Сергей Волков - Чингисхан. Книга 3. Солдаты неудачи
Увидев кипу белых войлоков, на которых возлежал владыка монголов, сановники бросились на землю и уткнулись лицами в ладони. Пятый пленник, одетый в неброский синий кафтан, молодой человек, почти юноша, чье лицо украшала короткая бородка, тоже опустился на колени и поклонился Чингисхану, но сделал это не спеша, с подчеркнутым достоинством.
- Ты! — толстый палец Потрясателя Вселенной указал на молодого человека. — Подойди!
Нукеры тут же подхватили чиновника под мышки и подтащили к войлочному трону.
- Подними голову! — рыкнул Чингисхан. — Я хочу говорить с тобой.
Послушно посмотрев в глаза завоевателю, молодой человек не выдержал и отвел взгляд.
- Боишься, — удовлетворенно произнес Чингисхан и засмеялся. — Все вы, цзинь, меня боитесь.
- Да будет угодно повелителю услышать правду? — тихо, но твердо спросил чиновник.
- Какую еще правду?
- Я — не цзинь, хотя и состоял на службе у императора. По рождению я — кидань.
- Вот как? Кидани оказали нам хорошую услугу, укусив руку Алтан-хана, которую лизали много лет. Как тебя зовут?
- Елюй Чу-сай, если угодно господину.
- Что ты умеешь делать?
- Я изучал труды Конфуция и даосских мудрецов, — ответил пленник. — Кроме того, я знаю грамоту и счет, умею подсчитывать налоговые сборы, и обучен государственному управлению…
Чингисхан тяжело засопел, сел, широко расставив толстые ноги, обутые в мягкие кожаные сапоги.
- Что проку в этих умениях?
- Если господину угодно, я отвечу, — все так же тихо произнес кидань. — Мало завоевать новые земли. Ими нужно управлять, чтобы они приносили доход, чтобы новые подданные жили в мире и благополучии.
- В мире… — пробормотал владыка монголов, закатив глаза. — В мире… Хм… И что же, ты сможешь научить меня этому?
- Я — лишь ничтожный сухой лист, принесенный ветрами перемен к твоим ногам, господин. Чему может научить лист?
Твоя армия совершила невозможное — сокрушила империю Цзинь. Не тебе у меня, а мне надобно учиться у тебя.
- Ха, — лицо Чингисхана расплылось в довольной улыбке. — Что ж, кидань, не иначе как само Вечное Синее небо послало тебя мне. Кто твой отец?
Этот вопрос, обычный для монголов, заставил молодого человека побледнеть. Но, переборов замешательство, он ответил:
- Его звали Ила Люй, он был чиновником по особым поручениям при дворе императора, мой господин и учитель.
- И что же за поручения выполнял этот человек? — незамедлительно спросил Чингисхан.
- Он… Он ездил в монгольские степи… Там его знали под именем… Звездочет.
Молодой кидань умолк. Потрясатель Вселенной закрыл лицо ладонями. В тишине, наполнившей юрту, стало слышно, как потрескивают фитили масляных ламп да украдкой ворочаются на полу у входа четверо цзиньских сановников.
- Звездочет, — тихо произнес наконец сквозь пальцы Чингисхан. — Вот как сплелся ковер судьбы…
Отняв руки, он грозно взглянул на Елюй Чу-сая.
- Ты знаешь, что натворил твой отец?
- Знаю, господин мой и учитель.
- И ты не боишься говорить мне об этом?
- Нет.
- Почему?
- Наша жизнь — всего лишь краткий миг между двумя пределами великого ничто. Из ничего я вышел, в ничто и отправлюсь, чтобы возродиться для новой жизни.
- Не торопись, — со значением сказал Чингисхан. — Раз так угодно Тенгри, ты послужишь мне, ученый человек Елюй Чу-сай. Назначаю тебя моим советником.
- Милость учителя не знает границ, — кидань низко поклонился.
- А остальных… — Потрясатель Вселенной зыркнул на коленопреклоненных сановников и резко чиркнул себя большим пальцем по шее. — К праотцам!
Понимаю — это последняя попытка коня вернуть меня на истинный, в его понимании, путь. Он показал мне, как мой предок стал слугой и советником Чингисхана. Но я — не Елюй Чу-сай. И я не стану прислуживать тому, кто пролил реки крови в прошлом и наверняка не меньше прольет в будущем. Хватит, я наелся этого всего досыта. Осталось совсем чуть- чуть, и кошмар закончится.
…Верхушки сосен я замечаю случайно. Темно-зеленые облака хвои, прошитые медными жилками ветвей, они качаются над тростниковыми метелками, вселяя в мое сердце надежду. Сосны растут на песке, предпочитая сухие, возвышенные места. Значит, через несколько минут я смогу выбраться на твердь земную и отдохнуть.
Тяжелый рюкзак давит на плечи. Одежда промокла насквозь. В довершение всех бед пасмурное небо разразилось дождем, и теперь вода повсюду — и сверху, и снизу.
Ворочаясь, как медведь в малиннике, выбираюсь из тростников и вижу песчаный берег. Он в пяти шагах от меня. Сосны высятся чуть подальше. Серые небеса надо мной неожиданно прорезает ослепительно-белая полоса. Мощный рев заставляет меня пригнуться. Рев усиливается. Я задираю голову и вижу над сосняком сияющее пятно, окруженное языками пламени.
Секунду спустя пятно трансформируется в гигантский яйцеобразный аппарат, опускающийся вниз на огненных столбах. Поднимается сильный горячий ветер. Он вздымает в воздух песок, гнет сосны, укладывает на воду тростник. Я, все также по колено в воде, поднимаю руку, чтобы прикрыть глаза. И тут пламя гаснет, рев смолкает. Стальное яйцо раскалывается на четыре отливающие сталью дольки, которые еще в воздухе претерпевают удивительные изменения. Гладкие поверхности прорезают тонкие линии, каждая долька начинает дробиться, мелкие сегменты двигаются, срастаются, вытягиваются или, наоборот, утолщаются, и вот уже в нижней части долек я вижу по две опоры, а по бокам — нечто напоминающее огромные руки. Четыре человекообразные металлические фигуры, не меньше пяти метров в высоту каждая, мягко опускаются на песок. Их руки-манипуляторы заканчиваются устрашающего вида стволами, а из открывшихся на головогруди люков появляются зловещие острые головки ракет.
«Надо сваливать!», — запоздало думаю я.
Бежать и в самом деле поздно — вооруженные до зубов боевые шагающие машины, роботы, или чем там являются эти монстры? — находятся совсем близко. То есть они меня видят. Чувствуют. Осязают локаторами. И немедленно берут на прицел.
Такое вот будущее…
Один из четырех гигантов, издавая металлический шелест, начинает двигаться в мою сторону. Остальные занимают позиции на берегу.
— Черт! — машинально произношу я и поднимаю руки, показывая, что не имею никаких дурных намерений.
А что еще остается делать?
От холода и волнения у меня зуб на зуб не попадает. Монстр подходит совсем близко. Он нависает надо мной, как Голиаф над Давидом. Вот только у Давида была смертоносная праща, а у меня — только пистолет Нефедова. Он годится лишь на то, чтобы застрелиться.
Гигант останавливается. Надо что-то делать.
- Я пришел с миром! — кричу изо всех сил и поднимаю руки выше, мол, смотрите, у меня ничего нет.
Неожиданно выпуклые сегменты брони на груди монстра раздвигаются, и я вижу внутри человека. Настоящего человека будущего. Он облачен в серый комбинезон, перехваченный в нескольких местах металлическими полосками; на голове — шлем с прозрачным забралом.
Воспринимаю все увиденное спокойно. Похоже, я просто разучился удивляться.
С тонким скрипом на песок ложится пандус и человек спускается, покидая свою боевую машину. Я рассматриваю его лицо, худощавое, усталое, с тонкими, плотно сжатыми губами. Глубоко посаженные глаза смотрят на меня с интересом, но в них я замечаю еще что-то… Удивление? Недоумение? Да, пожалуй, именно недоумение, словно хозяин стального титана не ожидал меня встретить.
Или ожидал, но не меня?
Он делает шаг, другой, поднимает забрало и негромко спрашивает:
- С кем имею честь?
Спрашивает по-русски!
Замечаю у него на груди, там, где сердце, белый кружок, а в нем греческую букву β.
- Артем Новиков, — отвечаю, как во время представления на соревнованиях, и добавляю зачем-то: — Город Казань, Советский Союз.
Человек улыбается, приветливо машет рукой — выходи, мол, чего стоять в воде. Опускаю руки, выбираюсь на берег, сбрасываю мокрый рюкзак.
- Меня зовут Иван Ильич, товарищ Артем, — говорит человек. — Я так понимаю, вы — посланник?
- Т-товарищ? — у меня в голове творится черт знает что.
- Ну, естественно, — он продолжает улыбаться, хотя улыбка становится какой-то резиновой, ненастоящей.
- Вы давно в пути? — интересуется Иван Ильич, внимательно разглядывая меня.
- Очень давно, — искренне отвечаю я.
- Быть может, поднимемся на борт, — он кивает куда-то вверх. — Отдохнете, пройдете курс восстановления…
- Увы, — развожу руками, — дел много.
- Да, дела, дела… — туманно произносит Иван Ильич. — А почему он сам не пришел?
Кто такой «он» — я, конечно же, не знаю. И чтобы не попасть впросак, неопределенно пожимаю плечами.
- Но у вас есть что-то для меня? — опять очень неопределенно спрашивает он.
