Закон контролера - Силлов Дмитрий Олегович "sillov"

– Уже прям стыдно! – рычал Шаман, поливая голову водой из фляги. – Второй раз в плен к этим красно-черным придуркам попадаем!

– Стыдно бежать с поля боя, – сказал я. – А если тебя застали врасплох, это значит просто не повезло. Я вот тоже в плен попал меньше суток назад, и ни хрена ужасного. Так, неприятный эпизод биографии, которых сколько уже было и сколько еще будет.

– Хомо дело говорит, – кивнул Шахх. – Кстати, видок у вас кислый. Да и нас со Снайпером потрепало неслабо. Предлагаю прям тут устроить привал. Пожрать, а потом поспать по очереди. Иначе обратно до Распутья Миров мы вряд ли доберемся.

– Годная идея, – одобрил я. – Не отключаем пока что КПК боргов, типа, у них очередной привал, при попытке базы выйти на связь с группой КПК уничтожаем. Но пока хипежа нет, расставляем пулеметы по периметру на случай нападения, хаваем, и вы, товарищи контролеры, идете отдыхать первыми. А мы с Шаххом караулим.

– Откуда информация насчет того, что мы контролеры? – хмуро поинтересовался Медведь. – И с какой это радости вы первыми караулите?

– Информация оттуда, куда вы меня послали, – сказал я. – А насчет отдыха по закону военного времени первым идет отдыхать тот, кто в худшей форме. Вы еще от снотворного не отошли, того и гляди вырубитесь. Потому сейчас мы с Шаххом лучшие сторожа, чем вы.

– Логично, – зевнул ктулху, растопырив щупла зонтиком и интеллигентно прикрыв пасть здоровенной когтистой лапищей. – Два часа вы дрыхнете, два мы – и можно выдвигаться. Думаю, мне двух часов хватит, чтоб набраться сил и провести вас через междумирье.

Кузнецы спорить не стали и, после того как мы обустроили лагерь, развели костер и поели консервов, немедленно завалились спать прямо на траве. Я на голой земле спать не люблю, опасаясь последствий для здоровья. Но у контролеров его по ходу была тонна на двоих – подложили под головы трофейные рюкзаки и немедленно отрубились, огласив окрестности богатырским храпом.

– Прям завидно, – сказал Шахх. – Я б если на сырой земле два часа поспал, хрен бы от ревматизма разогнулся.

– Аналогично, – отозвался я. – Я, пожалуй, вообще спать не буду – рюкзак у меня максимально облегченный и по весу, и по габаритам, так что ни спальника, ни даже коврика-пенки нет.

– А я и не собирался, – хмыкнул Шахх. – Сказал про то, что мы потом тоже спать будем, чисто чтоб они не возмущались. После удара электрошоком хомо обязательно поспать должен, если хочет через пространство напрямую пройти. Иначе нервная система просто выгорит, как плохая проводка под сильным напряжением. Сон в данном случае сработает как перезагрузка системы. Нам же с тобой достаточно просто пожрать и у костра посидеть. Вполне хватит для перехода. Старый коридор, по которому мы сюда прошли, еще не затянулся, так что обратно идти будет полегче.

– Ну и зашибись, – сказал я.

После умятой банки тушенки спать, конечно, хотелось катастрофически, но мой организм как советский солдат, сначала идет столько, сколько может, а потом столько, сколько надо, пока не вырубится от перенапряжения. По ощущениям, вроде бы на ходу я отключиться не должен, так что еще пошевелим нижними конечностями назло всем врагам.

– А все-таки хорошее это дело – победа, – сказал Шахх, лениво потягивая консервированную кровь из пакета и при этом косясь на трупы, которые мы сложили неподалеку. – Приятное ощущение жизни после нее наступает, когда понимаешь, что только что мог погибнуть, но выиграл бой и остался жив.

– Угу, – буркнул я.

По ходу, мутанта прибило пофилософствовать. Бывает такое на расслабоне после боя, частое явление. В эти моменты лучше собеседника не стебать и дать выговориться, какую бы пургу он ни мел. Нервное это, фиг ли, понимать надо. Раньше я думал, что такое только у людей бывает. Ан нет, оказывается, ктулху вон тоже, бывает, на нервяке прет языком почесать.

А Шахха несло дальше, под новый пакет с кровью.

– После такой переделки вкус жизни прям на языке ощущается. Настоящий, концентрированный. Вот ты мне скажи, хомо. Если б ты узнал, что прямо этой ночью уснешь – и больше не проснешься и что осталось тебе жить всего-то полдня. Что б ты сделал прямо сейчас?

– Принял снотворное, – сказал я. – Не люблю оттягивать неизбежное.

– Вот ты душнила-то, – скривился Шахх. – А я б, наверно, оттянулся на полную. Крови налакался от пуза, нашел бы самочку и любил ее все оставшиеся часы…

Правило «пурги» я, конечно, уважаю и всегда готов ее выслушать от боевого товарища с умным видом, согласно кивая в такт его бреду. Но когда он так жестко подставляется, не стебать его становится уже просто невыносимо…

– Если ты крови обожрешься так, что дышать будешь через раз, тебе будет не до самочек, – резонно заметил я. – Тем более что с раздутым пузом наперевес ты будешь смотреться так себе кавалером. Но если все-таки случится чудо и на тебя, пузатого, какая-то ктулхиня клюнет, то картина твоих грез в реальности будет весьма гротескная. Ты ее любишь, кровь в пузе булькает, само пузо мешает процессу…

– Тьфу, – сплюнул Шахх. – Что ты за хомо, а? Всю мечту испоганил. Я ж как бы в образном смысле.

– Я в образном не умею, – пожал я плечами. – Как мне картину нарисовали, так я ее и вижу.

– Понятно, – сказал ктулху. – Фиг знает, как ты там в своем КПК книжки пишешь без воображения – мне кузнецы рассказывали, что ты кучу мемуаров накатал.

– А мне воображение без надобности, – сказал я. – Что вижу, то и пишу.

– Ладно, замнем для ясности, – буркнул вроде как слегка обидевшийся Шахх. – А то еще напишешь свою мерзость про любовь ктулху с набитым брюхом, а кто-нибудь прочитает и сблюет ненароком от твоего творчества.

– По-моему, ты выдаешь желаемое за действительное, – усмехнулся я. – Людям нравится реализм без финтифлюшек и выдуманных соплей. Чтоб как в жизни.

– Ясно, – фыркнул ктулху. – Про искусство, чувства и любовь – это не к тебе.

И, выбросив пустой пакет, потянулся за следующим.

Ну, что ж, жор, как и философствования, после хорошей битвы – это нормально. Если у бойца после пережитого не фляга свистит паровозом, а прибило на покушать и потреньдеть о высоком, это намного лучше, чем если он слезы по грязной роже размазывает или, и того хуже, – пытается застрелиться. Я вот, например, подумал и тоже за второй банкой тушенки потянулся. Если все не сожру, кузнецы проснутся и заточат то, что останется, всяко продукт не пропадет.

Пока я съел треть банки, Шахх допил последний пакет консервированной крови и выкинул его с заметным отвращением.

– Душа просит натурального продукта? – осведомился я.

– А ты, как я погляжу, догадливый, – проворчал мутант.

– Так не сдерживай себя, – посоветовал я. – Пока натурпродукт еще теплый.

– Ну, я, типа, решил завязать с людопитием, – замялся ктулху. – Теперь вот на говяжью консервированную перешел…

– Кузнецы не одобряют – как ты сказал? Людопитие? – предположил я.

– И это тоже, – продолжал мяться Шахх. – Типа, разумный и говорящий мутант – это уже почти человек, а есть, в смысле пить, представителей своего вида – преступление…

– Преступление идти против своей природы, – злорадно заметил я. – Только тупые мутанты связывают себя неудобными и непрактичными условностями, хотя ты вроде не из таких – можно сказать, исключение, подтверждающее правило. Жить вообще нужно в удовольствие. И если удовольствия от жизни нет, то зачем вообще жить?

– Как-то это эгоистично прозвучало, не? – неуверенно попытался отбрехаться Шахх. Но сейчас уже меня перло на философию, которая, как известно, штука заразная.

– Ты сейчас пытаешься обобщенными понятиями отгородиться от собственных желаний, – сказал я. – Когда тебя кто-то обвиняет в эгоизме, это значит, он возмущен тем фактом, что ты любишь себя больше, чем его. Не переживай, кузнецам я ничего не скажу, а твое чавканье за своим храпом они точно не услышат.

– Учти, что ты искуситель и сбиватель с истинного пути, – сказал ктулху, довольно резво поднимаясь с места. – И в том, что сейчас произойдет, виноват только ты.