Вадим Шарапов - Командир Особого взода
Ласс опередил Нефедова, собравшегося для прыжка. Он рванулся вперед размытым силуэтом и обхватил труп руками и ногами, прижался к нему, стиснув намертво. Майсельхас взвизгнул режуще. И изо всех сил ударил альва ногтями в подставленную спину, которая мешала ему добраться до своей груди. Ласа выгнуло назад, изо рта плеснула струя яркой крови, но хватку он не ослабил, только лицо искривилось от страшной боли.
— Тэ-эллэс![10] — высоким голосом крикнул он, захлебываясь.
Нефедов схватил финку, проклиная себя за то, что отдал Конюхову дедовский кинжал. Обычное лезвие плоть майсельхаса взять не могло.
Подвальное оконце штаба лопнуло, стеклянные брызги разлетелись по комнате. Две черных тени метнулись к мертвецу, и остро наточенное костяное лезвие с сияющей на нем резьбой ли'рраат антоля[11] свистнуло в воздухе, отрубая ему руку в плече. Визг неупокоенного был страшен, но нападавших это не остановило — отшвырнув Нефедова в сторону, второй тоже взмахнул клинком, и другая рука майсельхаса стукнула об пол, ногтями оставаясь в спине Ласса.
Это были Тар'наль и Аррэль, альвы Особого взвода.
Майсельхас начал распадаться. Миг — и из-под треснувшей кожи, точно отвратительный фарш, потекло содержимое. Кости, мясо и скрученная бумага, чернеющая, тлеющая на глазах. Мертвец-оружие превратился в невыносимо воняющую груду гниющей плоти. Ласс упал на пол и замер. Теперь, когда в его ранах уже не торчали ногти, кровь потекла сильным ровным ручьем. Но Тар'наль и Аррэль склонились над раненым, и вот уже ручей превратился в тонкую струйку, а потом совсем иссяк. Белое лицо Ласса не дрогнуло.
Цепляясь за опрокинутый стол, Степан Нефедов поднялся. Он посмотрел на генерала Иванцова, который тряс головой, пытаясь прийти в себя от ударного заклятья.
— Товарищ генерал… вы в порядке? — и, не дожидаясь ответа, шагнул к Ласу, упал на колени рядом с ним.
— Он как? Живой? Ну? Что?! — старшина спрашивал, а руки его тряслись сильнее и сильнее. В комнату, чуть не вышибив дверь, влетел Санька Конюхов, но Степан на него и не взглянул.
— Теперь он сам решит, быть ему живым или нет, — бесстрастно сказал Аррэль, и второй альв кивнул молча, соглашаясь.
— К черту! — Нефедов отмахнулся.
Потом он сел на пол, положил ладонь на лоб побратиму. Альвы стояли рядом — ни вздоха, ни слова.
— Ласс. Не умирать, слышишь? Умирать нельзя. Война закончилась, — сказал он тихо, почти шепотом, — понимаешь, какое дело?
И вдруг заорал во весь голос, заметив, что веки раненого чуть дрогнули.
— Не умирать! Понял! Ты же мне клялся! На крови, на кости, на железе! Кланом и родом! Жизнью и смертью! Землей и небом клялся! Я твой Старший, слышишь! Я приказываю! Не смей умирать!
20. Дхармапала[12]
— Приказать тебе не могу. Сам понимаешь. Могу только просить. Ты эти места лучше всех знаешь.
— Не надо. Когда?
— Сегодня ночью.
— Идти одному?
— Одному. Двоих прикрыть не получится. У них там, кроме волчьих ям, еще и маги, сам понимаешь. Но тропу мы тебе пробьем.
— Ясно. Разрешите идти готовиться?
— Погоди. Документы сдай, награды…
— Наград не ношу. Книжка вот. Да не первый раз, все как надо сделаю.
— Знаю. Иди. Нет, погоди, Степан.
Полковник Иванцов крепко стиснул твердую ладонь. Положил руку на плечо старшины, хотел что-то сказать, но осекся — развернул Нефедова, легонько подтолкнул в спину. «Иди».
Дождался, пока тот вышел, сам сел за стол, поставил локти на разложенную карту. Кулаками подпер виски и закрыл глаза.
Степан Нефедов сидел на чурбачке, смолил, щурясь от едкого дыма, папиросу и неспешно выстругивал что-то ножом из дощечки. Мелкий дождь моросил, покрывая выцветшую гимнастерку темными крапинками, но старшина внимания на это не обращал — прицеливался к светлой деревяшке, чертил финкой, срезал тонкую, витую стружку. Кто-то прошел рядом, встал перед ним, угловатая тень накрыла Нефедова с головой.
— Отскочи, Чугай, — не поднимая глаз, буркнул старшина, продолжая резать, — свет застишь. Батя стекольщиком был?
— Папаша у меня всю жизнь печником работал, — Чугай опустился на траву рядом, крякнул, примащиваясь огромным телом. Потом и вовсе лег, заложил ручищи за голову, стал смотреть в небо.
— Сказать что-то хотел? — Нефедов закончил вырезать два плоских острых колышка и теперь кончиком лезвия царапал на них какие-то значки. Чугай промолчал. Степан наконец поглядел на него усмешливо, покатал в зубах мокрый мундштук окурка, выплюнул под сапоги.
— Я говорю — сказать чего хотел, или так, на тучки небесные полюбоваться пришел?
— Ну… — начал тот неохотно. Потрещал костяшками пальцев, потом протянул дальше:
— В общем, ребята прислали. Спрашивают, что такое намечается. Вы же у начальства были, товарищ старшина?
— Вань, а Вань? Ты с каких пор меня на «Вы» стал величать? — Степан дунул на колышки, спрятал их за голенище, а финку сунул в брезентовые ножны. — Начальства рядом вроде нету.
— Степан Матвеич, — Чугай повернулся на бок, оперся на локоть, — не темни. Ясно же, что ты собрался куда-то. Почему один? А мы?
— А вы остаетесь. Потому что это приказ. И куда и зачем я иду — знать не нужно, даже вам.
— Зря ты так, Степан Матвеич…
— Мне виднее. Ты лучше вот что сделай. Ботинки мои старые найди. Я их вчера сдуру выбросить решил, выставил из землянки в кучу валежника. В сапогах не пойду, обносить не успел; а ботинки, хоть и латаные, зато по ноге растоптаны.
— Нашел башмачника… — пробормотал Чугай, но тут же подскочил, ухнул, стряхнул с маскхалата щепки и травинки. — Все остальное готово, или еще чего нужно?
— Нужно. Еще нужен гвоздь кованый, его у Саньки Конюхова возьми. Остальное готово. За старшего останется опять же Конюхов. Ухожу в ночь.
— Понятное дело…
Чугай ушел, а Степан сгорбился на чурбачке, закурил новую папиросу и долго, невидящим взглядом следил как дождевые капли кропят блестящие голенища новых сапог.
* * *— Он справится? — требовательно спросил человек в шинели внакидку, стоя спиной к чуть слышно потрескивающей керосинке.
— Только он и справится, — ответил полковник Иванцов. Лицо его было серым от недосыпа, покрасневшие глаза, которые полковник непрерывно тер широкой костистой ладонью, чтоб разогнать усталость, глубоко запали в глазницах.
— Почему вы так считаете? — человек в шинели стоял, укрытый тенью, и Иванцов не видел его лица, только силуэт в ореоле света.
— Почему так считаете? — повторил человек. — Есть же спецчасти, диверсанты, разведгруппы в конце-концов… А вы настаиваете на посылке одного человека, да еще из Охотников. Это, конечно, профессионалы, но они чистильщики, у них совершенно другая обязанность.
— Я знаю, — перебил полковник, — но все-таки продолжаю считать, что лучше Нефедова никого нет. Во-первых, он знает эти места не по топокартам, у него отсюда родом дед. Во-вторых, он… скажем так… воспитан не только людьми.
— Альвы? — быстро переспросил собеседник. — Интересно…
— Да, альвы. Он прошел такую жестокую школу, которую нам с вами и представить-то трудно. Раз пообещав, он не остановится. Во-вторых, он практически невосприимчив, иммунен к действию Боевых Слов. И наконец, — Иванцов прищурился и все-таки сумел разглядеть лицо в сгустке теней, ответить на пристальный взгляд своим, не отводя глаз, — наконец, он проверен со всех сторон, и прошлые грехи, за которые он ответил, приказано считать забытыми. Или у вас есть сомнения?
Тишину нарушил голос человека в шинели.
— Нет. Сомнений у меня нет.
— Тогда ставьте задачу.
— Хорошо, — немного помедлив, согласился человек, — задача такая. По нашим сведениям, в этом районе, где немцы развернули мощную оборонительную сеть, их поддерживают не только собственные боевые маги, хотя и без них никак — но и местный, очень сильный колдун.
— Один колдун? — хмыкнул Иванцов.
— Один, — кивнул головой собеседник, — но не из последних. Достаточно сказать, что в наведенную им сеть угодили две группы, заброшенные с воздуха. Естественно, с целью ликвидации. Пойми, Иванцов, — человек оперся на стол, шинель соскользнула у него с плеч и упала на пол, но он даже не заметил, — он нам как кость в горле, этот чертов колдун! Времени нет, мы не можем задействовать еще одну группу. А твой Нефедов, буду говорить честно, приходится ему дальним родственником по матери.
— Это что же… Значит, вы с самого начала знали, что пойдет Нефедов? — глухо спросил полковник.
— Знал, не знал… — собеседник Иванцова махнул рукой. — Не в этом дело. А дело в том, что Степан может на него как-то повлиять. Поговорить или еще что… В общем, сделать так, чтоб колдун работал на нас. Если это не получится — тогда уничтожить. Ликвидировать.
