Александр Лидин - Льды Ктулху
— Естественно.
— Хорошо, тогда после того, как закончите сборы, возвращайтесь сюда. К тому времени мы приготовим необходимые бумаги. Остальные все оставшееся время должны, отложив все дела, максимально содействовать сборам экспедиции.
* * *Василий взял потертый блокнот из рук Григория Арсеньевича.
— Ознакомься, — посоветовал барон. — Хотя я лично не нашел там ничего интересного и важного. Штейнер был прав: записки ни о чем, обрывающиеся на самом интересном.
Василий повертел в руках блокнот, потом взглянул на командирские часы, с которыми никогда не расставался. Время уже перевалило далеко за полночь.
— Может, не стоит. Если там нет ничего важного… Завтра нам предстоит тяжелый денек, и я предпочел бы выспаться, чем пару часов изучать бессмысленные каракули. Может быть, вы в трех словах обрисуете, что я должен знать?
— Да, узнаю деревенского паренька Ваську, — хмыкнул Григорий Арсеньевич. — Что ж… В трех словах, конечно не получится, но… В общем… спустились они на верхние уровни лабиринта, подозревая, что где-то внизу сокрыт город. В отличие от немецкого подземного лабиринта, этот был в древние времена явно обитаем. Метровый культурный слой, всяких «следов» хоть пруд пруди. Для господина Троицкого непаханое поле… Все разбросано в беспорядке, словно жители покидали свои жилища в спешке… Побродили по этому лабиринту наши предшественники, потом нашли несколько коридоров, которые, судя по архитектуре Базы-211, должны вести вниз, только все они были запечатаны снаружи, причем печати с эзотерической символикой. Осьминоги и прочее.
— Как на амулете Катерины?
— Видимо, да. Зарисовок и фотографий не прилагается, но по описаниям похоже. Ну, недолго думая, рванули они один проход, спустились ниже. Все то же самое. Утром недосчитались нескольких человек. Сначала решили, что тварь какая выползла из-под земли, ими отобедала… Но следы и часовые говорили об обратном. Выходило так, что несколько человек, в том числе и начальник экспедиции, среди ночи поднялись и спустились в колодец, ведущий на нижние уровни. Куда они ушли, неизвестно… Тогда замначальника этого отряда оставил основную часть снаряжения, плюс эту записную книжку, в базовом лагере и с оставшимися людьми отправился следом за своим командиром…
— Странная история. Как вы думаете, может, колдовские печати сдерживали какое-то чудовище?
— Возможно… — неопределенно протянул барон. — Только тут возникает вопрос, что чудовище делало глубоко подо льдом много тысяч лет, чем питалось и…
— Морской змей… Если нижние коридоры как-то связаны с морем, то он…
— То его заметили бы много раньше. К тому же никаких следов змея не обнаружено. Нет, люди спустились под землю сами. Вот только понять, какова была наживка, заманившая их туда, и что охраняли эти печати.
— Завтра выясним…
— Ох, не нравится мне это, — заметил барон. — А особенно не нравится присутствие фашистов, так что, что бы там господин Штейнер не вещал, боеприпасов бери по максимуму. Неизвестно, с кем или с чем мы столкнемся под землей.
— Да, я еще хотел спросить о Катерине…
— Она пойдет с нами, точно так же, как комиссар. Только не надо пугать их жуткими рассказами.
— Но зачем нам брать их с собой? Там же опасно. Я вообще не понимаю, зачем Катерину притащили сюда?
— Ты еще спроси, зачем я спас ее от расстрела. Нет, по-твоему, было бы лучше, если бы ее перемолола большевистская мясорубка.
— Но если она виновна?
— В чем? В том, что папа и мама у нее не лапотные крестьяне?.. К тому же, боюсь, она замешана во все это много больше, чем нам может казаться. Знаешь, Василек, есть такая вещь как предчувствие. Так вот, мне кажется, что она не просто нужна нам, а необходима, правда, хоть убей, не могу сказать, откуда это ощущение. Или все дело в сновидениях… Кстати, ты видишь сны?
Василий хотел было рассказать о странном зале и гигантской фигуре, но почему-то не решился. Словно невидимая рука запечатала его уста, не давая вымолвить ни слова.
— А я вижу… — продолжал барон, не заметив колебаний своего собеседника, — и знаешь, чем я больше обо всем этом думаю, тем меньше мне нравится вся эта археологическая затея.
Глава 8
БАНДА БАТЬКИ ГРИГОРИЯ
[1921]
В лесу, когда мы пьяны шорохом
Листвы и запахом полян,
Шесть тонких гильз с бездымным порохом
Кладет он молча в барабан.
— Стой! Кто идет? — Василий вскинул винтовку наперевес, нацелившись на кусты.
— Может, медведь? — предположил Петро, прячущийся за толстым дубом по другую сторону тропы.
— Ты еще слона приплети, — фыркнул Василий и потом, повернувшись в стороны кустов, добавил. — А ну вылазь, а то как пальну!
— А выйду, не стрельнешь? — голос был хриплым, стариковским.
— Ты выйди, а там глянем, что за птица.
— Ты винтовочку-то опусти, а то шибко боязно.
— Я-то опущу, а ты по мне из обреза пальнешь. Вылазь давай, а то мое рабоче-крестьянское терпение кончается! — рявкнул Василий.
С треском зашевелились кусты, и на тропинку вышел мужичок в длиннополой рубахе, подпоясанной веревкой. Из-под рубахи торчали темные штаны, заправленные в высокие кирзовые сапоги. На плече незнакомца висела котомка, а в высоко поднятых руках и в самом деле был обрез. Из-за низко надвинутого картуза торчал нос картошкой и бесформенная рыжая борода.
— Ты стрелялку-то брось! — рявкнул Василий, вновь тряхнув винтовкой. — Ты бросай, бросай… А то смотри, я нервный. Враз пальну!
Мужичок выпустил из рук обрез, и тот упал в траву.
— Вот так-то лучше, — с облегчением вздохнул Василий. — Ты чей будешь?
— Ты пароль, пароль у него спроси… — посоветовал Петро, высовываясь из-за дуба.
— Дурень ты, Петро! — пытаясь придать своему голосу солидность, объявил Василий. Хоть Петро был на год старше, а политически неразвит. Не было у него необходимого любому красному бойцу чутья, которое с первого взгляда позволяло выявить врага мирового пролетариата. — Откуда этому пароль знать? Видишь, не из наших он.
— Почем знать. На лбу у него не написано.
— А так не видно?
— Ладно, — махнул рукой Василий и снова повернулся к мужичку. — Кто таков?
— Прохор я, Цветков, из Заречья, — ответил мужичок. — Руки-то опустить можно?
Василий задумался.
— Можно, — наконец согласился он. — И что ты делаешь тут в лесу с обрезом, Прохор Цветков?
— Да я вот… — замялся он.
— Ты правду говори! — гаркнул Василий, подражая своему другу и учителю Григорию Арсеньевичу.
— Я… я… — замялся мужичок, а потом, словно кинувшись в омут с головой, выпалил разом. — Я из Освободительной армии батьки Григория.
— Вижу, что не из Рождественского монастыря…
— Если он бандит, то к стенке его, — встрял Петро.
— Я… я… я этот самый… прибежчик… — пролепетал мужик, не сводя взгляда с трехлинейки Василия.
— Перебежчик…
— О… оно самое… я это… передумал и к красным хочу…
— Мало ли чего ты хочешь, — задумался Василий. Нет, с одной стороны, если этот Прохор бандит, то надо было бы кончить его прямо тут, на месте, по законам военного времени. Тем более, что к бандитам у Василия был собственный счет. С того самого дня, как погибли его брат и мать, он почти каждую ночь видел кошмары… С другой стороны, притащи он этого «прибежчика» в отряд, начштаба порадуется. Может, наконец удастся бандитов накрыть. А то бесчинствуют они уже больше года… — А знаешь, где банда сейчас?
— Знаю, — кивнул мужичок. — Я вам банду, а вы меня — домой. Договорились.
— Не-а, — отрезал Василий. — Не о чем мне с тобой договариваться. Да и негоже. Вот отведу тебя к начштаба товарищу Окуневу. Он у нас страсть как бандитов любит… Вот пусть он и решает, то ли по законам военного времени тебя сразу к стенке ставить, то ли чуть опосля… Петро, обрез подбери! И на посту оставайся до смены караула. А я этого в штаб отведу и вернусь. Добро?
— Добро, — с неохотой отозвался напарник.
— И смотри, не спи, мух не лови…
— Угу, — еще более угрюмым голосом отозвался Петро. Вдвоем-то на посту было тяжко. А одному…
Тем временем Василий, выйдя на тропу, связал руки мужичка его же собственным ремнем, после чего они направились в сторону деревни.
— А пока мы тут шагаем, ты вот мне скажи, много у батьки Григория сабель? — задал вопрос Василий, решив даром времени не терять.
— Сколько есть — все его.
— Э… Прохор… Ты же сказал, что ты перебежчик. Значит, теперь ты на нашей стороне должен быть, а посему должен честно на вопросы отвечать.
— Я на своей стороне, — огрызнулся Прохор. — Если б на вашей был, вы бы мне руки крутить не стали.
