Победив, заточи нож - Тюрин Виктор Иванович

Когда старый ревизор замолчал, мне показалось, что граф усмехнулся. По крайней мере, губы его дрогнули.

– Здесь все, что было в шкатулке? – наконец спросил меня граф.

– Да, ваше сиятельство.

– Шевалье, продолжайте.

Старший дознаватель потерял остатки своего грозного вида и теперь в его взгляде читалось не злое торжество, а растерянность, из чего можно было сделать вывод, что все идет не так, как он наметил. Мне даже показалось, что он прямо сейчас был готов закончить допрос и отпустить меня, как тут говорится, с богом. Но не мог.

– Клод Ватель! Ты заявил, что проник в дом Оливье де Мони вместе с Гийомом Жоссе. Это так?

– Да, ваша милость, но я не знал, что он Жоссе.

– Вы готовы встретиться с ним на суде?

– Да, ваша милость, – уверенно заявил я.

– Ваше сиятельство, вы разрешите свести Гийома Жоссе и Клода Вателя?

Граф бросил на меня внимательный взгляд, но я выдержал его, после чего тот повернулся к дознавателю, протянул ему лист и сказал:

– Только если вы господь бог.

Смысл сказанной фразы понял только я, но спустя несколько минут, прочитав бумагу, ее уяснил и Этьен де Карди. Он настолько растерялся, что спросил вслух:

– Как умер?

Несколько секунд царившей в кабинете тишины нарушил вопрос Дюваля:

– Я могу посмотреть на эту бумагу?

Когда он прочитал предсмертные показания Гийома Жоссе, то он единственный, кто отметил, казалось бы, несущественные детали, после чего сразу последовал вопрос:

– Ваше сиятельство, а вы читали отчет о месте преступления?

Граф вместо того, чтобы ответить, повернул голову к де Карди:

– Шевалье, отчет у вас?

– Да, ваше сиятельство. Вот он, возьмите.

Де Ла Валь быстро пробежал глазами бумаги, вытащил одну из них, и было видно, как он внимательно ее изучает, потом взял из рук Дюваля показания мертвеца и стал их сравнивать, после чего поднял на меня глаза и спросил:

– Ватель, ты ничего не забыл нам сказать?

– Извините меня, ваше сиятельство, но я рассказал вам все, как на духу. Клянусь святым Михаилом, я вам всю правду сказал.

– Ты меня не понял, Ватель. Вас с Гийомом Жоссе просил о чем-то Оливье де Мони?

– Ох! Я действительно забыл вам сказать, ваше сиятельство, – при этом я нарисовал смущение на своем лице и сделал вид, что только что вспомнил. – Оливье де Мони, перед тем как открыть нам место своего тайника, взял с нас с Гийомом клятву, что мы положим ему в руки перед смертью распятие и священную реликвию, которую он привез из своего паломничества в Сантьяго-де-Компостелу. Только в этом случае он откроет нам место своего тайника. Он еще сказал, что его распятие было освящено в Риме самим папой. Также он попросил, чтобы кто-то из нас прочел над ним молитвы. Я дал на это свое согласие, так как часть своей жизни провел в монастыре, неся вместе с остальными братьями все тяготы церковной службы, после чего предложил ему прочитать все положенные для этого случая молитвы. Мы поклялись на Библии, а после того, как Гийом вскрыл тайник, мы вернулись в спальню де Мони, и я отдал ему распятие и ковчежец. Как сейчас помню, в правой руке он держал крест, в левой зажал маленький ковчег со священной реликвией. Я знаю, что совершил большой грех и человек умер без покаяния, поэтому который день, утром и вечером, молю господа даровать мне прощение. Мне…

– Погоди! – оборвал меня уже граф, затем повернулся к дознавателю и неожиданно у него спросил: – Шевалье, где у вас бумага с перечнем похищенного у покойного?

Никогда не видел, чтобы человек так быстро побледнел. Де Карди, наконец, понял, что происходит, вот только было поздно, он, пытавшийся меня поймать, сам оказался в западне.

– Она… Здесь, ваше сиятельство. Была здесь, – бормоча, дознаватель стал копаться в кипе бумаг, лежащих перед ним.

Сейчас уже граф и Дюваль с удивлением смотрели на взволнованного Этьена де Карди, который неловко, трясущимися руками перебирал свои бумаги.

– Да что с вами такое, шевалье? – вдруг спросил его главный ревизор королевской комиссии, Жан Дюваль. – Вы не заболели? На вас лица нет.

– Нет. Все хорошо… Только я… бумагу не могу найти, – невнятно объяснил свое состояние испуганный дознаватель.

– Да вот же она! – воскликнул нетерпеливо граф, который пристально смотрел, как перебирает свои бумаги старший дознаватель. – Дайте ее мне!

Шевалье, наверное, стоя под виселицей, выглядел бы лучше, чем в этот момент. И я, и Дюваль прекрасно понимали, что сейчас происходит, только теперь пришла пора догадаться графу. Если шевалье беспрестанно вытирал пот со лба и шевелил губами, беззвучно читая молитву, при этом уставившись куда-то в пространство, то мы с Дювалем внимательно наблюдали за лицом читающего бумагу графа. Тот пробежал по листу глазами раза два, после чего медленно повернулся к вжавшему голову в плечи старшему дознавателю и тихо его спросил:

– Где священная реликвия? Где распятие, вырезанное из кости и инкрустированное золотом?

– Ваше сиятельство, клянусь святым Антонием, своим покровителем, я не знаю. Клянусь, правда, не знаю. Этих вещей не было в списках похищенного. Пусть меня поглотит геенна огненная, если я говорю неправду! Хотите, я дам прямо сейчас клятву на Библии! Пусть ее принесут! – в голосе шевалье были слышны истерические нотки, настолько он был испуган.

Граф нахмурился, затем медленно повернул голову ко мне и спросил:

– Как выглядит священная реликвия, которую ты вложил в руку хозяину дома?

– Ковчежец был совсем маленький, ваше сиятельство. Длиной с ладонь. Весь из серебра и запаян, а на его крышке была вырезана фраза на латыни Contra spem spero, – я тут же перевел им слова. – Без надежды надеюсь.

«Получи гранату, дознаватель! Теперь я весь из себя чистый и пушистый, а ты, сука, по уши сидишь в говне!»

В эти времена, когда вера в бога была всеобъемлюща, ограбление мертвеца являлось очень серьезным преступлением. Украдена священная реликвия, причем не просто так, а из рук покойника. Сам факт кражи – преступление, а в этом случае – жуткое святотатство, за которое церковь жестко карает. Правда в этом случае все зависело от графа. Зато лично я был очень доволен собой, так как мой план полностью удался. Стоило мне вспомнить, что против меня приготовили свидетеля (о котором на этом допросе почему-то не сказали ни слова), я покрутил в голове возможные варианты и выдвинул своего свидетеля. Я знал, что в тюрьме сидят три головореза в ожидании своего часа, так почему бы одному из них не стать моим свидетелем и не взять на себя почти всю вину. Используя связи Толстого Жерара, я нашел выход на тюрьму, где Гийому Жоссе предложили сделку: легкая смерть в обмен на показания, заверенные тюремным дознавателем. Ответным ударом по дознавателю должны были стать такие детали, как реликвия и распятие, так как, по словам Дюваля, покойника обнаружили уже без этих вещей. Украсть их мог кто угодно, но и в том числе подозрение падало на дознавателя из комиссии, которому сразу сообщили о смерти экс-лейтенанта, так как его дело перешло под контроль королевской комиссии. Именно поэтому сейчас бледнел и потел старший дознаватель шевалье Этьен де Карди. Правда мне его испуг показался чересчур сильным. Чего это он так беспокоится об одном из своих следователей?

– Если я правильно все понял, их украли? – спросил Дюваль у бледного, как простыня, дознавателя.

– Мы о них даже не слышали, – тихим, убитым голосом ответил старший дознаватель.

В комнате воцарилась мертвая тишина.

– Кто осматривал место и проводил допросы в доме убитого? – вдруг резко спросил граф у де Карди.

Шевалье снова втянул голову в плечи, словно его собирались ударить.

– Шевалье Жан де Круазак, ваша светлость, – сейчас в его голосе чувствовалась обреченность.

– Если не ошибаюсь, он ваш заместитель и родственник. Так, шевалье? – от слов графа веяло холодом.

– Да, ваше сиятельство, – окончательно поник лицом старший дознаватель.

Граф позвонил в колокольчик. По кабинету поплыл серебристый перезвон. Открылась дверь и за моей спиной раздался голос секретаря: