скотинушка?»

— Зачем? — удивилась я.

— Чтобы скотина домой возвращалась.

— Так она в хлеву. Там кричать? — продолжала недоумевать я.

— В черных сенях и лошадки, и поросятки, а Петя за ними приглядывает.

— А мне, похоже, нужно за тобой приглядеть. — Виктор встал из-за стола.

К кухне уже была приставлена лестница. Виктор взобрался по ней, помог подняться мне и, поддерживая под локоть, подвел к печной трубе.

— Погоди. — Меня окутал сияющий кокон. Муж удовлетворенно кивнул. — Вот теперь можешь хоть голову в трубу засунуть. Только ненадолго.

— Дома ли скотинушка? — крикнула я, чувствуя себя ужасно глупо под веселым взглядом мужа.

— Дома, дома! — гулко донеслось снизу.

Когда я спустилась, во дворе уже собрались работники, и в устремленных на нас с князем взглядах мне почудилось одобрение.

Когда я вернулась в дом, кухарка уже закидывала в печь дрова, а Марья нарезала караваи, натирая каждый ломоть солью с загнетка.

— Сперва хлебушком покормим, потом через передники проведем, — приговаривала она. — Касаточка, не забудь свой рядом с моим постелить.

Когда мы вышли во двор, небо едва начало светлеть. Дуня несла блюдо с хлебом и ленты, я — оба передника, Марья — крынку с золой. Собравшиеся во дворе приложили ладонь к груди, потом ко рту и ко лбу. Я повторила священный жест.

Марья посыпала золой дорожку от черных сеней, постелила передники.

— Выпускайте лошадок, барыня.

Я открыла дверь. Звездочка вышла первой, настороженно повела ушами. За ней прошествовал Серко, а следом и Сивка. Марья взглядом указала мне на хлеб, я взяла ломоть, а потом и она. Протянула Сивке.

— Как хлеб без печи не живет, так и вы без дома не живите.

Я отдала хлеб Звездочке, повторяя за нянькой слова. Краем глаза заметила, как переглянулись собравшиеся во дворе. Виктор наблюдал за нами, прислонившись к стене дома. Когда наши взгляды встретились, он улыбнулся — и я увидела в его глазах восхищение.

Лошади переступили через передники. Женщины принялись вплетать ленты им в гривы. Я помогала, как умела. Марья вручила мне вербу:

— Хлещите да приговаривайте — как верба гибка да жива, так и скотинка чтоб здорова была.

После лошадей выпустили поросят. Им тоже полагался и хлеб, и привязанные на хвостики ленты. К моему удивлению, юркие поросята не сопротивлялись и стояли смирно, пока их не отпустили.

Нянька сотворила священный жест.

— Ну, ступайте.

Хлестнула, подгоняя, прутиком вербы каждую лошадку по очереди — совсем легонько, даже Серко только недовольно глянул на нее, но брыкаться не стал.

Мы провели животных на луг за дорогой. Травы там пока явно не хватало для полноценного выпаса, так что сегодняшний выгон был чисто символическим. Ничего, скоро все вокруг будет покрыто густой зеленью: весной природа меняется стремительно, каждый день приносит что-то новое.

— Вот и слава богам, — сказала Марья, прикладывая ладонь к груди, рту и лбу.

— Скоро вернутся, — заметил подошедший к нам Виктор. — Не хватит им пока корма.

— Ничего, главное — зиму пережили. — Марья забрала у меня передники. — Надо их выстирать, да запомни, касаточка: золу перед стиркой не выбивай, так и стирай как есть. И, когда с поля скотина придет, ленты сними да не выбрасывай, сохрани до следующего года.